— Нет.
Я действительно слышал их в первый раз.
— Раздевайся.
— Что, совсем?
— До пояса.
Я предпочёл не спорить и стащил футболку. Прохлада, казавшаяся столь желанной на жарких улицах, сейчас раздражала.
— Руки покажи. — Женщина ловко поймала меня за запястье, внимательно осмотрела вены. У неё был тот цепкий взгляд, по которому всегда можно узнать медика, даже если он не в белом халате и не говорит о работе. Я присмотрелся: она вдруг показалась мне смутно знакомой. Светлые короткие волосы, серые глаза, очки в тонкой металлической оправе. Красивая? Пожалуй, красивая, но какая-то слишком холодная. Нет, не вспомню.
— Так, вены чистые, без следов уколов.
Бесцеремонные пальцы отбросили со лба лохматую чёлку, чуть оттянули веки. От её прикосновений веяло стерильностью.
— Мальчик чистый, можно отпускать.
— Знаю я этих чистых. Парень, руки подними. Иногда знаки банды под мышками накалывают, чтоб сразу не засекли. Так, теперь шея.
Почти успокоенный, я повернулся к столу спиной и приподнял волосы. У меня даже заметных шрамов не было. Уж не знаю, то ли противники в драках попадались милосердные, то ли заживает всё как на собаке.
— Я могу идти?
— Куда? — поднял брови следователь. — Сейчас тебя отведут в дежурку, позвонишь родителям, и пусть они тебя заберут. Только скажи им, чтоб паспорта не забыли.
Так. Одно хорошо: мне не сунули телефон под нос прямо сразу. Есть время что-то придумать.
Полицейский, который привёл меня на допрос, ушёл, всё же закрыв на ключ дверь дежурки, тесной комнатки с двумя телефонами на обшарпанном столе. Один без диска — внутренний, второй — городской. Зарешёченное окно выходило на пустынную улицу, и за ним давно стемнело. Попал.
В замке заскрежетал ключ.
— Отзвонился уже? — дружелюбно поинтересовался дежурный.
— Да, — соврал я, прежде чем успел обдумать плюсы такого вранья. Может, надо было набрать Эрика? И что бы он сделал, представился моим дядюшкой или старшим братом?
— Тогда будем ждать. — Он уселся за стол и достал откуда-то из ящика залапанный журнал с полуоторванной обложкой.
— Тут у вас аврал, похоже, — осторожно начал я. — Кого ловят хоть?
— Банду. Трущобный молодняк.
— А почему руки показывать заставили? И раздеваться?
— Наркотики. Следы от уколов. И всякие там знаки вроде шрамов или татуировок, которые при вступлении в банду делают.
— Понятно.
— За тобой когда приедут?
— Не знаю. Мы далеко живём, у железной дороги.
— Машины у отца нет?
— Отец от нас ушёл, мы с мамой живём. Сейчас она, наверное, ищет, с кем сестрёнку оставить.
Водоворот вранья затягивал меня всё сильнее. Я вдруг ощутил, как мучительно раздваиваюсь. Один парень, беспризорник по имени Дэй, прикидывал, как бы ему выпутаться из неприятностей, второй, Сан Эрдман, мальчишка из семьи железнодорожников, думал о матери, которая робко стучится в дверь соседки, стыдясь непутёвого сына, угодившего в участок, и позднего визита. А сын, хоть и непутёвый, но всё-таки любимый и родной, по дому всегда поможет, сестру из детского сада заберёт. Заботливый, не то что папаша, от которого на память остались ранние морщинки да прочное недоверие ко всем мужчинам... Стоп, Дэй, не увлекайся. Я тряхнул головой, прогоняя непрошеных призраков. Переигрывать и давить на жалость тоже не стоит.
— Как тебя на Заводскую-то занесло? Да ещё перед самым комендантским часом?
Ага, значит, он тут всё-таки есть. Я опустил глаза, стесняясь ответа.
— Да я в магазин игрушек рванул, думал до закрытия успеть. Сестрёнке куклу купить, там, говорят, красивые появились.
Хорошая картина получилась. Мальчик из небогатой, но честной семьи. Мама — измотанная работой проводница или контролёрша, беспрестанно поправляющая шпильки в тяжёлых чёрных волосах. Квартирка с видом на железнодорожную насыпь. Младшая сестра, с которой приходится возиться, потому что у матери нет времени. С точки зрения взрослых, мальчишке в таких условиях некогда маяться дурью на улице.
— Сколько сестрёнке-то?
Так, в куклы она уже играет, но дома одну лучше не оставлять.
— Четыре.
— Что-то мать за тобой не едет. — Дежурный взглянул на часы.
— Автобус, наверное, ждёт. Или попутку ловит. Такси-то к нам в такое время не ездят.
Я передёрнулся при мысли об одинокой женщине у дороги.
— Чай будешь?
— Да. — Это были очень важные слова. Значит, я для него уже не задержанный подросток, которого надо сдать родителям, а парень, попавший в переделку, которую он, большой и сильный мужчина, может слегка скрасить.
— Учиться как успеваешь? Небось, и матери надо помочь, и с сестрой посидеть?
— Так себе. — Хотелось сказать хоть немного правды, потому что столько брехни за вечер никто не заслуживает. — Но история мне нравится.
Я допил чай и положил голову на скрещенные на столе руки. В любой сложной ситуации, если не можешь ничего изменить — спи. Когда в следующий раз удастся.
Разбудил меня тот же самый дежурный. Я вдруг со стыдом подумал, что так и не узнал его имени.
— Полночь уже, а никто не подъехал. Может, стоило позвонить твоему классному руководителю?
— Только не это! — Сыграть растерянность спросонья всё-таки получилось. — Она маму по собраниям затаскает, будет мозги полоскать за недолжное внимание к ребёнку.
— Ладно, — вздохнул полицейский и, решившись на что-то, не совсем одобряемое законом, предложил: — Я сейчас с дежурства сменяюсь и могу тебя подвезти. Куда тебе?
— Теперь налево, — сказал я, и старенький пропылённый "рендер" послушно свернул во дворы. То, что в самом начале я назвал район недалеко от железнодорожных путей, теперь играло мне на руку. Здесь попадаются улицы в три-четыре дома, нумерация вообще идёт через пень-колоду, и рядом с двадцать первым вполне может оказаться сто тридцать первый. Так что объяснения вроде "вон за тем поворотом, а дальше покажу" помогают куда лучше, чем точный адрес. Мне подошёл бы любой дом. Главное, чтобы недалеко от него был телефон-автомат.
Ага, есть. Возле закрытого на ночь ларька — телефонная будка.
— Вот этот. — Я ткнул пальцем в двухэтажный панельный домик: в квартире на втором этаже как раз горело одинокое окошко. Может, и правда ждут кого-нибудь. "Рендер" обогнул здание и остановился у заросшего чахлой растительностью палисадника.
— Подняться с тобой?
— Нет, а то мама решит, что я что-то натворил. Давайте так: если она будет ругаться, я спущусь и попрошу вас зайти и поговорить с ней. Если через пять минут не приду, значит, всё в порядке.
— Нет уж, если всё в порядке, ты, будь любезен, тоже спустись.
— Договорились, — я улыбнулся. — Как вас зовут?
— Мейзер. Сержант Айлан Мейзер.
— Сан Эрдман.
— Да, мне сказали. Мать, наверное, Санни зовёт?
— Сестра.
— Ладно, дуй наверх, я тут подожду.
Я повернулся и побежал к подъезду. Внутри пахло сыростью, как почти во всех невысоких домах старой постройки. Быстрым шагом поднялся на второй этаж. Привалился к стене, переводя дух. Так, осталось доиграть спектакль до конца. Обмануть хорошего мужика Айлана Мейзера. Не сказать, чтобы я получал от этого удовольствие. Мне почему-то везёт на таких вот хороших мужиков, в основном рабочих профессий. Честных, грубоватых, знающих грязное дно жизни, но каким-то чудом не запачкавшихся в этой грязи по уши. Именно — везёт. И сейчас тоже повезло.
Часов у меня, разумеется, не было. Я прикинул: минут пять на слёзы, объятия и упрёки, минут пять на сбивчивые объяснения. И ещё минуты три на то, чтобы сказать: мама, меня внизу ждёт человек. Мне нужно спуститься и разрешить ему уехать. Пожалуй, пора.
Я сбежал по ступеням и вышел на крыльцо. "Рендер" по-прежнему стоял у подъезда. Когда я подошёл, стекло со стороны водителя опустилось.
— Всё в норме, — сказал я. — Мама, конечно, плакала, но поверила сразу. Она у меня хорошая.
— Помощь не требуется?
— Нет, всё хорошо.
— Ну ладно тогда. Бывай, Санни Эрдман. И постарайся больше перед комендантским часом не шататься так далеко от дома.
— Не буду, — заверил я. И второй раз пошёл к незнакомому подъезду походкой человека, которому не терпится вернуться домой. На крыльце я обернулся и помахал отъезжающей машине. Мне просто очень хотелось дать этому человеку хоть что-то чистое. В конце концов, именно благодаря ему я смог выбраться из участка. Было темно, и я не знаю, помахал ли Мейзер в ответ.
Потом я сел на ступеньку и снова принялся считать. Минута или две, чтобы Мейзер вырулил со двора. Ещё минут пять на то, чтобы убраться с этой улицы. Ладно, накинем ещё минут десять на случай, если он плохо ориентируется в районе, и не сразу поймёт, куда ехать. В полицейском сериале он обязательно поднялся бы со мной в квартиру, познакомился с моей матерью, остался бы на очень поздний ужин, попутно наточил все ножи. Потом пришёл бы проведать нас, принёс что-то вкусное к чаю. А через пару серий женился бы на моей матери, склеив две разбитые жизни в одну целую. Мать сменила бы работу на менее прибыльную, но более спокойную. Мейзер делал бы со мной уроки и покупал сестрёнке игрушки. А непутёвый мальчишка Санни Эрдман обязательно стал бы полицейским, когда вырос.
Но нет никакого Санни Эрдмана и никогда не было. Есть только я.
После тёплого салона машины и душной влажности подъезда ночной ветер вдруг показался очень холодным. Куртку-то я оставил у Эрика, думал, скоро вернусь. Я перебежал улицу и нырнул в заветную телефонную будку. Только бы до неё не добралась местная шпана! Однако телефон выглядел исправным. Я снял трубку — пошли гудки. Закопался по карманам в поисках подходящей монетки и бумажки с номером тату-салона. Вбросил монетку в щель, крутанул диск. Эрик наверняка уже дома, а на квартире у него, кажется, телефона вообще нет. Придётся блуждать по всему городу или ночевать где-нибудь в подъезде.
— Алло, — отозвался сонный голос как из неведомой дали.
— Эрик, это Дэй.
— Дэй, — Эрик на том конце провода мигом проснулся, — где ты?
— В районе у железной дороги. Я в облаву попал, меня полиция только сейчас отпустила.
— А почему ты в Железнодорожном-то?
— Долгая история.
— Ладно, у тебя там поблизости хоть одна табличка с названием улицы есть?
— Сейчас гляну. — Я посмотрел сквозь запылённое стекло. — Зелёная, кажется. В смысле, улица, а не табличка. Двенадцать или тринадцать, отсюда не видать. Слушай, когда рассветёт, и автобусы начнут ходить, я приеду. Не парься.
— Сидеть! — неожиданно рявкнул Эрик. — В смысле, стой, где стоишь. Я за тобой подъеду. Лучше вообще из будки не выходи, понял? Эй, ты там плачешь, что ли?
— Нет. — Я вытёр мокрое лицо тыльной стороной ладони. — Что я, девка?
И, только повесив трубку, вспомнил, что машины у Эрика нет.
Когда Эрик нашёл меня, до рассвета оставалось всего несколько часов. Я сразу заметил его высокую фигуру в конце улицы и побежал навстречу. Потом, устыдившись слишком детского порыва, перешёл на шаг.
— Ну ты и горазд прятаться, — покачал головой Эрик. — А Леккен — всё равно скотина.
— Кто такой Леккен?
— Охранник из соседнего супермаркета. Обещал меня подвезти, а на подъезде к району передумал. И, главное, мы ж с ним договаривались: до Зелёной. Не можешь — не берись, чего наполовину-то делать? А у тебя тут что было?
Я рассказал ему про облаву, про допрос и про то, как мне пришлось обмануть Айлана Мейзера.
— Думаю, мне теперь лучше не ошиваться в районе того участка. Пусть думает, что он действительно помог попавшему в беду мальчишке.
Эрик прищурился.
— Но ведь именно это он и сделал, разве нет?
Рин.
Сейчас.
Их оказалось не так много — несколько десятков людей, живших в бывшем деловом центре города. У них были дети, в основном маленькие, пятилетки и шестилетки, но как-то в гаражах я натолкнулась на стайку подростков. Загорелые, вихрастые, в подрезанной по росту взрослой одежде, они пытались перебрать двигатель вставшей на вечный прикол легковушки.
— А я говорю: заведётся!
— Вот эта рухлядь? Не смеши.
— А что, нужен только бензин. И масло. И поедет как миленькая. У приезжих наверняка есть.
— Про шины ещё не забудь.
Впрочем, времени наблюдать за их попытками починить машину у меня почти не оставалось: товарищи Эрика нуждались в помощи медика. Сколько прививок мы с Джори сделали за эти дни — не сосчитать. Были и люди с хроническми заболеваниями, как-то ухитрившиеся шесть лет прожить без таблеток — для них приходилось отыскивать что-то подходящее в наших запасах. К счастью, среди выживших оказалась бывшая медсестра, Инса. Когда-то она помогала женщине-врачу, но та погибла вскоре после начала Ржавчины, и Инсе пришлось в одиночку принимать роды и выхаживать больных. Когда мы открыли борт грузовика с медикаментами, она попросту разревелась от счастья. Гладила кончиками пальцев надёжно упакованные коробки и плакала.
— Лет пять назад бы такое богатство. Я теперь столько всего смогу, вы не представляете.
Мы представляли — когда-то я сама не сдерживала слёзы, принимая груз лекарств из Столицы.
Стэн с Эриком много лазили по уцелевшим заводским корпусам и прикидывали, можно ли здесь восстановить производство. По всему выходило, что сохранившиеся станки надо бы осмотреть специалистам, и ещё решить, что делать с электроснабжением, и...
Маленькая колония выживших получила и армейскую рацию с набором запасных батарей. В один из вечеров удалось выйти на связь с нашей Базой, и я опять увидела на глазах людей слёзы радости. Мы вернули этот город из небытия, теперь у него появились координаты и отметка на карте. Вслед за нами должен прийти ещё один караван. С ним собирались прислать специалистов, которые оценили бы состояние заводов. Планировалось забрать тех, кто хотел переселиться в Центральные регионы.
Стэн предусмотрительно решил поделиться и оружием. Не стоило оставлять островок цивилизации беззащитным.
С Дэем мы успевали видеться только по вечерам, когда все собирались у костров перекусить и пообщаться. Он учил местных управляться с автоматами, разгружал машины, помогал расчищать завалы. Но вечера не обходились без его историй. Когда-то он уже был здесь и даже работал у Эрика. Дорога замкнулась в круг. Обычно такие совпадения называют чудом. Чистильщики знают, что случайностей не бывает.
— Что ты им впариваешь? — как-то спросил Эрик, подходя к нашему костру. — Про то, что тут девять лет назад творилось? Болтай-болтай, даже приврать можешь. Без этого на хорошую историю не наболтаешь. Я тоже послушаю.
— Да не вру я. — Дэй подвинулся, освобождая татуировщику место у огня. — На память, хвала богам, не жалуюсь.
— А помнишь, как ты татуировку выпрашивал? — широко ухмыльнулся Эрик.
— Э-эрик, — протянул Дэй с интонацией племянника, уставшего от бесконечных подначек любящего дядюшки.
— Что? Ничего не знаю, раз не привираешь, рассказывай всё.
— Ну ладно. Только я не выпрашивал! Я сказал, что отработаю.
Дэй.
