Всего лишь несколько лет был мир и покой в униатских землях, окруженных на западе лесами и топями, с севера омываемых водами холодного моря, на юге ограниченных горными пиками и высокими холмами, а на востоке разделенных с богатыми соседями фезами многоводной рекой Пенной. Оттуда и пришли лихие вести. Могучим был Хафез: распростер свои владения от Белого моря до Золотого. Горы Солнца защищали его восточные границы, на их склонах разводили фезы тысячные стада овец, из каменных недр доставали изумруды и металлы, на обширных землях богатые дичью леса сменялись плодородными равнинами, орошаемыми водными источниками и согреваемыми солнечными лучами, которым фезы возносили ежедневные молитвы. Древним и процветающим был восточный сосед униатов, издавна жили союзные племена в дружбе с великим Хафезом, их отношения были прочно скреплены торговыми делами. Последние правители страны фезов все более устремляли взгляды на юг к богатым золотом, камнем и невиданными животными, ценными за кость и шкуры, землям виндов. Принимая постоянную дань от улов, воличей и полоров, фезские наместники ограничивались небольшими войсками для поддержания порядка в собственных уделах, а полки наемников, к которым порой примыкали униатские дружины, отряжались в набеги на разрозненные племена виндов, отступавших по жарким пустыням вглубь заросших непроходимым лесом просторов. Но многочисленны были темнокожие винды, и страшны были их воины с длинными копьями в руках, верхом на исполинских верблюдах и слонах.
Однако будто песчаная буря пронеслась по тем землям в начале летнего зноя. Перейдя невиданные никогда прежде униатами далекие горы, хлынули через поселения виндов стада быстроходных скакунов. Всадники, вооруженные кривыми саблями и тугими луками, с крепкими кожаными щитами возле седла, как саранча налетели на крайние деревни, сжигая их дотла, забирая с собой воду и продовольствие. Нескончаемый поток захватчиков устремился на север, ибо не проехать было сквозь густой дикий лес конникам, и столкнулись иноземные орды с отрядами фезов, что также быстро побежали от них прочь, как прежде мирные винды спасались в своих убежищах от фезских грабителей.
Всего за несколько месяцев тинголы, как именовали себя кровожадные пришельцы, промчались по всему Хафезу, ввергнув страну в резню и пожарища. Их войскам не было видно пределов, а когда дорогу им преградили воды Гаи, одного из притоков реки Пенной, всадники помчались обратно на юг, оставляя после себя гарь, дым и пепел опустошенных поселений. Атан Хаам вел вперед двенадцать отрядов из сотен тысяч воинов-всадников, оставшихся в восточных степях тинголов. Имя Хааматана восклицали воины как боевой клич, врываясь в чужие жилища и разрубая редкие армии фезской знати, не успевшей объединиться для отпора гибельного нашествия врага. К середине осени затих плач, и унялась кровь на отрогах гор Солнца, ибо некому было более защищать родные дома и семьи. Уцелевших мужчин заковали в кандалы, женщин и детей обратили в рабов, а на прежде раздольных территориях стали возводиться высокие шатры, в которых оседали тинголы, новые хозяева земель. Среди их солдат были даже двенадцатилетние подростки, а рядом с оружием в руках скакали на битву их матери и отцы.
Тинголы заняли самый большой и красивый город в восточных землях — Шафри, древнюю столицу Хафеза, полностью выложенную из белоснежного камня. Именно по традиции зодчих фезов была много столетий спустя выстроена Дерява, главный город велесов. Шафри был окружен несколькими поясами крепких стен, но каждый раз город вырастал из прежних размеров, и новые еще более высокие и прекрасные здания возводились на его окраинах, где проживали богачи Хафеза. Вдоль берега реки распологались мастеровые и купеческие ансамбли, роскошные дворцы, обнесенные парками с фонтанами и лабиринтами дорожек между ними. Хааматан разместил своих полководцев в самых величественных строениях, которые уцелели в отполыхавших пожарищах, а остальные улицы и районы города были отданы во владения рядовым воинам, которые до этого не привыкли спать под высокой надежной крышей над головой, ибо в непрестанной скачке не было иного укрытия от гнева неба, чем кожаный шатер.
С приходом холодов около половины войск атана ушло под предводительством одного из его сыновей на юг, покорять виндов, а оставшиеся конники выжидали новых походов, задуманных вождем, который обживал богатые покои в каменном становище у слияния рек Гая и Белу, главных притоков Пенной. Захватчики наслаждались сокровищами чужого народа, как не заставили себя ждать и новые поступления даров от обеспокоенных соседей по ту сторону реки.
Сплочение и объединение униатских племен, с ужасом и смятением встретивших известия с востока о поражении фезов, легло на плечи велеского князя Ведимира и молодого князя дризов Торика. Войска союзников стекались в центральные леса, но к этому времени столица Хафеза уже была захвачена, и тинголы опустошали северные земли. Покуда князья спорили о том, где дать решающее сражение захватчикам, тинголы замерли, и наступила зима. А воличи, низы и полоры поспешили предложить тинголам откупные дары, осознавая, что их территории первыми попадут под копыта коней кочевников. По широкому каменному мосту через Пенную, который соединял прежде основные торговые тракты в землях униатов и фезов и был быстро разрушен при нападении тинголов, а ныне возводился вновь, потекли богатые караваны в Шафри с подарками от князей-отступников, как прозвали их прочие племена. Впереди обозов ехал князь полоров Шусть, желавший не только задобрить новых соседей расшитыми одеяниями, мехами и драгоценными украшениями, но и заручиться поддержкой в борьбе с северными "союзниками".
Беспокойно прошла зима. В затишье. Хотя в кузницах не покладали молотов, выковывая булатные мечи и сабли для дружинников князей униатов, готовившихся к неминуемой битве за родные земли. Когда растаяли снега, воздух огласился щебетом птиц и наполнился ароматом весенних цветов, с востока в столицу велесов пришли взбудораживающие известия. Шусть выехал в Деряву с посольством от Хааматана к великому князю Ведимиру.
Лес начинался сразу же за восточными крепостными стенами города. Белые березы гибкими ветвями приветствовали пожаловавших в их просторы людей. Под вой ветра молодые девушки запевали мелодии, то грустные и жалобные, то веселые и задорные. Князь ступал меж тонких стволов с зелеными кронами, держа под узды статного коня, верхом на котором восседал его младший сын Сигирь. По другую сторону от лошади медленной грациозной походкой шла княгиня Иза. Чета намного отстала от молодежи, отправившейся с самого утра в лес по грибы и ягоды.
— Что за думы выгнали Великого Князя в светлый лес? — дружелюбно спросила Лисса супруга. Она похлопывала коня по гриве, в то же время с волнением наблюдая за мальчиком, который ехал на крупе животного без седла, поводьев, с восторгом хватаясь за боковые ветви берез. Сигирь уже совсем вырос, ему шел десятый год, но Лисса переживала за здоровье сына князя, так как непоседливый мальчуган за прошедший год не раз падал с лошади, крыши терема и вершин деревьев, куда забирался, едва оставался без присмотра многочисленных нянек.
— Вы как всегда прозорливы, мой друг, — улыбнулся в ответ жене Ведимир. — Предстоящий прием гостей не может не заставить задуматься. Тем более речь с ними зайдет об очень важном вопросе для нашей семьи и всего народа велесов, разве не так?
— Не помешало бы пригласить в город менестреля князя Торика для приветствия послов тинголов, ведь именно их появлением вы огорчены, князь, — Лисса догадалась, что супруг желал с ней поговорить начистоту о делах правления народом, как только он выразил волю сопровождать её в прогулке по лесу. Разговор мог остаться в тайне только среди уединения природы, ибо комнаты бедных хижин или роскошных дворцов всегда имели много невидимых ушей. — Доходят вести, что Шусть спешит в Деряву с полными обозами, лишь бы в них не оказались острые клинки да кольчуги, которые его люди обратят в сторону северных соседей.
— Его человек прибыл поздно ночью ко мне с посланием. Как говорят бродяги, побывавшие на пепелищах Хафеза, не только предстоящие войны и битвы занесли в наши края полоров, подлизавшихся к Хааматану, но и возможный союз между нашими родами. Шусть приезжает к велесам, чтобы просить в жены тинголу нашу дочь Милару, княгиня.
— И каков же будет ваш ответ? — признание Ведимира не было для неё неожиданным. Лисса уже разговаривала с торговцами, ходившими с караванами в южные страны, ныне однако разоренные тинголами. Они рассказывали, что атан Хаам покорен красотой и много наслышан о чистом голосе, ясном взгляде и сверкающей улыбке княжны Милары. Все жемчужины должны быть собраны в ожерелье, как поговаривали фезы, поэтому немудрено, что вождь тинголов вознамерился купить у велесов дочь князя.
— Дризы и кривличи могут обвинить меня в сговоре с врагами и заклеймить подобно низам и воличам, принесшим еще зимой дань тингольским наездникам, но ведь по сути у меня нет нынче иного выбора, — Ведимир вопросительно поглядел на княгиню, ожидая её совета. — Если свадьба Милары и Хааматана поможет удержать мир на землях униатов, то пусть гралы берегут нашу дочь в чужих краях.
— Неужели вы допускаете мысли, что тинголам хватит лишь одной униатской девушки?! Они уже показали, что их жажда крови и богатства неутолима! Глупо надеяться, что брачный союз Милары и Хааматана что-то изменит, — возмутилась Лисса. — Спустя несколько лет тинголы лишь еще с большими претензиями посмотрят в нашу сторону, а потом дети Милары будут обнажать оружие против наследников Ведимира — вот к чему приведет эта дорога! Хааматан никогда не станет считаться с родичами жены, он, рассказывают, имеет вдобавок более десяти женщин в своем доме и уже два десятка детей. Милара окажется лишь очередной игрушкой, одним из украшений, богатой добычей, но не более. Я не желаю такой судьбы для своей дочери!
— Но если мы откажемся от его предложения, то полчища верховых чудищ вломятся на наши территории. К тому же Милара станет женой одного из самых сильных и могущественных правителей этих земель...
— Прежде вы должны спросить согласия у неё самой, — продолжала строгим тоном Лисса. Она даже не желала выслушивать доводы супруга о выгоде подобного союза для велесов. Княгиня давно обдумала все варианты и нынче не сомневалась, что счастье дочери для неё важнее спокойствия униатов, которым в любом случае придется сравнить свои силы с противником на поле брани, пусть они желали отсрочить это испытание. Но в противостоянии Лисса желала быть со своими детьми и мужем на одной стороне, а не в разных лагерях. — Милара была обещана вами в жены князю дризов. Вы должны исполнить данные клятвы, это скрепит отношения между униатами, и, объединившись, возможно будет дать отпор войскам тинголов, которые никогда прежде не знавали наших лесов. Если заманить захватчиков в ульские топи...
— Зачем искать войну, если можно заключить мир, — перебил жену князь. — А с дочерью я уже переговорил, и она стремится к этому браку всей душой, так что мы примем послов с открытыми дружескими объятиями и передадим им радостные вести. Я знаю, что вы, княгиня Иза, не страшитесь сечи, в которой возможна гибель вашего супруга или сына, но бояре и я желаем чистого неба и земли в союзных краях. Тинголы захватили огромные просторы. Чтобы их удержать, они также ищут мира и союза с соседями. Брачные узы лишь укрепят эти взаимные стремления.
— Если вы полагаете, что тинголы ослабли и истощили свои войска, отчего ж так быстро отдаете за шелка и ткани свою дочь в руки чужеземцев?! — вскричала Лисса. — А если вы осознаете их настоящую мощь, то поймите, что их мечтания не утолит одна лишь красивая велеска. Они пойдут на нас с мечами, и все полученные ныне дары вы отдадите обратно, а в придачу все земли и богатства. Да и где былая гордость велесов?
— Я хотел услышать от вас слова поддержки, ибо предполагал, что подобные речи выльются на меня из уст других князей, — грустно произнес Ведимир, недовольно поглядывая на жену. — Но вы как обычно имеете свое суждение. Только теперь я вижу, что причина его не забота о народе, а вызвано оно одним тщеславием и честолюбием. Я же не могу впадать в пустые грезы. Униаты еще слишком разобщены, чтобы воевать с тинголами.
— Вы не грезите, уважаемый супруг, — резко ответила Лисса, пожав при этом небольшую ладонь Сигиря, который во время разговора переводил непонимающие взгляды от одного родителя к другому, — вы всего лишь ослепли от страха за грядущее. Униаты слабы, но именно неприятель на пороге должен, наконец, предать забвению все былые споры. Если ныне и велесы станут в сторону, то они удержат свои земли — но надолго ли? Тинголы заставят склониться дризов, после кривличей, сиригов, а потом и мы падем к их ногам.
— Но не можете же вы противиться решению самой Милары стать женой великого атана Хаама?
— Я приму этот выбор, если она действительно сделала его сама, — скупо ответила Лисса. Путники вышли на светлую поляну и вынуждены были прервать беседу, так как молодые девушки заставили прогалину плетенными корзинами, которые наполняли спелой ягодой. Лисса помогла спрыгнуть с высокого коня Сигирю, помчавшемуся в самую глубь красных зарослей, и задумалась над тем, что разговор с дочерью будет не менее горячим, чем с князем. В семьях униатов дочь не смела ослушаться отца и перечить его воле, но в то же время родитель не должен был насаждать силой свои решения. Ведимир любил Милару, пожалуй, даже больше чем сыновей, и она не чаяла души в сильном прославленном отце, всегда разделяя его убеждения. Так и нынче, Лисса не сомневалась, что, подобно отцу, в предстоящем браке Милара уже разглядела все притягательные стороны, но это не значило, что за их краем стерлась неприглядная плата и настоящая реальность.
По возвращении в город княгиня незамедлительно отправилась в светлые горницы под куполообразной крышей терема, где молодые девушки обычно проводили обеденное время за рукоделием и веселыми беседами. Поднимаясь по лестнице, она расслышала звонкий смех, но едва переступила порог просторной комнаты, занятой лишь длинными скамьями около свежевыбеленных стен, хохотушки умолкли и, вскочив с мест, низко склонились перед своей хозяйкой. Среди них Лисса с одобрением отметила свою дочь, княжну Милару, с колен которой на пол упало полотно с портретом брата.
— Милые красавицы, солнце сегодня светит столь ярко, что вам лучше не пропустить его лучей и немного освежить бледные лица. А я пока переговорю с княжной, — Лисса слегка склонила голову в бок, что было достаточно для того, чтобы подружки Милары вмиг выбежали прочь из палат.
— Матушка, как ваша прогулка по лесу? — вежливо поинтересовалась княжна, застыв в неподвижной стойке.
Милара почти не отличалась от прочих велесок, должных в скором будущем стать женами и матерями. Она носила длинный сарафан василькового окраса под цвет своих серо-голубых глаз, а в прямые золотистые волосы обычно вплетала шелковую ленту. Гибкий тонкий стан и белое правильное лицо придавали юной княжне очаровательный вид, но от прочих молодиц её отличали разве что алые губы и длинные ресницы, а также чистый звенящий голос, который всегда задавал тон в праздничных хороводных посиделках.
