Его красноречие, наконец, вызвало у Гермионы слабую улыбку.
— Так что, — он склонил голову к плечу, — запустим им наш милый вирус?
Гермиона с сомнением посмотрела на него.
— А мы с ним потом справимся? Он же этим, — она кивнула на распечатки, — не ограничится... дальше пойдет разрушать системы и подрывать устои.
— Антивирус, — просто сказал Пол. — Кроме того, какое-то время мы сможем локализировать вирус в каком-то фрагменте игровой вселенной. Пока он не сделает все, что нужно. А потом — грохнем.
Гермиона кивнула.
— Сколько тебе понадобится времени? — спросила она.
Пол пожал плечами.
— Около часа на выбор схемы и еще часа три на реализацию.
— И сразу запустишь?
— А надо?
Гермиона пожала плечами.
— Точно не знаю, — с сомнением произнесла она. — Страшно.
— Тогда запустим — но в латентном состоянии, — предложил Пол. — А распакуется, только когда его спровоцируют. Скажем, прицепится к персонажу — и развернется.
— А как спровоцировать?
— Ну, это уж ты придумай, — Пол сделал приглашающий жест. — Я что, и сценарий теперь сам пишу, что ли? Я и так тут перед тобой Ваньку валяю уже битый час, а ты все равно норовишь впасть в депрессию. Эх, Миона, кто еще о тебе так заботиться будет, как я, а?
Он подмигнул ей и залпом допил оставшееся пиво.
Гермионе не хотелось признавать, что Пол прав. Что она медленно но верно погружалась в депрессию — с того момента, как покинула дом Поттеров. А еще что она просто боялась. Боялась своей собственной разработки — игры, сценария, того что уже написала, и еще больше — того, что могла написать. Кто знает, что она сейчас натворит...
Гермиона обошла стол и подтолкнула Пола в плечо.
— Пусти к машине, — потребовала она. — Мне в игру залезть надо. Как я тебе иначе сценарий напишу?
Пол вздохнул.
— А говорила, избавилась от геймерской зависимости, — проворчал он и нехотя уступил ей кресло. — Ты не то что играть — ты и работать-то можешь только в виртуальной реальности...
Он ревниво наблюдал, как Гермиона устраивается за его машиной. Сейчас ей предстояло определить персонаж и действия, на которые отреагирует вирус. И ее тошнило от мысли, что она знает, кто это будет, и чем это для него закончится.
Оба работали молча в течение часа. Гермиона вынырнула из игры с готовыми расчетами, о подлинном смысле которых она, как обычно, не догадывалась. Признаться, ей и не хотелось. Она была уверена, что увидит результаты воочию. Если успеет хоть что-то увидеть. С тяжелым сердцем она передала листки Полу. Тот скользнул по ним взглядом.
— Хорошо, — сказал он. — Я тоже нашел принцип.
Гермиона вернулась в кресло, а Пол снова устроился за монитором.
— Теперь — название, — сказал он. — Нам нужно дать нашему монстру какое-то звучное имя. По возможности инфернальное.
— Темный Лорд, — с мрачным, мазохистским удовольствием произнесла Гермиона.
Она поняла, наконец, почему ей так не понравилось слово "полужизнь".
Пол скривился.
— Плоско и неинтересно, — отрезал он.
— Лорд Волдеморт, — предложила Гермиона, сама себе удивляясь.
Пол посмотрел на нее, пошевелил губами и снова покачал головой.
— Длинно.
— Риддл, — упрямо произнесла Гермиона.
Пол закатил глаза, изображая задумчивость и, наконец, кивнул.
— Отлично. Вот это действительно отлично. Вирус Риддл. Так и запишем.
Он застучал по клавишам, а Гермиона еще какое-то время просто сидела в кресле, погруженная в раздумья, больше похожие на депрессивную жвачку.
Значит, вирус Риддл. Какая все-таки ирония! Маленькая программка имени лорда Волдеморта должна разорвать виртуальную реальность игры и реальность магического мира. Кто станет его жертвами? Ведь без них не обойдется. Имя Темного Лорда тому гарантия. В первую очередь, надо думать, пропадут артефакты — те персонажи, которых на самом деле в магической реальности нет. Но что значит "на самом деле", если игра уже запустила их сценарии в реальности? Она сжалась в кресле и с трудом поборола желание завопить, чтобы Пол немедленно прекратил. Что не будет никакого вируса. Пускай все идет как идет. В конце концов, это ее разработка. Ее вина. Впрочем, ты-то в любом случае за все расплатишься, девочка моя. Однажды запущенный сценарий необратим. И неважно, чья именно диаграмма превалирует в твоем — Жанны или Моффрэ. Обе окончили дни свои на костре. А еще есть Стен. Вполне возможно, что для него это тоже конец.
Для них...
С этой мыслью Гермиона вылезла из кресла, не отвлекая Пола, погруженного в работу над вирусом, выскользнула из каморки и, спрятавшись на запасной лестнице, активизировала порт-ключ.
Стен сидел в гостиной и, казалось, ждал ее. Едва она появилась на пороге — порт-ключ на сей раз забросил ее в кухню — как он отложил книгу, в которую, казалось, и до этого не смотрел, и напряженно уставился на нее. Он чего-то ждал — Гермиона не знала, чего именно. Но выглядел так, словно ждал удара. Гермиона присел на подлокотник его кресла и уставилась на огонь, пляшущий в камине. Она хотела все поскорее рассказать. И боялась. Ждала, что он ей поможет — хотя бы вопрос задаст. Но Стен молчал. Она понимала, что он ее ни о чем не спросит. Никогда не спрашивал. Она сама приходила к нему и рассказывала. Искала совета. Хотя бы просто поддержки. Или ее иллюзии. Он не предлагал — представлял ей возможность... Взять? Обмануться? Вот и сейчас молчит. Не спрашивает. Просто ждет ее действий. Ждет, как удара... Что ж, если она хочет хотя бы озвучить собственные сомнения, ей придется заговорить первой.
Но как только она набрала воздух и открыла рот, Стен вдруг спросил:
— Знаешь, что вкуснее хереса?
Гермиона поперхнулась.
— Хереса? — растерянно переспросила она.
Определенно, этот человек всеми силами удерживал ее в кругу бреда.
Стен кивнул и посмотрел на нее снизу вверх. Наверное, вид у нее был довольно смешной — несмотря на напряжение, сквозившее в каждом его движении, Стен слегка улыбнулся. Гермиона нерешительно пожала плечами.
— Наверное, на свете есть довольно много вещей вкуснее хереса, — предположила она.
Стен покачала головой.
— На самом деле только одна, — прошелестел он. — Херес с молодыми грецкими орехами.
Он поднялся из кресла и покинул гостиную. Гермиона слышала его шаги — сначала он направился в кухню, потом, по всей видимости, в лабораторию и, через некоторое время, обратно. Он появился на пороге в сопровождении зависшего в воздухе подноса, на котором стояла бутылка, два бокала и мисочка с белыми, молочной спелости, уже очищенными от всех шкурок, грецкими орехами.
— В это время года? — Гермиона удивленно посмотрела на Стена.
— Я не лакомка, — ответил он. — Единственное, на что я накладываю консервирующие чары и храню в доме круглый год — молодые грецкие орехи.
— У тебя было не самое сытое детство, — наобум произнесла Гермиона.
Его рука дрогнула, бутылка звякнула о край бокала. Он мельком глянул на нее и снова занялся хересом.
— Почему ты так думаешь?
Гермиона пожала плечами. Судя по его реакции, она угадала.
— Те, кто пережил голод, больше всего на свете любят ржаные сухари, — пояснила она. — А для тебя, наверное, именно грецкие орехи были едва ли не единственным доступным лакомством. Молодые грецкие орехи — значит, ты едва мог дождаться, когда они, наконец, станут съедобными.
— Логично. Но слишком велика доля допущения.
Стен засмеялся своим шелестящим смехом.
— Мерлин, кто бы мог подумать, что тебе будет интересно копаться в моем прошлом.
Гермиона пожала плечами. Ей не казался странным интерес к человеку, с которым ее связывало столь многое. Впрочем, откуда она знает, что именно их связывает? Снова иллюзии...
— Просто удивилась — откуда такая любовь к молодым грецким орехам у человека, который вовсе не лакомка и привык довольствоваться малым, — с досадой произнесла она. — Впрочем, должна признать, у тебя в доме вкусно кормят.
Стен взял бокал, подхватил из мисочки несколько бледных ядер и вернулся в кресло.
— Если ты не забыла — я алхимик, — сказал он, с видимым удовольствием принюхиваясь к содержимому бокала. — У меня высокие требования к вкусовым ощущениям. И, кстати, что бы ты ни думала о моем детстве, именно поэтому — молодые грецкие орехи с хересом. Мне просто нравится это сочетание.
Гермиона открыла было рот, но Стен поднял руку и не дал ей сказать ни слова.
— Ты хотела поговорить о чем-то совсем другом, — сказал он.
И Гермиона поняла, что она готова рассказать ему все. Теперь это не составило ей труда. Он сам пригласил ее к этому разговору. И она передала Стену содержание своей беседы с Прелати, с Гарри и даже вскользь упомянула о стычке с Джинни, чем вызвала мимолетную усмешку.
К концу рассказа она снова была на грани истерики. Мерлин, это, кажется, и правда было слишком много для одного дня. Короткая встреча с Джинни вымотала ее гораздо сильнее, чем она подумала вначале. А еще она вдруг запоздало испугалась собственной идеи назвать вирус именем Темного Лорда.
Стен же слушал ее с совершенно невозмутимым видом, запивая хересом орешки. А когда она закончила, даже слегка улыбнулся углом рта.
— Магглорожденная ведьма, — изрек он, задумчиво разглядывая Гермиону.
Этот взгляд вызвал у нее приступ глухого раздражения. Можно подумать, он ее впервые видит, или она скрывала от него свое происхождение... Чертовы Малфои с их снобизмом!
— Ни с чем не сравнимое удовольствие, — прошелестел Стен, не обращая внимания на ее гримасу.
Гермиона сжалась и с нехорошим чувством попыталась вспомнить, где и от кого слышала подобные слова.
— Удовольствие? — насторожено переспросила она.
Смотрицки кивнул.
— Это истинное удовольствие — смотреть, как она врывается в этот самодовольный, застывший, чванливый магический мир — и ставит его на дыбы, — с мечтательным выражением произнес он. — И все этим маги разной степени чистокровности вынуждены снова и снова делать выбор, анализировать себя, пытаться понять, кто они есть, чем живут и надо ли им меняться.
Гермиона, открыв рот, выслушала эту тираду, а потом неуверенно спросила:
— Значит, все из-за меня, да? Прелати прав. И Малфой...
Стен покрутил в пальцах опустевший бокал и отставил его в сторону.
— А ты не понимаешь? Не чувствуешь этого? Ты же сама только что битых полчаса рассуждала о каких-то там силах, приводимых в движение. Это же ничто иное, как сама магия.
Гермиона нетерпеливо кивнула.
— Это я и так понимаю. Демоны... Но почему именно магглорожденная ведьма? Почему именно я? — она почти выкрикнула эти слова и тут же прикрыла рот ладошкой.
Меньше всего ей хотелось, чтобы Стен заметил, как она издергана. Как она боится. Как ей противно то, что она сама натворила. По своей безголовости. Глупости. Самоуверенности. Это ж надо было превратить магию в игру, в развлечение для магглов. И ладно бы только развлечение...
— А ты не думала, что общение с демонами, приводящими в действие именно эти силы, подвластно только магглорожденным ведьмам? — спросил Стен.
— Потому что мы принадлежим обоим мирам?
— Скорее, не принадлежите ни одному. Обоим мирам, скорее, принадлежат полукровки. Такие, как я.
— Бесприютность, — прошептала Гермиона. — Но я не хочу. Я не хочу ничего менять в магии, в магическом мире. Не хочу!
— Ты уверена? — насмешливо прошелестел Стен. — А как же домовые эльфы? Равные возможности? Справедливость?
Гермиона сердито фыркнула, проклиная длинный язык Малфоя.
— Если тебя это успокоит, я тоже не знаю, как правильно, — сказал Стен. Его тон снова был серьезен. — Никто не знает. Мы можем только сделать выбор — и совершить ошибку.
Гермиона тоже отставила бокал, из которого едва отпила, и прикрыла глаза. Что ж, это ей тоже приходило в голову. Сделать выбор — и совершить ошибку. Просто потому, что правильного решения в этой точке сценария нет.
— Если мы застынем в традиции — мы закроемся, замкнемся и получим тепловую смерть, — говорил между тем Стен. — А если мы выберем прогресс — как магглы, — мы и превратимся в магглов. Только умеющих показывать фокусы.
— Что же выбрать? — бесцветным голосом спросила она, заранее зная, что не получит прямого ответа.
— Абсурдная ситуация, правда? — Стен усмехнулся. — А ведь выбирать придется.
С этими словами, сказанными уже с откровенной горечью, он резко встал и шагнул к камину. Через минуту из зеленого пламени показалась голова Люциуса Малфоя. Гермиона выскользнула из своего кресла и встала так, чтобы из камина ее не было видно.
— Ах, кузен, — услышала она голос Малфоя. — Новости от нашей милой... миссис Снейп?
Гермиона была уверена, что он хотел назвать ее совсем иначе. И наверняка эта пауза была хорошо продумана. Но если Люциус не успел ее рассмотреть, кому адресовалась гадость? Впрочем, Стен полукровка — он тоже может болезненно реагировать на подобные вещи.
— Он придет, — коротко сказал Стен. — Надо собираться.
— Прекрасно, — вот теперь голос Малфоя прозвучал довольно искренне. — Где?
— Тупик Прядильщиков. Он будет ждать. Не забудь об... оружии. Я прибуду туда первым. Встречу тебя. И... его, возможно.
— Ты? Один? — в голосе Малфоя послышалось удивление. — Кузен...
— Так надо, Люциус, — в шелесте Стена явно послышалась угроза.
— Э-э, я только хотел спросить — ты уверен, что получится без... нее? — неуверенно произнес Малфой.
Стен помолчал какое-то время, потом отрывисто кивнул.
— Предполагаю, что хватит и меня. Не стоит выбрасывать все козыри сразу.
Несколько секунд было тихо. А потом Малфой снова заговорил. Голос его, как показалось Гермионе, прозвучал надломлено:
— Кузен, ты снова собираешься наступить на те же грабли?
— Наоборот, кузен, — Гермионе показалось, что это слово жгло Стену язык, — я собираюсь не наступить на них хотя бы один раз в жизни.
Стен разорвал связь и вернулся в кресло. Гермиона тоже села в свое и выпила залпом все, что оставалось в бокале.
— Куда ты собрался? — спросила она — резче, чем хотела.
Он не ответил.
— Это касается Прелати, да? Ты с ним собираешься встретиться?
Стен мельком глянул на нее и снова уставился в камин.
— Прелати больше не твоя забота, — прошелестел он.
Всякий раз, как я слышу подобную фразу, забот у меня прибавляется, — кисло подумала Гермиона.
— Какое оружие должен взять Малфой? — спросила она.
— То, что ты ему принесла, — безучастно ответил Стен.
— Мизерикорды? Зачем? И зачем там Малфой? Вообще, чего ради ты собираешься с ним встречаться?
Она почти кричала. Напряжение этого дня, наконец, сломило ее, и Гермиона почти смиренно ждала начала истерики.
— Как много вопросов, — Стен криво усмехнулся — Гермиона уже научилась угадывать его мимику в полумраке дома. — Меня заинтересовал твой рассказ. Кажется, этот Прелати любопытный собеседник. А я люблю интересные беседы.
Гермиона не собиралась отступать.
— Малфой? — спросила она.
