— Ах, так?! — Немедленно взревел я. — Тогда доложи, дворовая скотина, что прибыли по важному делу граф Рисс ар-Штосс, майорат феода ар-Штосс, последний из рода Черных Лисов! И граф-эг Керит Валуа, законный наследник майората Валуа! Пошевеливайся, мерзавец!
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — Моментально потерял всю свою наглость лакей, на цырлах пятясь вглубь парка. Через пять шагов он развернулся и дунул во всю прыть, докладывать хозяину о неожиданных гостях. С челядью иначе говорить нельзя, они признают только барственный тон.
— Вы сошли с ума, Ли-ис, — тихонечко просветил меня Керит. — Какой из вас граф? Какой из меня наследник? Какое у нас еще важное дело? Вы только что погубили нас. Посмотрите, все смотрят...
Действительно. Гомон, который издавала целая толпа дворян и их слуг, пытающихся на узком пятачке пристроить свои кареты и лошадей, спорящих, ругающихся, звенящих шпагами, что твои петухи, пытающихся выстроить ровную очередь для прохождения в ворота, а для этого выяснить, что важнее — кто прибыл первым или чей род старше, подозрительно затихал. Взгляды скрещивались на нас, но, по счастью, пока превалирующей эмоцией в них было недоумение.
— Уважаемый... Граф, — обратился ко мне один почтенный господин с несерьезной придворной шпажкой, в темно-зеленом камзоле с позументами. — Вы соизволили сделать сейчас очень важное и смелое заявление. Последний граф ар-Штосс пропал несколько лет назад, говорят, что его видели в балагане комедиантов. Таким образом, если это правда, он автоматически лишается своего титула. Вы намерены заявить, что вы и есть тот самый? — Он бросил косой взгляд на линхельван за моей спиной.
Но мне было уже море по колено. Только что, вот сию минуту, я понял, как можно с пользой потратить ту колоссальную сумму, которую заимел благодаря Наместнику. У Менестреля ее с собой быть никак не может. Зато у благородного графа, желающего подтвердить свой титул и вернуть родовой феод — запросто!
— Да, я — тот самый граф ар-Штосс! Я был вынужден долгие годы скрываться под личиной Черного Менестреля, так как у меня были могущественные недруги. Но сейчас, когда старое время ушло, и наступила новая эпоха, я пришел, чтобы вернуть себе былое. Пользуясь правом последнего сына рода! Пользуясь правом милости к прямому потомку того, кто отдал свою жизнь за нашего короля как на поле боя, так и на... Обеденном столе!!!
Окружающие издали полуобморочный "Ах!". В нашем обществе не принято вспоминать тех, кто пал жертвой голодных прошлых лет. Слишком страшно. Слишком дико...
— И я уверен, что наша мудрая и великодушная королева подпишет прошение мое, а также возьмет под свою защиту незаконно преследуемого наследника рода графов Валуа, волею Судьбы связавшего свою долю изгнанника с моей долей комедианта!
— Вот это, Ли-ис, вы сказали зря... — Тихонечко прошептал Керит. Общество, не решаясь гомонить, молча смотрело на нас. Со стороны усадьбы тяжелой поступью шел хозяин празднества, а по совместительству Высочайшим Королевским Словом Посредник между дворянством и правящим монархом.
Мы склонили головы перед ним, грозным, могущественным и по-своему великим.
— Вот тот, кто называет себя графом ар-Штоссом, — шепнул на ухо барону почтительно следующий по пятам лакей, одарив меня скользкой улыбочкой. Барон не отреагировал даже кивком в его сторону. Его взгляд был устремлен на вашего покорного слугу, мимолетом досталось и Кериту...
Цепкие глаза сторожевого пса осмотрели меня с головы до ног, прикинули стоимость костюма и оружия, оценили осанку и поворот головы. За все это я был спокоен. Во мне действительно текла густая кровь, между прочим, более древняя, чем первая запись в гербовых книгах иных королей. Мой спутник, несмотря на всю свою непосредственность и черную ленточку на бедре, тоже не выглядел простачком или самозванцем. Я ведь упоминал уже, в нем чувствовалось врожденное благородство...
Барон действительно походил на собаку. На поджарого, высокого, но очень тяжелого дорга, с почти квадратной мордой, маленькими, плохо видящими глазами, но зато с отменным чутьем и поистине стальными челюстями.
Те, кто хотя бы несколько лет занимают начальственные должности при дворе, даже самого низшего ранга, отличаются умением разбираться в людях с ходу, интуитивно очень точно оценивая любого нового человека. Оценивая прежде всего с точки зрения опасности или пользы, которую он может принести.
Солидный жизненный опыт барона что-то подсказал ему по нашему поводу. Во всяком случае, он счел необходимым заговорить с нами:
— Вы похожи на дворянина, господин...
— Рисс, — услужливо подсказал лакей. Барон "не замечал" его вообще, и настолько естественно...
— ...Господин Рисс. Дворянский аттестат при вас?
— Увы! Если бы он был, я бы не нуждался в восстановлении моего доброго имени.
— Логично, — признал барон. И обернулся к Кериту:
— А это не вашего ли отца, молодой человек, постигла печальная участь возле молельни на Тополиной улице?
Почему-то Керит замялся, не найдя, что ответить. Пробормотал чего-то в утвердительном духе, что Министр Двора выслушал, не моргнув глазом и не пошевелив и ухом. Он принял решение:
— Сегодня не стоит говорить о делах, но на праздник, так и быть, я вас приглашаю. — Сделал одолжение господин барон. — Как знаменитого Черного Менестреля. Моя дочь будет рада такому гостю, как вы. Сыграйте для нее, если сумеете достойно украсить наш вечер — может быть, я найду время для решения вашего вопроса. Ступайте за мной.
И, не обращая на нас больше никакого внимания, барон обернулся к дому. Лакей, бросив на нас косой взгляд, приблизился к нему и что-то прошептал на ухо.
"Он нас узнал и советует сдать!" — похолодел я. Но барон Райджент был упрям, а главное, полицию терпеть не мог. Больше всего он терпеть не мог ее начальника.
По обыкновению, он не стал отвечать ливрейному, лишь махнул рукой нам, приглашая следовать за собой.
— Балы, красавицы, кухарки, повара... — Замурлыкал вдруг Керит, первым следуя за бароном. Я решил, что сейчас как раз время для профилактического старшетоварищеского подзатыльника, но верткий мерзавец увернулся.
А жаль.
Впервые слышу эту песню, но уже ее ненавижу. Слишком о многом она мне напомнила...
— Папа! Кого это ты мне привел? Их нет в списке гостей, и даже в списке артистов! — Звонкий голос, сильный, как будто порожденный струной линхельвана, заставил барона сбиться с шага. На нижних ступенях белой мраморной лестницы, спускающейся в гостевой зал, тонувший в сгущающемся полумраке приближающейся ночи и разреженном полусвете редких свечей не на люстрах, а на стенах, так вот, на второй или третьей ступеньке белого мрамора с черными прожилками стояла, уперев кулачки в бока, высокая, прекрасная, пока еще не разгневанная, но уже очень-очень сердитая... Полубогиня? Эсска? Я впервые в жизни пожалел о скудости нашего языка, не знающего иных слов, иных определений для особой женской красоты, горящей, пламенеющей, для некоей, знаете ли, надмирности... Упс, прошу прощения, что-то меня заносит...
— Доченька, ты говорила мне, что будут двое гостей, не имеющих приглашений? — Заворковал барон, рядом с грозной доченькой он не то чтоб стушевался, а скорее избавился от спеси, с которой разговаривал практически со всеми. — Вот они. Как же ты о них узнала, моя дорогая?
Дорогая доченька смерила нас с Керитом взглядом, как не очень породистых лошадей. И слегка разочарованно протянула:
— Папа... А что, других не было?
— Флоретт! У нас же там не ярмарка непрошеных гостей! — Рассердился любящий отец. — Эти или не эти? Если не те, слуги их сейчас взашей выгонят.
— Эти, папа! Эти! — Не думая, выпалила балованная дщерь Министра Двора. — Не сердись на меня, пожалуйста! Ты самый-самый лучший! Я тебя очень люблю. — Показалось ли мне, или последние слова были произнесены с затаенной грустинкой в голосе?..
Собакоподобный отец и его прекрасная дочь смотрелись вместе, как... Как две сложенных краями совершенно разных картинки. Как будто вырезку из газеты из хулиганских побуждений наклеили на икону, закрыв истинного бога его первым наигрубейшим творением. И получился жутковатый контраст, неправдоподобный настолько, что совсем не верилось в реальность видимого...
Они были абсолютно непохожи. Но они были отец и дочь.
— Это что ж получается? Нас здесь ждали? — Шепнул мне Керит, глядя, как дочь повисла на шее у отца, целуя его в щеку, а тот смеялся басом, позволяя себя обнимать.
— Более того — ждал вполне конкретный персонаж сонета... Правда, не нас, а двоих гостей, пришедших вместе, но без приглашения... Получается, что все равно — нас!
— Ли-ис, мне это не нравится... Пожалуй что, вы были правы. Может, слиняем, пока не поздно?
— Поздно, юный граф-эг, и вообще, что за выражения? — Прошипел ваш покорный слуга, улыбаясь во весь рот. — Стойте, молчите, пока не спросили, и делайте вид, что вы безмерно счастливы оказанной вам милостью! А не то на нас спустят собак, и дорогие наши костюмчики примет только старьевщик, да и то с доплатой...
Папа с дочкой наобнимались вволю, и соизволили обернуться к нам, сиротливо переминающимся с ноги на ногу. В зал продолжали входить гости, барон должен был лично приветствовать их, а потому он, извинившись (мамонт сдох в лесу, не иначе!), отдал нас на растерзание Флоретт. Не, это не я, это он сам так сказал! В мудрой прозорливости барона нам суждено было убедиться, не отходя далеко от темы, ибо нас обоих немедленно затащили под лестницу, подальше от глаз любопытных гостей, и там стали жадно допытываться, а не знаем ли мы такого — Аларика де Морральена?
— Впервые слышу, молодая диара, — поклонился граф ар-Штосс, вспомнив древнее, куртуазное, почти вышедшее из обихода обращение. — Я не знаю никого с таким странным именем.
— Тогда, может быть, вы? — Следующий вопрос и полный не желающей умирать надежды взгляд были адресованы Кериту. Который вел себя все более и более странно, куда-то растеряв свое нахальство и укоротив длинный язык. Мой вечно деловитый, когда не надо — трусоватый, а когда надо — храбрый, спутник вдруг замялся, отводя от девушки взгляд. Та, не будь дура, быстро это заметила.
— Вы знаете его? Прошу вас, скажите!
— Вы ждете его, молодая диара? — Пришел на помощь я, в темноте подлестничной клетки пиная Керита в косточку ноги. Если знает, то пусть скажет, нечего девушек мучить. Хм-м, еще бы месяц назад я бы так даже не подумал...
— Нет! — Не думая, опровергла Флоретт, и немедленно отреклась от своих слов. — Да, я его жду. Он обещал быть сразу же после вас.
— Не сразу же, молодая диара. — Медленно, словно выдавливая слова из себя, проговорил мой спутник, сверля глазами мраморный пол. — Если это тот, о ком я думаю, то он появится спустя секунду после полуночи. Он всегда приходит ночью, а уходит перед рассветом. А если он заинтересован в вас, молодая диара, — почему-то речь давалась моему спутнику с трудом! — то он постарается провести с вами как можно больше времени из отпущенного ему...
Летом в наших краях темнеет очень поздно и очень неожиданно. Поэтому обстоятельство "под вечер", относящееся ко времени нашего приезда в дом Министра Двора, означает только то, что едва-едва начинали играть в любимые прятки сумерки. Но при этих словах Керита мы, все трое, тут же посмотрели на стоящие у стены часы в массивном корпусе из дерева, покрытого черным лаком, с золотыми гирями, золотым маятником и стрелками из белого золота или серебра — не понять...
...Оказалось, что время уж позднее. За окном наконец-то стемнело. И минутная стрелка с часовою совпали, и секундная сделала дело...
— Рисс, посторонитесь-ка! — Знакомый голос внезапно появился у меня в голове, и сознание мое помутилось. Последней моей мыслью было:
"Какая же ты сволочь, Наместник!"
Картина восьмая:
"Ой, что там бы-ыло!.."
— Здравствуй, мой Цветок Ночи. — И присущая только ему полуулыбка, полуусмешка, по которой, как и по обращению, она сразу узнала его. Но не поверила, не поверила, пока он знакомым рисующимся жестом не поднял ее руку, и не запечатлел на запястье невесомый, абсолютно мимолетный поцелуй.
— Это... Ты??? — Только и смогла вымолвить она, нерешительно на шажок приближаясь к нему.
— Да, Флоретт. Теперь уже я. — Чужое лицо, но изменившийся взгляд черных глаз, ставших именно теми, что смотрели ей в лицо в полутьме личного будуара несколько дней назад. Чужой голос, но до боли знакомые интонации. Насмешливые, но необидно, самоуверенные, но без нахальства, доверительные, но не уничижающе. Это был он. Аларик де Морральен. Он пришел. Он явился в собственном репертуаре. Когда она уже почти перестала надеяться.
И Флоретт вдруг обнаружила себя уткнувшейся ему в шею, а его руки сомкнулись на ее спине. Она вдыхала его запах, который казался ей таким же, как в их первую встречу, она закуталась в него, как в мягкое одеяло, и ей стало так легко и радостно, что захотелось заплакать. Целая гамма противоречивых чувств.
Ей так не хватало именно этого, именно духа противоречия, сути противоречия, которую он нес с собой, и которой он был. Ее рыцарь — сон, которого не может быть, потому что такого просто не бывает, символизировал для Флоретт ту сказку, в которую так стремится попасть любой живой и романтический разум. Любой, или почти любой ценой вырваться из опостылевшего быта, из заведенного сотни лет назад распорядка, из роли, которую должно играть, из маски, которую надо носить, чтобы вместе с теми, кто другой, тоже побыть хоть немножечко другим. Ощутить себя в приключенческой сказке, и раскрыться ей навстречу, потому что сказка для того и существует, чтобы герои ее были всегда самими собой.
Понежившись немножечко в объятиях "сказки" — ей показалось, что часы, на самом же деле прошло меньше минуты — Флоретт мягко высвободилась из объятий и чмокнула своего драгоценного рыцаря в щеку. Она уже видела не усталое лицо графа ар-Штосса, Непонятого Черного Менестреля, а живое, играющее, полное скрытой асимметрии лицо гостя из зеркала — Аларика де Морральена. И ей захотелось увлечь его в свою комнатку, усадить там на тот пуфик, где он когда-то сидел, и поделиться всем-всем-всем — переживаниями, мыслями, наблюдениями... Всем набором впечатлений и открытий, накопившимся за эти несколько дней. Стесняться его (своего сна!) Флоретт уже казалось смешно. Помилуйте, как можно стесняться своего проводника в Сказку? В Непривычное, Необычное, Неизведанное?
И, главное, показать, что его лилия необыкновенного молочно-лимонного оттенка все еще стоит в вазе, куда она сама, не доверяя горничной, каждый день подливает воду. Стоит, и даже не думает засыхать.
Склонив голову к плечу, девушка просто любовалась "проводником", наслаждалась самим фактом его присутствия рядом с собой. То, что поблизости есть еще кто-то, Флоретт уже не волновало. Однако оно интересовало Наместника, его цепкие пальцы ухватили за шкирку собравшегося под шумок улизнуть Керита.
