* * *
Мимо прошмыгнула ярко-розовая фея, несясь в сторону Лебэнэса. Она покружила над ним и зависнув на уровне лица, пропищала:
— Аберрон желает видеть тебя.
— Почему? — спросил Лебэнэс.
— Я его не спрашивала. Он приказал привести тебя — вот и всё.
Лебэнэс грустно вздохнул.
— Пошли, — поторопила его фея, улетая вперед.
Он последовал за ней. Он лишь слегка помедлил, прежде чем войти в Белый замок. У Лебэнэса было крайне странное ощущение, предчувствие чего-то нехорошего, опасного. Он следовал в тронный зал-чувство усиливалось.
— Тебе сюда, — сказала фея, указывая на приоткрытые ворота тронного зала, и взмыв вверх вылетела через окно.
Лебэнэс вошёл.
* * *
В зале были лишь Аберрон с женой. Лорд Аберрон восседал на троне. На его голове был роскошный венец из листьев и цветов — символ весны — но не из живых, а сделанный из белого золота с россыпью алмазов чистой воды — весна на Авалоне вечна, а может просто его любовь к роскоши. Серая мантия расшитая серебром — великий маг. Всю правую руку, до плеча, закрывает платиновый доспех — Аберрон — воин, а может просто его придурь. Длинные солнечно-жёлтые волосы ниспадают на плечи, над правым виском серая прядь. Темно-зеленые чуть-чуть мутноватые глаза слегка прищурены. При этом весь образ Аберрона пронизан хладностью, равнодушием, спокойствием, решительностью и просто разит презрением, а глаза смотрят с невероятной жестокостью. Один лишь взгляд или жест Аберрона вызывает дрожь и ощущение электрического тока. Его слова сотрясают небо, землю и саму суть Миров. Любой, находящийся рядом с этим эльфом, ощущает трепет, давление, почти панический страх и желание исчезнуть. Ни разговаривать с ним, ни смотреть на него, ни даже просто находится рядом с Аберроном не возникает ни малейшего желания. Разумеется к числу этих любых относился и Лебэнэс. Он низко поклонился и отвел взгляд в сторону. Прекрасная Лэастэав. Она сидела на подушке рядом с троном, задумчиво глядя в потолок. Ни роскошное белое платье, ни украшения, ни цветы не добавляли ей веселости. Белоснежные пряди слегка затеняли лицо, придавая ей слегка загадочный вид. Гордая и холодная как скала, она оставалась теплой и прекрасной, источающей Свет и надежду. В ней невероятно четко чувствовалась жизнь и что-то ещё, названия чему Лебэнэс не знал. У её ярко-голубых влажных — как будто от слез — глаз странный прищур, толи пьяный, толи хитрый. Всем известно, Лэастэав — телепат и маг, который может дать тысячи очков форы даже своему мужу, но Сам по себе дар Лэастэав не нечто из рада вон выходящее, ведь среди эльфов полно таких, что без труда читают чужие мысли, а чувства других для любого из них — открытая книга, но при этом сами они, вроде бы, не имеют чувств как таковых, по крайней мере почувствовать они чувства, настроение друг друга практически не могут.
"Все чувства нарядом стали" — прозвучало в голове у Лебэнэса. — "Всюду ложь и морок. Безумному власть отдали. И душу он счел за порок. Коль хочешь её сохранить — придется себя схоронить...".
"Я не понимаю тебя, прекрасная Лэастэав..." — подумал Лебэнэс.
"Ты можешь это отрицать. Ты можешь скрывать это от посторонних, от своего брата, от неё и даже от себя самого, но ты это не делаешь, а от меня ты это не скроешь всё равно. Если для тебя ещё что-то стоит душа — скрой это ото всех, особенно от Аберрона..." — прозвучал ответ.
Лебэнэс почувствовал холод. По его телу пробежал разряд тока.
— Как обстоят дела в твоем крае? — хладно и равнодушно сказал лорд Аберрон, о том, что это был вопрос, говорил только порядок слов.
— Светлейший, я мало что могу рассказать, — ответил Лебэнэс, опуская голову. Он вложил в голос всё равнодушие, какое у него только было. — Спроси лучше моего брата — он много старше и мудрее меня и лучше ответит на любой Твой вопрос.
— Подними глаза.
Немного колеблясь Лебэнэс поднял голову и выпрямился. На мгновение его взгляд соприкоснулся с взглядом Аберрона — молодому эльфу, считавшему Мракавладов выдумками нельзя было даже представить ни чего страшнее этого мимолетного соприкосновения. Теперь Лебэнэс смотрел не в пол, а в потолок. Что могло вызвать подозрение, как неуважение...
"Что я делаю" — горело в его голове. — "Это же не по традициям, это неуважение. Ведь принято, что смотреть прямо, смотреть в глаза — знак полной искренности и открытости, а с Правителем всегда нужно быть честным. Что же я делаю?...но не могу я смотреть ему в глаза".
— Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю, — приказал Аберрон.
Тон его перестал иметь хоть какие-то намеки на дружелюбие и вежливость. Он стал очень жестким, и ещё что-то неуловимое, злое мелькало в нем. С невероятным трудом Лебэнэс переборол здравый смысл и свои чувства и исполнил приказ. Ледяной, нестерпимый взгляд, он будто затягивает. Лебэнэсу показалось, что его разбирают на части. Его душу, его разум, его тело...И все пронзила острая и в то же время тяжёлая боль. Одна секунда...две...Миг длится вечность...Эльф без чувств упал. Из-за маленькой двери выскочили два эльфа — приближённые Аберрона — и поклонились королю Луналиких.
— Унесите, — король махнул рукой.
Эльфы подхватили Лебэнэса под локти и быстро скрылись за той же дверью. По бледным щекам Лэастэав покатились крупные слезы, но Аберрон не удостоил это явление своего внимания. Разумеется Элетас уже рассказал ему всё что случилось, несколько в...приукрашенной форме, и всё что он об этом думает. И Аберрон просто хотел проверить свои догадки. И решение устранить это недоразумение возникло у короля моментально.
* * *
Лебэнэса бережно уложили на кровать и надели ему на шею металлический воротник из сплетения тонких серебряных, стальных и платиновых цепочек и с вкраплениями горного хрусталя и алмазов чистой воды.
— Это — утверждали одни эльфы из его дворни, указывая на "ошейник", — очень мощный и действенный обережный амулет от всей чёрной магии и зла, но без сомнения — очень дорогой и надет он был по приказу короля.
— Возможно Аберрон любил роскошь — непонятно, толи поддакивали, толи возражали другие, — но точно известно, что ни у кого не повернётся язык назвать его скупым к другим, если идёт речь о чём-то материальном.
— Однако от чего этот воротник оберегает и что он разрушает или подавляет — ещё не проверялось...— шептали третьи и оглядывались -...или не афишировалось...
— А это значит...
* * *
А Лебэнэса мучили кошмары. Огонь, крики, кровь, боль и ужас. Различные силуэты и незнакомые лица. Всё кружилось вокруг него, вызывая безумную ярость и полную беспомощность. И будто он скован, и будто он заперт в клетке и выбраться нет сил...Он вскочил с кровати мокрый, как кикимора, и полностью дезориентированный. Он один в маленькой коморке, понятия не имеющий, как он сюда попал и куда делся хаос. Лебэнэс почувствовал холод на своей шее. Ледяные искры и волна полной апатии разлилась от шеи по всему телу, вытеснив все чувства и мысли. Дверь тихо открылась и в комнату вошёл Элетас.
— Наконец-то, — выдохнул он. — Ну и что тебе снилось трое суток подряд?
— Эльфы не видят снов, — ответил Лебэнэс.
— Давай, быстро одевайся и на пристань. Корабли уже отплывают. Возвращаемся, — Элетас вышел, чтобы не мешать брату.
Он сунул руку за пазуху. В руку ему лег кусок холодного камня. По телу от кончиков пальцев пробежал холодок, вызывая трепет в глубине души. Ему не нужно было доставать то, что он хранил, чтобы внутренним взором представить то, что он долго рассматривал, прежде чем спрятать под курткой у сердца. Это был кинжал. Удивительно простой и с то же время удивительно красивый. Клинок и рукоятка его были выточены из единого куска алого рубина, не разрывая связи. Рукоятка, достойно держать которую могла только тонкая и длиннополая эльфийская длань, сверкала тысячами гране огня. Но не менее ярко горело и лезвие, которое и мело граней не больше, чем любое другое лезвие меча или кинжала. Даже наоборот, оно сияло, будто действительно было застывшим драконьим пламенем. Гарда и круглый набалдашник, венчающий конец рукояти, были зачем-то вырезаны тоже из камня, только из нежно-розового, очень похожего на гранит, но точно Элетас не знал. Гарда — простая, прямоугольная, простой параллелограмм, в центр которого был, будто впаян или вогнан рубиновый клинок. С обоих сторон, помогая его держать, по верх боковых прямоугольников были пущены два крупных румба все из того же куска гранита...Все грани гарды были обрамлены тонкими полосками розового золота, пущенными точно по граням. Эти же полоски были меридианами пущены по набалдашнику, сливаясь в единое колечко у его основания на поверхности рубина. Благодаря тому, что был целиком из камня, кинжал весил весьма и весьма, но в то же время он был хорошо отбалансирован. Элетас любовно гладил рукоятку, потом его пальцы вновь на ней сжались и приподняли клинок. Кинжал ответил вновь колким холодом. Мысли в голове Элетаса текли мощным потоком.
"Огненный рубин, особый рубин. Таких в мире мало, и он не был рожден землей, как прочие. Говорят, они возникли толи из огня Великого Дракона, толи из души демона, толи из упавшей звезды, или ещё чего-то из Великого Огня. Но это все детские сказки. Однако эти камни всегда отличались свойством разрушать не только плоть, даже бессмертную плоть, но и уничтожать сами сущности. И этот клинок сделает именно это. Его изготовили по велению Аберрона. Этот нож предназначен для уничтожения одной единственной Тьмы. Той, что способна смущать колдовством души эльфов. И уничтожу её я! Я сам вызвался, я поклялся! И это последний шанс отстоять мою честь, мой статус. Во что бы то ни стало я найду эту ведьму, что чуть не убила, даже хуже, чем чуть не убила, что чуть не погубила бесценный кристалл души Лебэнэса! Я ей этого ни за что не прощу! Я найду её и всажу этот нож ей в сердце. Нет, сначала в живот или рядом с сердцем, и посмеюсь ей в лицо, как смеялась она! Пусто эта мелкая дрянь узнает, какую боль мне причинила! А потом уже в сердце, может быть...".
В груди его пылала неудержимая кровожадная жестокая ярость. Это видели уже все здесь, но почему-то молчали и только с опаской обходили его стороной. Но тут пред его глазами встала не только картина всаживаемого в тело ножа, но и лицо, её лицо. То, как в миндалевидных, ярких кошачьих глазах возникает ужас и смертельная тоска. Тонкое лицо бледнеет, искажается болью. В глазах чуть выступают слезы, затем взор её мутнеет, глаза подергиваются белесой пленкой...Сердце его странно дрогнуло, что-то копошилось в глубине го души и невыносимо больно кольнуло в самое сердце, будто пронзив его насквозь и разрезав на маленькие кусочки острым лезвием. Острая жгущая саму душу боль разлилась по всему телу от шеи. Но только на миг. Сердце стихло, ушла и злость. Чуть морщась, потер обмотанную белым шёлковым шарфом шею — она всё ещё немного ныла, но много сильнее плоть под ткань чесалась.
* * *
К эльфу в синей мантии подошла пестро одетая Эльфия. На редкость светло-золотые волосы были собраны в пучок. Серо-лазурные с золотыми искорками глаза, что, казалось, светились, смотрели весело, озорно, игриво, не смотря на вроде бы бесстрастное выражение чистого лица. Он сразу узнал её.
— Чем обязан, дитя снегов? — спросил он её.
— Передай моей матери, что я более не буду у тебя.
— В чем причина? Кто-то, может я, действом или словом обидел, огорчил тебя?
— Нет...просто я пойду в Малый.
— Малый...— он внимательно на неё посмотрел, улыбнулся. — Иди. Ты вольна распоряжаться своей жизнью. Да и головы у Твоего Народа, Принцесса, всегда были горячее наших...
— Ни чего подобного! — усмехнулась она.
— Ну я бы ни за что не покинул своего дома, чтобы искать приключений.
— Я не ищу приключений. Они сами меня находят! — громко и вызывающе рассмеялась.
— Пощади меня, прекрасная дева! — шутливо взмолился он, однако тревога в глазах была подлинной. — От силы твоего голоса рухнут эти стены!
— Ни чего подобного.
— Как сказать. Ныне эта земля не переносит смеха...— огляделся по сторонам. — И всё же я не советовал бы тебе идти с этой парочкой. Чует моё сердце, с ними обоими что-то очень, очень неладно...
— Ах, увы, но сердцу не прикажешь!
— Любовь приходит и уходит, а жизнь у нас всего одна.
— Вот именно. Любовь уйдет, и в этой жизни её больше не будет никогда. А жизнь, как ты сказал, только одна — усмехнулась.
— Не перевирай мои слова — шутливо погрозил пальцем. — Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду.
Она рассмеялась.
— Ты так плохо обо мне думаешь...— в глазах её было озорство и желание кого-то позадирать.
— Ох! — вздохнул и в мольбе воздел глаза к небу. — Что за дети нынче. Я бы ни за что не пошёл в такое место ради какой-то влюбленности...
— Это не влюбленность, а настоящая любовь...
— Все равно. Ни за какие пряники, тем более в одиночку...
— Ты стареешь.
— Эльфы не подвластны старению и тлену. В отличии от людей мы не стареем.
— Только в понятии плоти — усмехнулась она. — Огонь наших душ не сжигает наших тел при жизни, в отличии от людских. Но за это приходится дорого платить. Я знаю это. Я уже не маленькая девочка. И я прекрасно понимаю, что вместо плоти сгорают, каменеют и тухнут сами наши души, а иначе наше пламя сожжет нас заживо — горько усмехнулась. — Так что лучше я умру живой, чем буду жить мертвой — иронично рассмеялась и ушла.
Он вздохнул печально, провожая её задумчивым взглядом.
"Эх, дети! Какое сумасбродство идти туда! Даже ради любви! Она видимо и понятья не имеет о том, что там таится, что там такое появилось и что может случится...Да... За все приходится платить...".
СЛОВАРЬ
прошу простить за то, что не употреблено написание латиницей...в дальнейшем вы его так же не найдете...
—
— Это не правда, не так ли?
— Да
— Сам морда!
— Отпустите
— Привет!
— Как дела?
— Ты мня слышишь?
— А, так ты не понимаешь!
— Маг, не тронь её!
— Убирайся прочь, человек!
— Я тебе не враг.
— Я хочу помочь.
— Да ну тебя, дурка чертова!
— Злого дня, черт тебя побери,
— Как дела?
— Вали к богу!
— Почему "к богу"?
— Прости, обознался.
— А ты выросла.
— Спасибо.
— Ухо как?
— Нормально. Что ты тут делаешь?
— Гуляю.
— Одна?
— Да. Я сбежала.
— А где же тогда Суджи?
— Папа во тьме
— К Мракавладу поперся.
— Этого и следовало ожидать. А что с Ялгой?
— С мамой всё хорошо.
— Точнее.
— Она устроилась работать знахаркой.
— Странно...Где?
— В какой-то деревне.
— А ты?
— Я райя. А у тебя как дела?
— Всё по-старому.
— Мне пора.
— Пока, Яно!
— Ещё свидимся.
— Я Зян.
— Ну и "феномен".
— Паразит.
— Юная леди
— Встань, пожалуйста, встань
