-Просто Твати.
Музей потряс воображение обеих. В нем хранились экспонаты еще сарганской эпохи. Оружие. Карти-ны. Древние манускрипты. Посуда. Ювелирные изделия. Игрушки.
У стенда с игрушками мастер древности остановился.
-Смотрите! На содержимое этого стенда стоит обратить внимание!
В самом деле, великий резчик по дереву создал эти игрушки! Твати, с трудом отрывая взгляд от очеред-ного чуда, переводила его на следующее.
Рвущийся в небо дракон разворачивал крылья. Слон с позолоченными бивнями мчался в бой, на его спине высилась башенка с тремя стрелками. Неведомый мастер придал им даже выражения лиц. Орел па-рил в небе, светились его глаза. Старец играл на лютне, подняв слепые глаза к небу, дрожала струна, с ко-торой только что сорвался тонкий палец музыканта. Суровый воин в черном плаще и черной кольчуге стоял, устало опершись на сверкающий клинок. Медововолосая девушка в черном платье плела венок. Бил копытом могучий черный конь...
-Ой! Лошадка! — по-детски восхитилась Мавеле.
Мастер древности открыл стенд.
-Хочешь поиграть?
-Хочу!
Твати попыталась его остановить.
-Эти игрушки, наверное, очень старинные и очень ценные! Стоит ли?..
-Стоит! — прервал ее хранитель музея. — Игрушки умирают, если в них не играют дети. Играй, малень-кая жрица.
Он повернулся к Твати и продолжил: "Вы правы: эти игрушки действительно старинные. Их резал мастер игрушек, пришедший в наш мир две тысячи лет назад вместе с Савраной. Девятеро их было, учеников Мудрого. Закаленные воины, но усталые и израненные, пришли они со своим учителем, высоким седоволосым человеком с удивительными, льдистыми, сияющими глазами, в глубине которых таились ярость и нечеловеческая усталость. И что-то еще... Звали его — Саврана. По-моему, это было не настоящее его имя. Он был совсем молод, как нам показалось тогда. Однако он прожил у нас около тысячи лет и не состарился даже на год. Он был молчалив и необщителен, но рядом с ним мы стано-вились лучше, мудрее, добрее...
Первый его ученик был так страшен, что люди теряли сознание, видя его. Даже воины, еще быв-шие в те времена в Та-Сете. Он-то и стал впоследствии мастером игрушек. Сначала он полвека прожил отшельником в пеще-ре — не мог и не хотел видеть людей. Потом его нашли дети. Они подглядывали за ним, а он резал им игруш-ки и оставлял у входа в пещеру. И это стало его профессией на долгие века.
Однажды его спросили:
-Аргор! Ты — гениальный резчик и скульптор! Почему ты не хочешь попро-бовать настоящее дело?
-Четыре тысячелетия я сражался, — ответил он. — Одно только мое имя наводило страх на целые страны. При моем появлении на полях сражений целые армии бросали оружие и обращались в бегство! Сорок веков отдал я разрушению. А теперь я занят самым созидательным из дел: доставляю детям радость.
Все они были людьми. Бессмертными людьми. Странно звучит? Они учили, творили, просто жили. А потом ушли. Ушли в бой. В иной, неизвестный нам мир. И впервые увидели мы улыбку на лице Савраны, обычно суровом... Он шел освобождать из плена своего учителя. Нашего учителя. Наргола.
А вот этого коня Аргор вырезал перед уходом.
Если бы знал он, наводивший ужас на свой родной мир, известный там, как Король-мертвец, Король-призрак, властитель Минас Моргула, Повелитель назгулов, что люди будут плакать, провожая его в бой..."
Речь мастера древности прервал вскрик Мавеле. Оба обернулись к ней и ахнули: черный конь в руках девочки развернул черные крылья и встал на дыбы.
-Что это? — кричала перепуганная Мавеле.
-Все в порядке, досточтимая, — успокоил ее черный жрец. — Ты столь же талантлива, как и мастер, со-творивший этого коня. Он сотворил коня, а ты подарила ему крылья. Возьми его, Мавеле. Он твой. Играй. Игрушки умирают, если в них не играют дети. Аргор бы одобрил. И Мастер храма не осудит меня за этот дар.
Мастер древности переводил взгляд с Твати на Мавеле, молчал, думал. И, наконец, решился.
-Выслушайте меня, Прошедшая Врата храма Анны! Вы знаете выражение — Кэннэн Гэлиэ?
-Нет, мастер древностей.
-Тогда пойдем. Вы должны кое-что узнать.
И жрец привел их в главный зал храма, подошел к алтарю и снял с него небольшой томик, перепле-тенный черной кожей.
-Эту книгу записывали ученики Савраны. Для себя — не для нас. Но они научили нас своим языкам, и мы можем ее читать. Я прошу вас, досточтимая Мавеле и Прошедшая Врата Твати, не разглашать сию тайну никому. В книге — история Арты, родного мира Савраны, Кхамула, Аргора, Дэнны и других, в книге — многое. Когда-то спросили Кхамула, почему Саврана никогда не улыбается? И ответил Кхамул, что ко-гда-то повелитель не смог спасти своих учеников. Вы, Прошедшая Врата — опытный и умелый воин! Вы поймете, что должен чувствовать он, учивший сражаться целый народ еще до самой первой войны в Арте, но так и не сумевший научить их проливать кровь, видя их гибель и не имея сил их спасти!
-Целый народ? — ужаснулась Мавеле.
-Да! Ибо Наргол, творивший Арту, был одним из многих. И заспорил Он с братьями своими о том, что есть благо, что есть вред для Арты! И остался в одиночестве Учитель. И решил Он тогда, что будет творить на благо Арты сам, что искусством своим и учеников своих докажет Он правоту свою братьям. И предложил Учитель первым людям Арты помощь и дружбу. И те, кто принял Его дружбу, назвались Элле-ри Ахэ — народ тьмы. Ибо во Тьме рождается Свет, Тьма дарует отдых — уставшим, покой — измученным, мудрость — сомневающимся, вдохновение — творящим. И стали они детьми Его, учениками Его, народом Его. И сын Его — Саврана — был с ними, став их братом, другом, советчиком. Бессмертными они были тогда, но учил Он, что смерть не есть конец всего, она — лишь начало пути. И каждому дарован его собственный Дар, его собственный талант. И посему каждый вправе выбрать свой Путь и принять знаком этого Пути звездное имя. Кэннэн Гэлиэ.
Мастер древностей умолк, провел рукой по лицу и продолжил, сжав кулаки:
-Но ошибался Учитель: не желали честного спора сестры и братья Его. Видя правоту Его, видя красо-ту Его творений, опасаясь силы и искусства учеников Его, задумали они уничтожить Эллери Ахэ. Ибо всему учил Наргол своих учеников: понимать и любить землю, видеть душу растений, камней, воды и воздуха, творить из металла, дерева, камня и льна красоту, читать в минувшем и провидеть грядущее, слышать песни мира и записывать их... Только искусству убивать и разрушать не учил их Наргол. Ибо никто не мог помыслить в ту пору, что меч станет мерилом истины, никто не мог помыслить, что можно убить только за то, что твой собеседник с тобой не согласен. Эллери Ахэ больше нет. И ужасна была их гибель. Но Память нельзя сра-зить мечом, нельзя предать огню. Вы, избравшие Путь, хотите ли вы принять его, и звездное имя вместе с ним? Тогда положите руку на Черную книгу.
Бестрепетно протянула руку маленькая Мавеле и положила ее на черный переплет. И, вздрогнув, по-вторила ее жест Твати. И что-то мучительно-горькое, исполненное тяжелой тоски, поднималось в ее душе. И силилась Твати что-то вспомнить, что-то важное, самое важное в жизни, за что и умереть не жалко! Слово?... Имя?... Нет... Не вспомнить.
А жрец своим посохом ударил в гонг. Мягкий звон прокатился по храму. В зал начали собираться жрецы, ученики, воины Знания...
-Кэннэн Гэлиэ! — объявил мастер древностей.
Впервые под солнцем этого мира звучала древняя формула Кэннэн Гэлиэ:
-Я, Твати, принимаю Путь Видящей и Помнящей, и знаком Пути, во имя Мира, который буду хранить, и Эа, принимаю имя — Иэллэ, Ирис.
И торжественно ответил Мастер храма:
-Перед звездами Эа и этой землей ныне имя тебе — Иэллэ. Путь твой избран — да станет так.
Шагнула вперед Мавеле. Помешкала мгновение, опустив голову... А потом резко вскинула ее, блеснули двумя звездами ее глаза... И под сводами зала раскатился звонкий ее голос:
-Я, Мавеле, принимаю Путь Истинно Любящей, и знаком Пути, во имя Радуги Миров, которую буду хранить, и Эа, принимаю имя — Мэлкорэ, Любящая Мир.
И снова повторил Мастер храма:
-Перед звездами Эа и этой землей ныне имя тебе — Мэлкорэ. Путь твой избран — да станет так.
Казалось, что светлее стало в зале, освещенном лишь факелами. Улыбками светились лица присутст-вующих. Добрыми улыбками, радостными! Ученики, окружив Иэллэ и Мэлкорэ, повели их в торжествен-ный зал, где накрывались столы для пира. Играла незнакомая и непривычная, но прекрасная музыка, певцы пели песни, и впервые за два десятка лет Иэллэ чувствовала себя счастливой. И мастер памяти все-таки вытащил Мэлкорэ на танец. Тоже незнакомый, плавный... Танец для двоих. Танец-диалог. И о многом сказали друг другу они языком движения и жеста. И Рэтрик, сидевший рядом с Иэллэ, одобрительно кив-нул ей, указав на Мэлкорэ, взял за руку, да так и забыл отпустить.
-Примете ли Ученицу, Прошедшая Врата? — негромко спросил Мастер храма у Иэллэ.
-Приму, если подойдет. А кто она? Почему культ Наргола, избрав ученицу, отказался ее учить? И, кстати! Разве двери храмов Наргола не закрыты для женщин?
-Пока закрыты! Но мы их откроем, как только сбудется пророчество... Что же касается второго твоего вопроса, то... — Мастер усмехнулся, — у нас ей нечему учиться, это точно!
-А какое пророчество, если не секрет?
-Вот это! — и с этими словами Мастер храма встал, подошел к одному из столов и вернулся уже не один. Спутник его стряхнул капюшон черного плаща.
Рассыпались по плечам жемчужно-серебристые волосы, распахнулись огромные зеленовато-прозрач-ные глаза...
-Элхэ! Вот ты и пришла, — просто сказала Иэллэ.
Две женщины обнялись.
Черные жрецы вокруг долго гадали — что же так потрясло Мастера их храма?
Когда Иэллэ, Мэлкорэ и Элхэ уходили, Мастер храма попросил, прощаясь:
-Приходите! Так радостно не видеть ужаса в глазах людей! Мы так ждем вас! Всегда будем ждать! Особенно мастер памяти...
Новая ученица
Из черного храма Рэтрик вернулся прямо к себе. А Иэллэ, Элхэ и Мэлкорэ отправились домой. Иэллэ по дороге ломала голову, зачем Элхэ понадобилось учиться у нее? Наконец, она не вытерпела.
-Элхэ? Зачем?
-Учиться любить, Прошедшая Врата.
Иэллэ поморщилась.
-Прекрати. Какая я тебе Прошедшая Врата, скажи на милость? Тебе, родившейся на заре Арты? И ка-кой это любви тебя, столько раз умиравшую за любовь, могу научить я, смертная? Которой тридцать во-семь лет от роду?
Элхэ побледнела.
-Не сердись, Иэллэ. Пожалуйста! Мне жаль, что я тебе говорю это, но у тебя — тридцати восьмилетней — были дети, внук, сейчас живут правнуки. И проживут долго, поверь мне! А у меня, родившейся тридцать тысяч лет назад, детей не было! Так есть — чему мне учиться? Ты несколько лет была счастлива! Я — никогда. Ты забываешь, файа, что я — не человек. Я — эллерэ. А эльфы кое-чем отличаются от людей. Учи меня, Иэллэ. Учи быть счастливой, учи делать счастливым его, учи рожать и воспитывать детей, учи провожать их в бой (если придется), как человеческие женщины, учи оплакивать их и мстить потом, как волчицы... Учи меня, Иэллэ.
Иэллэ вместо ответа обняла Элхэ.
-Ну! Долго вы там? — закричала Мэлкорэ, чуть не топая ногами от нетерпения. — Встали, как две пальмы, посередь дороги и обнимаются! Этак я и за месяц домой не добреду!
Элхэ уперла руки в боки, расставила ноги пошире, голову выставила вперед и выпятила челюсть.
-Это как вы, досточтимая жрица, со старшими разговариваете?
-Кто это тут старшие? — нахально возразила недавняя Мавеле.
-Кое-кто старше саном! — спокойно разъяснила Элхэ. — И обе мы — возрастом. Кто в три раза старше, а кто и в три тысячи раз.
-Во сколько? — ошеломленно переспросила Мэлкорэ.
-Во столько! — отрезала Элхэ.
А Иэллэ — почитаемая всем Та-Сетом Прошедшая Врата культа Анны, в недавнем прошлом прослав-ленный командир восьмой бригады легкой конницы армии Сопротивления, седоволосая женщина средних лет — лежала на до-роге, дрыгая ногами от хохота. Очень уж смешную позу приняла Элхэ в целях пущей убедительности!
Но дошли они быстро. Мэлкорэ устроила конкурс — кто кого перебегает. Как ни смешно, первой вы-дохлась сама Мэлкорэ, хоть и происходила из племени лучших бегунов Та-Сета.
Обиделась она страшно! Надулась и отказалась разговаривать.
Элхэ, уже ночью, разъяснила юной жрице, что эльфы почти не устают. Она могла бежать хоть до са-мого храма. А у Иэллэ такой опыт беготни по лесам, что у Мавеле не было ни одного шанса. Кстати, Элхэ, единственная на весь Та-Сет, не приняла звездное имя Мэлкорэ, и называла ее Мавеле. Впрочем, Мавеле не возражала....
Едва войдя в храмовые ворота, Иэллэ обнаружила, что за две недели ее отсутствия атмосфера в храме разительно изменилась: всюду царило волнение, близкое к панике. Девушки бродили по храму и двору, не замечая света белого. Поймав одну из подопечных, Иэллэ встряхнула ее и спросила:
-Что у вас творится?
Девица подняла безумные глаза на Прошедшую Врата, и зашептала бессвязно:
-Ой, там!... Там такое!... Она пришла...
-Что "там"? Кто пришла? — рявкнула Иэллэ прямо в лицо девушке.
-Ой, мамочки! Она! Там! Ой, Прошедшая Врата! Защити! Она там!
Иэллэ хлестнула девушку по лицу.
-Приди в себя, курица! И говори толком!
Истерика моментально сменилась изумлением, затем смущением, и, наконец, полным унынием. Зато теперь ученица смогла связно кое-что объяснить.
-Прошедшая Врата! У нас гостья, ищущая ученичества.
-Ну и что? Это и есть причина всеобщей паники?
-Так она же... Она...
-Ладно, — сдалась Иэллэ. — Сама разберусь. Где она сейчас?
-В реке...
-То есть, как, в реке?
-Так ведь, Прошедшая Врата! Она пришла еще утром. И сказала что подождет в реке...
-А вы не догадались ее позвать? — рассердилась Иэллэ.
-Мы боимся!
Иэллэ посчитала до десяти, чтобы успокоиться, повернулась и пошла обратно к воротам. Выйдя из ворот, она взглянула на недальний речной берег и никого там не обнаружила.
Пожав плечами, Иэллэ позвала на всякий случай:
-Ты где, ищущая ученичества? Иди сюда!
Из воды вышла девушка.
Сказать, что она была красива — ничего не сказать! Совсем ничего! Иэллэ даже представить себе не могла, что такая красота вообще возможна! Ну прямо взгляд не оторвать...
И, в то же время, гостья напоминала Иэллэ ее саму — восемнадцатилетнюю Твати. И еще кого-то очень знакомого... Кого?
Девушка подошла, отвесила поклон, пожалуй чрезмерный, и прошептала:
-Примите меня, пожалуйста, Прошедшая Врата! Если вы меня не примете — я не вернусь домой.
-Почему я могу не принять тебя?
-Я — себекет.
-Я вижу. Это все? Тогда пойдем. Представлю тебя ученицам и жрицам.
Войдя в ворота, Иэллэ обернулась к гостье.
-Как зовут-то тебя? Совсем забыла спросить...
-Минис.
-Красивое имя! Царское! — улыбнулась Иэллэ.
И тут взгляд Прошедшей Врата упал на татуировку, украшавшую шею девушки (на шее себеки та-туировали знаки рода). И у нее подкосились ноги. Опершись на посох, Иэллэ с трудом выдавила вопрос:
