Я тоже не знала, как он выбрался, но было совершенно ясно, как он оказался здесь — он приполз, волоча свою сломанную ногу. Его руки и ноги были исцарапаны и кровоточили, его штаны превратились в лохмотья, и весь он был покрыт пятнами грязи, полностью облеплен травой и листьями.
Я наклонилась и вытащила лист вяза из его волос, пытаясь придумать, какого черта делать с ним. Это было, впрочем, очевидно.
— Помогите мне перенести его в хирургическую, — сказала я, вздыхая и наклоняясь, чтобы взять его под руки.
— Вы не можете сделать этого, миссис Фрейзер! — миссис Баг была возмущена. — Сам был крайне категоричен по этому поводу; вы не должны беспокоиться об этом мерзавце, сказал он, не должны даже краем глаза видеть этого человека!
— Ну, боюсь, немного поздно не замечать его, — сказала я, дергая изо всех сил неподвижное тело. — Мы не можем просто оставить его лежать на крыльце, не так ли? Помогите мне!
Миссис Баг, казалось, не видела серьезных причин, почему мистеру Брауну не следует и дальше лежать на крыльце, но когда Мальва — которая в течение этой суматохи вжималась в стену, широко раскрыв глаза — подоспела на выручку, миссис Баг со вздохом сдалась, опуская свое оружие и предлагая помощь.
Он вернулся в сознание к тому времени, как мы подняли его на хирургический стол, и стонал:
— Не дайте ему убить меня... пожалуйста, не дайте ему убить меня!
— Вы можете помолчать? — сказала я, основательно рассердившись. — Дайте мне осмотреть вашу ногу.
Никто не усовершенствовал мою первоначальную грубую работу по накладыванию шины, и его путешествие из жилища Багов не принесло ему ничего хорошего; кровь сочилась сквозь повязку. Я была откровенно удивлена, что у него получилось это перемещение, учитывая другие его повреждения. Его плоть была холодной, и дыхание — неглубоким, но его не сильно лихорадило.
— Не могли бы вы принести мне немного воды, пожалуйста, миссис Баг? — попросила я, осторожно ощупывая сломанную конечность. — И, возможно, чуть-чуть виски? Ему понадобится что-то от шока.
— Нет, — ответила миссис Баг, бросая на пациента взгляд, полный неприязни. — Мы должны были бы просто избавить мистера Фрейзера от необходимости иметь дело с этим gobshite, если ему недостает вежливости, чтобы помереть самостоятельно, — она все еще держала при себе молоток и подняла его в угрожающей манере, заставив мистера Брауна съежиться и вскрикнуть, поскольку движение потревожило его сломанное запястье.
— Я схожу за водой, — сказала Мальва и исчезла.
Игнорируя мои попытки заняться его повреждениями, мистер Браун схватил мое запястье здоровой рукой, его хватка была неожиданно крепкой.
— Не дайте ему убить меня, — прохрипел он, уставившись на меня налитыми кровью глазами. — Пожалуйста, умоляю вас!
Я колебалась. Я точно не забыла о существовании мистера Брауна, но я более или менее подавила воспоминание об этом за последние сутки или около того. Я была только счастлива не думать о нем.
Он увидел мои сомнения и облизал губы для новой попытки.
— Защитите меня, миссис Фрейзер, умоляю вас! Вы — единственная, кого он послушает!
С небольшим усилием я отцепила его руку от своего запястья.
— Почему, собственно, вы думаете, что кто-то хочет убить вас? — спросила я осторожно.
Браун не засмеялся, но его рот мучительно искривился.
— Он сказал, что сделает это. Я не сомневаюсь в нем, — он выглядел сейчас немного успокоившимся и сделал глубокий дрожащий вздох. — Пожалуйста, миссис Фрейзер, — сказал он почти беззвучно. — Я умоляю вас, защитите меня.
Я взглянула на миссис Баг и прочитала правду в ее сложенных руках и поджатых губах. Она знала.
В этот момент, быстро вошла Мальва: чаша горячей воды в одной руке, бутылка виски — в другой.
— Что я должна делать? — спросила она, запыхавшись.
— Ээ... в шкафу, — ответила я, пытаясь собраться с мыслями. — Ты знаешь, как выглядит окопник... и посконник? — я удерживала запястье Брауна, автоматически отмеряя его пульс. Он зашкаливал.
— Ага, мадам. Мне сделать немного настоя? — она поставила бутылку и чашку и уже шарила в шкафу.
Я встретилась глазами с Брауном, пытаясь сохранять бесстрастие.
— Вы бы убили меня, если бы смогли, — сказала я очень сдержанно. Мой собственный пульс стал почти таким же быстрым, как его.
— Нет, — ответил он, но его взгляд ускользнул от моего. Только на секунду, но ускользнул. — Нет, я бы никогда!
— Вы говорили Х-Ходжепайлу убить меня, — мой голос запнулся на имени, и волна ярости внезапно выросла во мне. — Вы знаете, что говорили!
Его левое запястье, похоже, было сломано, и никто не вправил его; плоть опухла, потемнела от кровоподтеков. Но, даже несмотря на это, он положил свою свободную руку поверх моих, настойчивый в желании убедить меня. Его запах был прогорклым, острым и диким, как...
Я вырвала свою руку, отвращение расползалось по моей коже, словно полчище многоножек. Я вытерла ладонь о фартук, пытаясь сдержать рвоту.
Это не мог быть он. Я была почти уверена в этом. Из всех мужчин, это не мог быть он; он сломал ногу днем. Не было никакой возможности, чтобы он мог быть той тяжелой, неотвратимой, толкающейся, зловонной близостью в ночи. И хотя я чувствовала, что это был именно он, и сглатывала желчь, моя голова внезапно закружилась.
— Миссис Фрейзер? Миссис Фрейзер! — Мальва и миссис Баг заговорили одновременно, и до того, как я поняла, что, на самом деле, происходит, миссис Баг усадила меня на табурет, удерживая в вертикальном положении, и Мальва стремительно прижала чашку виски к моим губам.
Я выпила, закрыв глаза, пытаясь поскорее раствориться в чистом, пикантном аромате и обжигающем вкусе напитка.
Я вспомнила гнев Джейми в ту ночь, когда он привез меня домой. Будь тогда Браун с нами в комнате, без сомнения, Джейми убил бы его. Поступил бы он так же сейчас, на холодную голову? Я не знаю. Браун определенно был уверен, что да.
Я могла слышать рыдания Брауна — тихие, безнадежные звуки. Я проглотила остатки виски, оттолкнула чашку и выпрямилась, открыв глаза. К моему смутному удивлению, я тоже плакала.
Я встала и вытерла лицо фартуком. От него успокаивающе пахло сливочным маслом, корицей и яблочным муссом, и этот запах утихомирил мою тошноту.
— Чай готов, миссис Фрейзер, — прошептала Мальва, касаясь моего рукава. Ее глаза были сосредоточены на Брауне, жалко съежившемся на столе. — Выпьете его?
— Нет, — сказала я. — Отдай это ему. Затем принеси мне немного перевязочного материала — и иди домой.
Я понятия не имела, что хотел сделать Джейми; я понятия не имела, что могла бы сделать я, когда обнаружу его намерение. Я не знала, что думать или чувствовать. Единственная вещь, которую я знала наверняка, состояла в том, что передо мной был травмированный человек. В настоящий момент этого должно было быть достаточно.
* * *
НА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ я заставила себя забыть, кем он был. Запретив ему говорить, я стиснула зубы и полностью погрузилась в работу. Он всхлипнул, но вел себя тихо. Я очищала, перевязывала, приводила его в порядок, оказывая беспристрастную помощь. Но когда дела завершились, я по-прежнему оставалась с этим человеком и ощущала нарастающее отвращение каждый раз, когда прикасалась к нему.
В конце концов, я закончила и отошла, чтобы умыться, тщательно оттирая свои руки тряпкой, смоченной в скипидаре и спирте, вычищая каждый ноготь, несмотря на болезненность. Я осознала, что веду себя так, будто он был источником какой-то мерзкой заразы. Но не могла остановиться.
Лайонел Браун наблюдал за мной с опаской.
— Что вы намереваетесь делать?
— Я пока не решила, — это было более или менее правдой. Это не было следствием обдуманного решения, но план моих действий — или его отсутствие — был определен. Джейми, черт его возьми, был прав. Хотя я не видела причин, чтобы сообщить Лайонелу Брауну об этом. Не сейчас.
Он открыл рот, без сомнения, чтобы умолять меня и дальше, но я остановила его резким жестом.
— С вами был человек по имени Доннер. Что вы знаете о нем?
Чего бы он ни ожидал, но точно не этого. Его челюсть немного отвисла.
— Доннер? — повторил он, выглядя сбитым с толку.
— Не смейте рассказывать мне, что не помните его, — сказала я, мое волнение заставило меня звучать неистово.
— О, нет, мэм, — торопливо заверил он меня. — Я помню его хорошо — очень хорошо! Что... — его язык коснулся трещины в углу рта, — что вы хотите знать о нем?
Главная вещь, которую я хотела знать — мертв он или нет, но Браун почти наверняка не был в курсе.
— Можете начать с его полного имени, — предложила я, осторожно садясь возле него, — и пойдем дальше.
В конечном счете, Браун знал немногим более о Доннере, нежели его имя, — которое, как он сказал, было Вендиго.
— Что? — спросила я скептически, но Браун не нашел в этом ничего странного.
— Именно так он назвался, — ответил он, уязвленный моим сомнением. — Это ведь индейское?
Да, индейское. Именно так, если быть точным, звали чудовище из мифологии одного из североамериканских племен, — я не могла вспомнить, какого. Класс Брианны в средней школе однажды готовил блок по мифам коренных американцев, и каждый ребенок обязан был объяснить и проиллюстрировать отдельную историю. Бри выбрала Вендиго.
Я вспомнила это только из-за сопровождающего рисунка, нарисованного ею, который завладел мною на некоторое время. Он был выполнен в реверсивной технике, — основа картинки сделана белой пастелью, проглядывающей сквозь верхний слой, нарисованный углем. Деревья, стремительно движущиеся туда-сюда в вихре снега и ветра, оборванные листья и летящие иглы, в пространстве между ними — ночь. Рисунок передавал ощущение сиюминутности, дикости и движения. Требовалось несколько мгновений, чтобы увидеть мельком лицо среди ветвей. Я даже вскрикнула и уронила бумагу, к полному удовольствию Бри.
— Я полагаю, да, — сказала я, решительно подавляя воспоминание о лице Вендиго. — Откуда он? Он жил в Браунсвилле?
Он останавливался в Браунсвилле, но лишь на несколько недель. Ходжепайл привел его откуда-то с другими людьми. Браун толком не обратил на него внимания: он не доставлял хлопот.
— Он проживал у вдовы Бодри, — сказал Браун, в его голосе неожиданно прозвучала надежда. — Может быть, он рассказывал ей что-то о себе. Я могу разузнать для вас. Когда отправлюсь домой, — он устремил на меня взгляд, который, как я предположила, должен был означать собачью преданность, но больше был похож на взгляд умирающего тритона.
— Хмм, — сказала я, глядя на него с предельным скептицизмом. — Это мы еще посмотрим.
Он облизал губы, стараясь выглядеть жалобно.
— Не мог бы я получить немного воды, мадам?
Я не считала, что могу дать ему умереть от жажды, но лично я об этом человеке достаточно позаботилась. Я хотела, чтобы он убрался из моей хирургической и с моих глаз, как можно быстрее. Я грубо кивнула и вышла в коридор, зовя миссис Баг принести немного воды.
День был теплым, и я чувствовала неприятное покалывание после работы над Лайонелом Брауном. Без всякого предупреждения прилив жара внезапно поднялся вверх через мою грудь и шею и потек, словно горячий воск, по моему лицу, так что пот выступил за ушами. Бормоча извинения, я оставила пациента на миссис Баг и поспешила на желанный воздух.
Снаружи находился колодец; небольшое углубление, аккуратно обрамленное камнями. Большой черпак из тыквы был втиснут между двумя камнями; я вытащила его и, опустившись на колени, зачерпнула достаточно воды, чтобы попить и ополоснуть свое пылающее лицо.
Горячие приливы сами по себе не были настолько уж неприятными, — скорее, на самом деле, интересными, подобным образом воспринималась беременность — это странное чувство, когда твое собственное тело сделало что-то совершенно непредсказуемое, не в пределах осознанного контроля. Я ненадолго задумалась, а не испытывают ли мужчины похожие ощущения во время эрекции?
В данный момент приливы казались достаточно безобидными. "Конечно, — сказала я себе, — я не могла бы чувствовать горячие волны, если бы была беременна. Или могла?". У меня было смутное воспоминание о том, что гормональные колебания на ранних сроках беременности были вполне способны стать причиной всех типов специфических тепловых явлений. Так же как и менопауза. Я, конечно, подвержена разным видам эмоциональных истерик, которые могли появиться с беременностью, или менопаузой или от того, что я была изнасилована...
— Не будь смешной, Бичем, — сказала я вслух. — Ты знаешь достаточно хорошо, что не беременна.
Озвученная вслух, эта мысль дала мне необычное ощущение: девять частей облегчения, одну часть — сожаления. Ладно, возможно, девять тысяч девятьсот девяносто девять частей облегчения против одной сожаления, — но эта часть все равно оставалась.
Однако, обильный пот, который иногда следовал за горячими приливами, был тем, без чего я вполне могла обойтись. Корни моих волос взмокли, и в то время как холодная вода приятно освежала мне лицо, волны жара по-прежнему окатывали меня, цепляясь, словно льнущая вуаль, к груди, лицу, шее, голове. Охваченная импульсом, я опрокинула половину черпака за корсет, выдыхая с облегчением, по мере того, как ткань впитывала влагу, стекающую между моих грудей и дальше — по животу, щекоча прохладой ноги и капая на землю.
Я выглядела жутко, но миссис Баг не стала бы возражать, и плевать, что подумает чертов Лайонел Браун. Прикоснувшись к вискам концом своего передника, я направилась обратно в дом.
Дверь была приоткрытой, как я ее и оставила. Я толкнула ее, и сильный чистый дневной свет засиял позади меня, освещая миссис Баг, со всей своей силы прижимающую подушку к лицу Лайонела Брауна.
На мгновение я остановилась, моргая, настолько изумленная, что просто не могла поверить своим глазам. Затем с бессвязным криком бросилась вперед и схватила ее за руки.
Она была ужасно сильной и настолько сосредоточилась на том, что делала, что не сдвинулась с места; на лбу выступили вены, а лицо было почти фиолетовым от напряжения. Я резко дергала ее руки, безуспешно пытаясь ослабить хватку, и в отчаянии пихнула ее так сильно, как смогла.
Она покачнулась, потеряв равновесие, и я ухватилась за край подушки, рванув ее в сторону от лица Брауна. Она устремилась назад, намереваясь завершить работу, грубые руки погрузились в массу подушки, исчезая в ней до запястий.
Я отступила на шаг назад и кинулась на нее всем телом. Мы с треском опрокинулись, ударившись об стол, перевернув скамью, и приземлились спутанным клубком на пол, посреди черепков разбитой глиняной посуды и запахов мятного чая и пролитого ночного горшка.
Я вывернулась, задыхаясь, боль от моих сломанных ребер на мгновение парализовала меня. Затем стиснула зубы, отталкивая ее от себя и пытаясь высвободиться из путаницы юбок, вскарабкалась на ноги.
Его рука безвольно свисала, протянувшись со стола, я схватила его за челюсть, запрокинула голову и с жаром прижала свой рот к его губам. Я выдохнула то небольшое количество воздуха, которое у меня было, в его рот, вдохнула и выдохнула снова, все время лихорадочно нащупывая хоть какие-то признаки пульса на его шее.
