Пластинка получилась знатная. Правда, странный узор получился на поверхности, но то не страшно. Начал загибать ее — еле согнул, чуть не прибил быстро разогнувшейся и улетевшей полосой деда, вошедшего с Иваром делать новые изменения в доспехе. Я извинился, пошел доставать свою пружину. Не смог. Эта парочка смотрела на пластинку, как на новый Айфон. Глаза на выкате, слюна капает, руки трясутся.
— Чего такое? — распереживался я, — Вроде никого не задел...
— Булат... — произнес дед с благоговением, — Откуда? Как?
Мурман ласково гладил полоску. Я заявил, что так вот получилось, забрал, и пошел пытать мужиков. Что за булат? Я думал, "булатный меч" — это как "конь вороной", устойчивое выражение. Оказалось нет. Такая сталь ценилась чуть не на вес золота, не требовала заточки, гнулась и распрямлялась без остаточных деформаций, и ей можно было тупо порубить чужой меч из более низкокачественной стали. Тут уже я зачесался весь. Осторожно поинтересовался, как его делают-то? Сказали, секрет кузнечный, чуть не от отца к сыну передается. Разве что проскальзывали слухи, что его из кучи мелких прутков разных куют, да постоянно заворачивают их при ковке. Так и называют — крученный булат.
Ценность немалая, для всех. Кроме меня. Мне только пружина нужна, саблей я махать пока не собирался. Для пружин же такая сталь подходила неплохо. Первую полоску завернул в часовую пружину, и сделал усовершенствовал систему для поддержания температуры. На угли равномерно капал скипидар, пружина часовая медленно задвигала заслонку для воздуха. Повозился с новой печкой в литейке, для булатной стали, установил свои термометры, да и посадил мелких следить за конструкцией. Теперь остывал набор разных полосок, прутиков, микроскопических проволок. Будем делать пружины. Да, еще рессоры бы новые сделать из этой стали для трактора, а то старые сильно прогинаются. Но это потом.
Пружины дали ниппель, ниппель дал возможность нормально работать со сжатым воздухом. Экспериметы пошли веселее. Мы уже почти достигли тех параметров, которые хотели, когда у нас сорвало резьбу. Баллон грели, пытаясь увеличить давление без компрессора, да проверить на стойкость к огню, вот резьба редуктора и не выдержала. С хлопком улетел наш редуктор куда-то в небо. Дед пошел осматривать баллон, под причитания о том, что глубже резьбу надо делать. Я пошел искать редуктор. Буревой застал меня в задумчивости. Редуктор улетел не в небо, а воткнулся в дерево. На рсстоянии метров сто от места опыта. Причем вошел в дерево чуть не наполовину. И боком.
— Надо пилить, — произнес дед, — иначе не достанем.
Мои мысли были далеко. В районе тира, в который я ходил в детстве. Я как-то о боевых свойствах винтовок пневматических не сильно задумывался, стелял себе маленькими свинцовыми пульками. А если давление увеличить? А если пулька станет побольше? И не одна? Да и без убийства ближнего своего — баллон и пружина это что? Правильно, отбойный молоток. Пневматика, наличие которой на всех СТО моего времени я не мог понять, за исключением подкачки колес, заиграла новыми красками. Это ведь получается, что мы можем сохранить силу и энергию. Да, баллоны небезопасны, да, шлангов, выдерживающих серьезное давление у нас нет, но какие наши годы! Значит, надо пересмотреть подходы к производству и вооружению, исходя из вновь открывшихся обстоятельств. Ну и доделать огнемет.
Наш огнемет мы хотели сделать из того самого баллона. Залить смесь на две трети, вкрутить трубку, чтобы до дна доставала, и накачать воздухом. Вставляемая трубка была толстой, и загнутой дугой. На втором конце трубки был кран, при открытии которого жидкость под давлением стреляла из балонна. Стрельба предполагалась через маленький костерок, чтобы ее поджечь.
После отработки технологии производства баллонов, определения безопасносго давления в них, мы начали эксперименты. Сначала с водой. С водой получилось неплохо, тугая струя стрельнула на метров тридцать-сорок. По остаткам жидкости определили, что вылетело около семи литров воды. Со смесью из спирта и скипидара было хуже. Тренировались на малых баллонах, чтобы не взорваться. Правильно сделали. Сам баллон выдержал, а вот со струей подожженой была проблема. Она не хотела гореть. Я решил, что ей мало воздуха, и сделал подобие распылителя внутри трубки. Загорелось. Все. Баллон, трубка, место, где это все испытывали, полыхали огнем. Начались мучения с доводкой.
Сделали два баллона, один со смесью, второй — с воздухом. Их соединили трубками, и разнесли теперь процессы хранения огнесмеси и воздуха. Воздух при открытом кране начинал теперь поступать через редуктор в два места — в баллон со смесью, создавая давление, и в сам ствол. К февралю отработали решение с огнеметом. Решения представляло собой некую конструкцию, в которой воздух под давлением захватывал подступающую перпендикуларно потоку огнесмесь, и запуливал ее метров на пятьдесят-шестьдесят. Мы чуть лес не подожгли, когда уже боевую установку испытывали, не рассчитывали на такую дальность. Еле потушили вспыхнувшие кусты и деревья. И это еще хорошо что зима! Мы еще долго испытывали установку, добивались правильной работы кранов, запального огня, того самого устройства для распыления. Потом дед долго крутил его в руках, и выдал:
— Надо на паровик такую поставить, вместо насоса.
С этих слов у нас началась конверсия, то есть переход военных технологий в гражданское русло. Созданная часть огнемета прочно заняла свое место в наших паровых машинах, воду в котел теперь подавали давлением пара, через сужающиеся трубки. Мощность машин, избавленных от пятого колеса, насоса, возросла. Сами машины стали работать устойчивее. В основном этим занимался дед. Я продолжал заниматься пневматикой.
Как и принято у нас в деревне, первые опыты проводил на моделях. Вспоминал устройство пневматических винтовок, поршень там, место для пульки. Вспоминал устройство обычных винтовок. Ствол, нарезы, механизмы подачи патрона, ведущий поясок. Получил гибрид. Первое стреляющее ружье было стационарным, ствол — из трубки диаметром в семь миллиметров. Хотел 7,62 — но штангенциркуль еще не изобрел. Пулька была чугунная, с небольшим медным пояском. Нарезной ствол, патронник, удерживающий пулю, баллон с воздухом, поршень, и клиновидный механизм резкого открывания баллона. Отвезли с дедом все это на Рудное болото, поставили, и выстрелили. Хлопок, поршень улетел, ствол разорвало. Следующие опыты.
Стационарную стреляющую установку получили достаточно быстро. Дед не мог понять, зачем мы дурью маемся, если огнемет уже есть, и он реально впечатляет. Я пытался рассказать, но пока Бурвой не понимал. Понял он только тогда, когда я ему под конец зимы вытащил винтовку. Она была тяжелая, баллон тоже много весил. В винтовке было десять пулек в отъемном магазине, пульки были по десять-пятнядцать грамм, точнее я определить не смог. Но все были одинаковые, лил в специальных формах. Баллон крепился посередине ружья, я хотел сохранить баллансировку. Он представлял собой толстый, короткий цилиндр. Баллон позволял делать двадцать выстрелов на расстояние до ста пятидесяти метров — больше я не смог замерять, полняы такого размера глубоко в лесу не нашел. Убойность пули была непонятна, для этого я и хотел взять деда. Сколотили с ним щиты, ушли подальше в лес.
Сделали мишенное поле, я занял позицию. Дед смотрел в фотоаппарат на щиты. Пышшш! Я передернул скобу — она была как у винчестера, под курком, взводила пружины клиновидного затвора и подавала пулю в патронник. Пыш!Пыш!Пыш!
— Не попал, все в пустую, — разочарованно протянул дед.
Я тоже расстроился, кучу времени убил на эту стрелялку. Пошли к щитам.
— Ну ни х..я себе! Охренеть! Вот это да, — дед очумело рассматривал результаты поближе.
Пуля спокойно прошла через сырые доски первого слоя щита, второго, и вырвала кусок из третьего слоя. Найти удалось только одну, он после щита глубоко застряла в сосне.
— Ну что, теперь не в пустую? — я улыбался.
— Сколько там тех данов было? По пять десятков? А сколько ты выстрелил раз? Десять? — дед призывал свои познания в математике энергичным почесыванием бороды.
— Я еще могу выстрелить столько же, но дальность меньше будет, давление уже упало.
Вернулись на позицию, отстреляли остаток давления. Не так эффективно, но первый слой досок пробили.
— Надо редуктор, хреновину такую, которая давление поддердивать постоянное будет. Да еще пули облегчить можно, баллон по-другому поставить, — я уже планировал доработку ружья.
— Значит, без перезарядки, двадцать выстрелов — и двадцать данов к Одину, в чертоги, — дед резюмировал результаты стрельбы, — еще баллон есть? И стрелки эти?
— Пули их зовут. Баллон только один, их сложнее всего делать. Ну и ствол с нерезами, это дрын вот этот железный. Пуль я запасом наделал.
— А ну дай я.
Показал деду процесс, Буревой прищурился, и начал палить. Прицел пока был один, я его даже не выставлял по расстонию, поэтому дед попал не всеми зарядами. Особенно после первых десяти плохо пошло.
— На шестеро взрослых, да против строя с щитами, сколько успокоим? — Буревой деловито поглаживал ствол.
— Сто двадцать, если все попадут. Половина, правда, может в щитах застрять, — сразу предупредил я деда.
— А баллон менять как? Он на резьбе?
— Ага, вот с ним морока. Надо что-то придумать, а то десять-двадцать выстрелов, и минуту замена баллона.
Дед бережно упаковал винтовку в материю, перевязал веревкой.
— Надо на всех делать. На этой потренируемся, доделаем, и всем такую вместо арбалета. Тогда нам точно никто не страшен.
И мы двинулись в деревню.
Нас сопровождала первая весенняя капель, на дворе было первое марта.
27. Деревня на Ладожском озере. Весна-лето 859 года
Эта весна была похожа на предудущую. После небольшой оттепели в самом начале, опять ударили морозы. Хорошо, что дед успел накидать снега на поле. Мы перед самыми морозами таки распахали его, пока наши раненые еще были на постельном режиме. По декабрю, как выпал первый снег, дед нагреб его по окрестностям, и уложил его по нашим обоим полям. Надеюсь, поможет получить больший урожай. Хотя проблема пропитания уже ушла на второй план. Мы в этот раз зимой даже раненых кормить могли, без ущерба для себя. Да и семян на посадку много осталось, больше чем в прошлом году. Рыба сильно помогла, да соль.
Раненые наши продолжали заниматься полезной деятельностью. Ждали прихода Торира. Он придет в апреле, когда шторма на море закончатся. Кнут проектировал лодки. И игрался с модельками. После задачи навешать парусов, он пропал надолго. Пришел, развел руками, и заявил, что для большой скорости нужен большой парус, если его как на яхте делать. Большой парус — высокий парус. Выскокий — лодка неустойчивая. Неустойчивость устраняется балластом, а это глубокая осадка у судна. В нашу заводь такое не пройдет.
— Ну сделай две лодки под одним парусом, — между делом кинул ему я, спеша на секретное производство винтовок.
Кнут не понял. Нарисовал ему что-то вроде катамарана. База шире, устойчивость выше, осадка мельче. Вроде так должно получиться, пусть попробует. Попробовал, потеряли его еще на неделю. Только поесть приходил, да вырубиться на кровати. Мы нашим воякам за зиму оформили те два дома, которые достроили с мурманами. Ну там печки, стекла, отопление, стены. В эту зиму все прошло быстро и легко, сказался опыт.
Вообще, странно жизнь тут у нас повернулась. Особенно для местного населения. Они-то не замечают этого, все изменения заметны только в сравнении. А я помню тот шок, что испытал в первый год тут. Сейчас у нас появилось много времени и сил. Борьба за существование прекратилась, перешла в увеличение уровня жизни. Основные процесс получения необходимых ресурсов отлажены, и воспринимаются как часть пейзажа. Железа — завались. Еды — чуть больше. Про дрова, за котрыми мы таскались чуть не каждый день с Буревоем попервой, вообще никто не вспоминает. Ткань, соль, посуда, металлическая и стеклянная — перешло из разряда ценностей в разряд повседневностей. Разбитая стеклянная банка, ставшая чуть не трагедией в первый раз, теперь воспринимается ка досадная помеха, не более. Да и то из-за того, что стекло убрать надо. Крытая железом крыша литейного цеха вызвала удивление и восхощение только у мурманов, остальные пожали плечами. Кроют, значит надо. Чтобы пожара не было. А как по другому? Даже разговоры про торговлю на Ладоге превратились в желание не поиметь того, чего не хватает, а просто сменить обстановку. Да мы тут скоро станем первыми в мире туристами! А все изза мурманов с данов.
Постепенные изменения незаметны. Пришествие толпы попахивающих союзников, нечесаных, небритых и свирепых, общение с Кнутом, Гуннаром, Иваром, показало наш новый статус и уровень благосостояния. Как-то вечером мне моя супруга так и заявила:
— Жизнь как будто на три части разделилась. Там, в дымке, мы с Первушей, дети наши, да поселок старый. Потом просто чернота непроглядная. Потом ты появился, — Зоря погладила меня, — а потом завертелось. Оглянуться некогда было. Мурманы пришли, данов побили, посмотрели вокруг, послушали, как там люди живут, в других местах. Неужели мы так жили? Без стекол? С печкой той здоровой, одежки зимней только на взрослых хватало, да голод раз в три года, когда земля не родит? Как будто в другой жизни...
Супруга усмехнулась:
— Агна говорит, что Торир этот, в первый день, рано утром пришел в актовый зал, еды попросил. Та чугунок достала, хлеб из печки, соли фанерную коробку. Поставила греть все, да за Азбуку взялась, урок твой делать. Сидит, читает. Подняла глаза — а Торир стоит, глаза пялит. Не поняла на что, а дверку в мебели кухонной не закрыла. Он на стопки чугунков да сковородок уставился, позвал Ярослава. Тот спросил много у вас этого добра? Есть ли котелки? А котелки у нас вообще лежат в кладовке, мы же ими не пользуемся. Агна два взяла, побольше и поменьше, которые ты из первого железа делал. Да и придарила им. Потом еще полдня Ярослав ходил за ней, спрашивал что ей в замен. Так она сначала даже не поняла за что! У нас-то этого навалом, а эти свой медный в бою потеряли, вывалился за борт, на огне да палках готовить собирались.
— Да, жизнь меняется, и это хорошо. Теперь еще больше времени будет. После ваших придумок, — я погладил жену.
Придумки были не то чтобы их, но я практически не лукавил. Мы, несмотря на постоянные эксперименты, опыты и добычу сырья, нашли время для бытовой техники! Началось все с того. что по морозу моя благоверная пошла за водой, дед как раз поле снегом засыпал, и пришла с синюшными руками. Потом вздохнула, и пошла стирать. Мне такое не понравилось, того гляди артрит подхватит, или еще болячку какую. Собрал барышень, толкнул речь, на тему того, что как железный конь пришел на смену крестьянской лошадке, так и всякие приборы хитрый придут на смену тяжелому женскому труду. И их задаче — быть на острие, то есть попытаться понять, что им может жизнь-то облегчить.
Барышни пышали идеями, я их постепенно направлял в нужном направлении. В результате появились у нас посудомойка, стиралка и сушилка для белья. А приводил все это в движение еще один паровик. Стиралку сделали деревянной, без отжима, медный винт приводил в движение белье в бочке, посыпанное мылом. Его делали из поташа и имеющегося жира — растительного, рыбного, любого, что попадалось под руку. Барбан сушилки был деревянным, рассохнется — еще один сделаем. Он вращался с бельем, и продувался теплым воздухом от того же паровика. Посудомойка через насос мыла струями мыльной воды посуду в деревянном же коробе.
