Оглядела тёмный туннель, освещённый волшебным костерком, неярко горевшим в воздухе перед ними — и открыла рот, увидев чуть поодаль огромную тушу скользкой чешуйчатой твари.
— На нас напали, — предугадав её вопрос, ответил Иллюзионист. — Виверн. Подземный дракон. Он мёртв.
Да что тут вообще произошло? Где дядя Арон и Странник?..
— Кес... ранен? — Лив трясло, в руках и ногах ощущалась жуткая слабость.
— Да, но вскоре оклемается.
— А где дядя Арон?
— Ушёл вместе со Странником. Ненадолго. Они скоро вернутся.
Чтобы не дать собственным пальцам тянуться к шее, Лив отчаянно вцепилась в руки волшебника.
— А я думала, если Кеса ранят, у меня тоже будет кровь...
— Нет, крови у тебя не будет. Но ты будешь чувствовать его боль так, словно тоже ранена.
— И если он умрёт, то...
— Да. — Иллюзионист не пытался отнять рук, хотя пальцы Лив вцепились в его ладони до боли. — Тут ничего не поделаешь.
— Мне казалось, Кесу никто никогда не сможет навредить.
— Немногие могут это сделать. Но кто-то всё-таки может.
Лив посмотрела на мёртвого виверна со смесью брезгливости и любопытства. Всё равно это лучше, если бы я осталась в Школе, подумав, решила она. Там бы мне тоже было больно, но я даже не знала бы, отчего.
— Знаете, — тихо сказала она, — когда он приходит... я оказываюсь в темноте. И там ещё звучит музыка...
Лив хотелось с кем-то поделиться своими мыслями по этому поводу. И из всех, с кем она коротала последние дни, Иллюзионист (ну ещё Кес, но он мог и не знать ответов на интересующие её вопросы) казался ей наиболее достойным того, чтобы делиться с ним секретами. На дядю Арона она до сих пор немножко злилась.
— Твоё сознание должно где-то пребывать, пока он занимает тело, — печально откликнулся волшебник. — Темнота, говоришь? А голоса ты слышишь?
— Плохо. Иногда.
— Чтобы после ты не смогла никому ничего рассказать. — Иллюзионист вздохнул. — Ничего не поделаешь, Лив. Когда-то ты дала ему разрешение. Теперь придётся терпеть.
— Я и терплю. Я вообще не жалуюсь.
— А что тогда?
— Просто... Один мой друг... Его брат когда-то умер, и он пустил его в своё тело. И теперь их телом управляет то один, то другой. — Лив надеялась, что объясняет более-менее понятно. Хотя бы менее. — И я подумала...
Заклинатель, до сего момента вроде бы преспокойно дремавший, моментально открыл глаза.
— Двоедушие? — вкрадчиво осведомился он. — Ты говоришь о Двоедушии?
Лив в искреннем недоумении пожала плечами.
— Вряд ли девочка знает, что это, — мягко напомнил Мечник: как выяснилось, тоже вовсе не спавший.
— Это богомерзкий обряд, запрещённый Ликбером Великим, вот что это. — Впившись взглядом в лицо девочка, Заклинатель выпрямился. — Кто этот друг? Кто сделал это с ним?
— Его учитель. Он их с братом воспитывал.
— Имя!
— Я не знаю, — честно ответила Лив.
Если бы она знала, конечно, всё равно бы не сказала. Однако сейчас взять с неё действительно было нечего.
— Он колдун?
— Ага, — подумав, подтвердила Лив.
Она не знала, зачем Заклинатель допрашивает её, но что-то ей подсказывало, что учитель Джеми и Алексаса сделал нечто не очень хорошее. И поскольку Джеми с Алексасом любили своего учителя, лучше не помогать Заклинателю его найти; а если обмолвиться о том, что учитель братьев — альв, круг поисков значительно сузиться. Вряд ли по Аллиграну разгуливает так уж много альвов.
— А как зовут твоего друга?
Не обманувшись ласковым голосом волшебника, Лив мотнула головой.
— Ну же. Скажи. Мы не сделаем ему ничего плохого... просто поговорим.
— Не скажу.
— Если не скажешь, девчонка, — в один момент изменив интонацию на ледяную, отчеканил Заклинатель, — вылетишь из Школы, ещё не поступив.
— Ничего не знаю, — упрямо повторила Лив, решив идти до конца.
— А вопрос о принятии ученика решается голосованием Шестерых, — непринуждённо напомнил Вер. — На твоё слово есть слова остальных пятерых.
Вид Заклинателя вдруг чем-то напомнил Лив дракона, которому только что посулили дюжину сочных овечек, а потом посадили на цепь и оставили глотать голодные слюнки.
Несмотря на то, что Мастер Заклинатель был первоклассным волшебником, взрастившим не одно поколение талантливых и даже бесталанных учеников, ставших в свою очередь... ну, не первоклассными, но очень даже неплохими волшебниками — он не слишком хорошо понимал, как нужно вести себя с детьми. И когда какой-то ребёнок оказывался вне рамок его преподавательского авторитета, Заклинатель совершенно терялся, зачастую ведя себя абсолютно беспомощно.
То, что он прекрасно это осознавал, лишь усугубляло ситуацию.
— Так вот, — нетерпеливо подёргав Иллюзиониста за рукав, вернулась к разговору Лив, — когда мой друг не управляет свои телом, он тоже оказывается в темноте?
— А бывает так, что братья разговаривают друг с другом? Как будто человек говорит сам с собой?
— Конечно! Постоянно.
— Вот видишь. Если б твой друг в это время был в темноте, вряд ли он смог бы разговаривать с братом.
Лив покивала с облегчением.
А потом, на свою беду, спросила:
— И где он тогда в это время?
— Как я понимаю, смотрит на мир вместе с братом. Но видит только то, что в этот миг видит его тело, слышит то, что слышит его тело... чувствует то, что чувствует его тело. И абсолютно беспомощен. — Иллюзионист накрыл её ладошки своими, словно в знак утешения. — Его руки, ноги, губы и глаза подчиняются другому человеку. Он двигается помимо своей воли. Он смотрит туда, куда не хочет. Его губы размыкаются, когда он хотел бы смолчать.
— То есть темнота даже лучше? — помолчав, тихо спросила Лив.
— Возможно. В чём-то.
Шею, о которой Лив забыла на время разговора, снова обожгло. Поёрзав на коленях волшебника, она неуверенно покосилась на Заклинателя.
Всё же решившись, подалась вперёд: к уху Иллюзиониста, щекочущемуся обрамлявшими его золотыми кудрями.
— А вы не можете как-нибудь ему помочь? — прикрыв губы ладонью, прошептала она. — Чтобы у них у каждого снова стало своё тело?
Под испепеляющим взглядом Заклинателя Мастер безо всякого смущения склонился к лицу девочки:
— Если познакомишь меня со своим другом, — заговорщицки шепнул он в ответ — тоже на ушко, — попробую.
Наблюдая за их шушуканьем, Мечник усмехнулся с какой-то снисходительной нежностью.
— Правда?
— Правда. — На миг отстранившись, кончиком пальца Иллюзионист задорно поддел её нос. — Я ведь наследник Ликбера, как-никак. Что-нибудь да могу.
— А ты не выдашь его Заклинателю?
— Ни в коем случае. Я детей не обижаю.
Лив никогда не мечтала о старшем брате. Ей вполне хватало сестры.
Но сейчас она поняла, что если бы хотела старшего брата — то только такого, как Вермиллион Морли.
Когда Арон и Странник шагнули вперёд, словно соткавшись из темноты Штолен, трое волшебников и драконья избранница вскинули головы с одинаковым напряжением.
— Что хорошего скажете? — со своей извечной шутливостью осведомился Иллюзионист.
— Не знаю, хорошо это или плохо, но мой брат не лгал. — Амадэй обвёл всех четверых усталым взглядом. Мельком посмотрел на спящего дракона. — Таша действительно наверху. И я надеюсь, что кое-кто придёт в себя достаточно скоро, чтобы доставить нас в нужное место к нужному часу.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА МАСКАРАД
— Дурацкая это всё-таки идея, — поправляя маску, буркнула Таша. — И зачем нужно было так выряжаться?
— Моя королева, учитесь получать удовольствие при каждом удобном случае, — поучительно откликнулся Алексас.
— Тем более кто знает, представится ли нам следующий, — туманно заметил Найдж, первым вступая в бальный зал.
Иллюзии, которые он сотворил в качестве бальных нарядов, были на диво материальными: несуществующая парча тяжёлой юбки весьма убедительно волочилась за Ташей длинным сапфировым шлейфом, узкие рукава не менее убедительно сковывали движения. Волосы пришлось оставить распущенными — они были слишком коротки, чтобы собрать их в причёску. Картину довершили кружевные перчатки и маска в тон платью; и хоть зеркала в комнате не было, Таша сделала выводы о своём виде по тому, что прочла в глазах своих спутников.
С мужскими нарядами Найдж особо заморачиваться не стал. Наколдовал штаны, рубашку и камзол — алый себе, сапфирно-синий Алексасу, — обойдясь без кружев и позолоты. Впрочем, вступив в бальный зал, Таша понимала, что она скорее выделяется из толпы: большинство предпочло карнавальные наряды, и по изяществу отделки они не шли ни в какое сравнение ни с платьем, что Таше сшили к королевскому балу, ни с костюмом, в котором герцог Орек явился на королевскую аудиенцию.
Бальный зал, впрочем, тоже не особо походил на те, что Таша видела прежде.
Зал был огромен. И производил довольно-таки гнетущее впечатление. Вместо сверкающего мрамора отделали тем же камнем, что и по всему замку — зато куполовидный потолок и стены, скруглённые по углам, оказались зеркальными. В качестве украшения дворцовых зал часто использовали зеркала, но здешние стены и потолок не украсили зеркалами: они сами были единым огромным зеркалом. В пожелтевшем от времени куполе отражались медные люстры, горевшие приглушённым светом неярких волшебных огней, и маски под ними; из-за тусклого света тени в зале плясали наравне с людьми и эйрдалями. Игра отражений рождала ощущение, что зал бесконечен, и гости, пестревшие внизу, оттого казались ещё ничтожнее.
Довершала картину музыка, звучавшая из ниоткуда, игравшая безо всяких инструментов. Она была чистой, мелодичной, безукоризненно подражавшей пению настоящих скрипок и флейт, но было в ней что-то... неправильное. Механическое.
Мёртвое.
А ещё в дальнем конце зала виднелся трон. Самый настоящий, с высокой спинкой, бархатной подушкой и занятной резьбой. Он был не просто на возвышении — он высился на широком балкончике, заботливо окружённом парапетом.
Вот там и появится Зельда, поняла Таша. Появится в конце бала, как появлялась всегда.
Если, конечно, верить рассказам Андукара.
'Зачем всё это? — спросила она вчера у эйрдаля. — Зачем вы устраиваете балы?'
Тот в ответ равнодушно и неопределённо повёл рукой.
'Попытка создать подобие блестящих дворов людей. Попытка походить на тех, кто привык скрывать свою личность только на маскарадах. Попытка забыть о том, кто мы на самом деле, и на пару часов притвориться теми, кем мы не являемся. — Он пожал плечами. — Зельде нравится будить в своих слугах... предвкушение будущей жизни. В конце концов, сейчас жизнь многих обитателей замка не слишком радостная'.
Они шли сквозь толпу втроём, рассекая её, как мыс лодки — разноцветную воду. Окутанные незримым маревом чужих взглядов, окунаясь в созвучие смеха и шепотков, мирных разговоров и красноречивого молчания. Их встречали монархи и разбойники, ведьмы и рыцари, мантии и платья, лохмотья и королевские одежды — и маски, маски, маски...
Здесь все казались равными. Все казались людьми. Эйрдали и оборотни, века назад селившиеся в деревнях, чтобы под маской доброго соседа убивать женщин, детей и стариков. Кто-то из них не хочет убивать; кто-то лишь делает то, что им скажут, лишь бы живы были близкие. Кто-то — хочет.
И все хотят вернуться. Ибо всем им надоело прятаться.
Они хотят сорвать свои маски и править. Они хотят, чтобы люди сами отдавали им своих женщин, детей и стариков, перестав понимать, что это неправильно. Глупцы, обманутые ещё более жестоко, чем пришедшие сюда против воли...
Таша подобрала шлейф, накинув на руку пришитую к нему петельку, посмотрела в потолок, где правили бал отражения нечисти — и когда музыка стихла, готовая завести следующий танец, вложила пальцы в ладони Алексаса: чтобы вместе с ним пройти к центру, где кружились пары.
Да будет бал.
* * *
— И кто же всё-таки сообщил вам, где искать вашу возлюбленную дочурку?
Не обратив ни малейшего внимания на то, что сарказм в голосе Иллюзиониста значительно превышает норму, Арон поправил одеяло мирно спящей Лив:
— Доверенный источник.
Мечник лишь усмехнулся неодобрительно, прихлебнув из глиняной кружки.
Разговаривали тихо, чтобы не разбудить Лив. Мечник присел в кресле с кружкой парки, Заклинатель занял позицию за столом, живой компании снова предпочтя доску для аустэйна. Иллюзионист со Странником, материализовав колоду карт, играли в 'болванчика' — вынуждая Вермиллиона Морли попутно упражняться в ментальном блоке. Арон ходил по комнате; ничто в нём не выдало бы напряжения, но это напряжение, сгущаясь, почти ощутимо искрилось в воздухе.
Мастера и амадэй вернулись на постоялый двор не так давно, скоротав почти всю ночь за обратной дорогой. Даже успели недолго вздремнуть.
Но по-настоящему расслабиться во время передышки, которую им предоставили до вечера, не мог никто.
— Близится финал, — высказался Мечник в пространство.
Арон молчал, размеренно вышагивая из одного угла комнаты в другой; когда амадэй поворачивался, концы шёлкового пояса подлетали ласточкиными крыльями.
— Как настроение?
Фортэнья шелестела при ходьбе. Шорох шёлка напоминал шуршание листьев: так по осени они, медленно умирая, кружат в своём первом и последнем воздушном вальсе.
— Рад, если хорошее, — не дождавшись ответа, невозмутимо произнёс Мечник. — А то мало ли... есть небольшая вероятность, что для кого-то из нас сегодняшний день станет последним днём.
Его товарищи не проявили ни малейшего признака того, что услышали это.
Арон посмотрел на волшебника. Спокойно, будто изучающе — хотя, казалось бы, что там ещё изучать? Всё, что хотел, амадэй мог увидеть в первую же минуту знакомства.
— Утешу вас только тем, — сказал Арон наконец, — что сегодня я тоже могу умереть. Бессмертие бессмертием, но от меча Зельды оно меня не спасёт.
— Или от меча вашего брата.
— Вряд ли. — Поразмыслив, Арон опустился в кресло напротив. — Во всяком случае, не сегодня.
— А когда?
— Когда он наиграется. И получит то, чего хочет.
— И чего же он хочет?
— Я догадываюсь. Но даже я не смогу сказать точно, пока он не объявит, что получил своё.
— Забавно, но иногда мне кажется, что вы им восхищаетесь.
— Нет. Не восхищаюсь. Уже нет. — Соединив кончики пальцев, амадэй взглянул на свои ладони. — Но я до сих пор чувствую вину перед ним. И... я помню, что он любил меня. А я любил его.
Мечник, криво усмехнувшись, поднёс кружку к губам:
— Пока не появилась женщина...
Пока он пил, Арон смотрел на него — во взгляде читался невысказанный вопрос.
— Да вы же сами всё знаете, чего спрашивать-то? — Мечник, морщась, прикрыл глаза. — Была одна... Я тогда уже магистром был. Требовала, требовала и ничего не отдавала. Вернее, отдавала, но другому. Я понял потом, правда. Но всё равно слишком поздно. — Допив последний глоток забористой цверговой бурды, Мастер с размаху опустил пустую кружку на тумбочку. — Я и в Школу вернулся с горя, можно сказать. И правильно сделал. Заботы другие стали, дети... радость. — Он помолчал. — Забавно, её давно уже на свете нет... она ведь смертная была, обычный человечек... а здесь всё равно живёт. — Мечник опустил взгляд, будто разглядывая нагрудный карман рубашки. — И даже теперь боль причиняет... даже оттуда, куда теперь ушла.
