— Иди сюда, будешь мне помогать, — сказал ему Рамир, подходя к столу.
Он зажег черные свечи и поставил их по одной на каждом углу стола. Затем подошел к шкафу, в котором держал ингредиенты, необходимые для приготовления зелий, и вынул оттуда несколько склянок. Быстро смешав в колбе зелье, Рамир подогрел ее на печи и, когда жидкость задымилась и начала издавать отвратительное зловоние, окропил ею голову и грудь мертвеца и произнес длинное заклинание на языке илли. Пламя свечей, стоящих на столе, заметалось. Рамир размотал повязку, стягивающую его порезанное запястье, надавил на рану, и, когда на ней выступила кровь, уронил несколько капель в оскаленный рот трупа.
— Этой кровью я крещу тебя, даруя тебе жизнь. Встань же и служи мне, ибо отныне я твой повелитель, а ты мой раб.
Свечи зачадили и погасли, комната погрузилась во мрак, из которого вдруг раздался протяжный стон.
— Зажги свечи, Шраххан! — приказал Рамир, отступая назад.
Демон поспешно выполнил приказание, и колдун увидел, что тело, распростертое на столе, вдруг задергалось, как будто билось в конвульсиях. Из разверстого рта вырывались отвратительные нечеловеческие звуки, напоминавшие сдавленное мычание, скрюченные пальцы скребли воздух. Наконец, мертвец сел на столе и вперил в Рамира мутный бессмысленный взгляд, ощупывая непослушными руками зияющую в груди дыру, на том месте, где еще недавно билось сердце.
— Встань! — приказал ему Рамир.
Мортус встал и, неуклюже ступая, медленно двинулся к колдуну. Он вытянул вперед руки, видимо, желая схватить Рамира и полакомиться его плотью. Тот, дождавшись, когда труп приблизится, произнес охранное заклинание, отшвырнувшее мортуса к стене.
— Запомни: я твой господин, ты мой раб, — строго проговорил Рамир.
Мортус издал звук, напоминающий одновременно рычание и хныканье, и тут заметил маленькую девочку, съежившуюся в углу. Он развернулся и пошел к ней, но через некоторое время вновь оказался у стены, отброшенный рукой Шраххана. Демон довольно захихикал, находя развлечение забавным.
— Отведи его в подвал, — вздохнув, сказал Рамир.
Мортус несколько разочаровал его, он никак не думал, что оживший труп будет таким медлительным и неуклюжим. Рамир решил заняться им на следующий день.
Но и последующие несколько дней не принесли никаких результатов: мортус оставался таким же неповоротливым, вдобавок все время норовил сбежать. По здравом размышлении, Рамир понял, что причина этого явления — навыки, которые сохранились в теле. Видимо, при жизни бродяжка был совсем никчемным человеком, умеющим только шляться по городу. К тому же, мортус начал быстро разлагаться, отчаянно при этом воняя. Когда зловоние достигло верхних комнат дома, Рамир махнул рукой на свою затею и приказал Шраххану выпустить мортуса поохотиться. Мертвец больше не вернулся. Через неделю Шраххан вернулся с базара, куда отправлялся в личине ребенка за покупками, и рассказал, что слышал, как люди говорили о каком-то живом мертвеце. По их словам, покойник напал на компанию подвыпивших моряков, которые нападением остались очень довольны, так как сами искали, с кем бы подраться. Моряки сначала повалили мортуса на землю и долго пинали, приняв его за такого же гуляку, как и они, потом, поняв, кто перед ними, подожгли его и не уходили, пока труп не сгорел дотла.
Рамира не расстроило это известие, его беспокойный ум был занят новой задачей. Предстояло рассчитать правильное время для смешивания новой порции основы философского камня, и найти способ поработить душу Верховного демона. Теперь Рамир был уверен в успехе. Всего каких-то два года, и он получит, наконец, вожделенное бессмертие! Дни и ночи он просиживал за книгами, делал сложные расчеты, составлял новые и новые зелья, и думал, думал, думал...
Глава 63.
Макс проснулся от холода. Он подполз к пологу шатра, отодвинул его и выглянул наружу. Тут же пронизывающий ветер заставил его поежиться и потянуться за плащом. Закутавшись в него, Макс вылез из шатра и увидел Велемира, который дремал, свернувшись калачиком прямо на земле. Солнце уже поднялось из-за горизонта, но его лучи нисколько не согревали. Из шатра высунулась заспанная морда Роки.
— Доброе утро! — жизнерадостно приветствовал он хозяина.
— Да уж, доброе, — хмыкнул Макс.
Путешествие по Дикой пустоши изрядно утомило его, вид серой бесплодной земли раздражал и вызывал тоску. Словно почувствовав его настроение, из складок плаща вынырнул Михалыч и, взобравшись на плечо, дружески ткнулся колючей мордочкой в шею.
— Вот такие дела, — вздохнув, сказал ему Макс, — А еще колдун какой-то снится. И конца не видно всему этому безобразию.
Малыш, стоявший около палатки, приветствовал Макса громким ржанием, от которого Велемир вздрогнул и проснулся. Он сел, потряс головой, прогоняя остатки дремоты, и бодро скомандовал:
— Всем подъем, пора ехать!
Вскоре всадники двинулись дальше. Серая земля, высохшая за два солнечных дня, взметалась под копытами лошадей фонтанчиками пыли, больше похожей на золу. Ветер швырял пыль в лицо, в глаза, в горле першило, лошади недовольно фыркали. Но Макс не обращал внимания на неудобства, он мысленно прокручивал в голове свой сон. Ему казалось, что он вот-вот вплотную подойдет к чему-то очень важному, к чему-то, что поможет ему в будущем. Сон он помнил очень четко, лишь одно не давало Максу покоя: имя Верховного демона никак не хотело всплывать в его сознании. Он мысленно вертел свой сон так и сяк, подбирал всевозможные сочетания звуков, но все было напрасно: странное, непривычное человеческому уху слово, не вспоминалось. Аня подъехала ближе и тихо спросила:
— Что тебя мучает? Я чувствую твое нетерпение и раздражение.
— Так, ничего. Все нормально, — ответил Макс и постарался не думать больше о демонах и колдунах.
Время близилось к полудню, ветер стих, и по-осеннему равнодушные лучи солнца подарили путникам немного тепла. Перед глазами простиралась все та же картина: ровная пустынная земля, покрытая слоем золы. Вдруг Виктория приподнялась в седле, внимательно вглядываясь куда-то вдаль, и тревожно воскликнула:
— Что это?
Макс взглянул в ту сторону, куда указывала вытянутая рука девушки. Сначала он ничего не заметил, потом, всмотревшись, заметил, что воздух вдали колеблется, как это бывает в пустыне, или в очень жаркие летние дни на дороге, если ехать по ней в автомобиле на большой скорости. Эти колебания становились все сильнее и заметнее, наконец, воздух как будто уплотнился, образовав что-то вроде огромного пузыря, и двинулся над поверхностью земли в сторону путешественников.
— Что это такое? — повторила Виктория, обращаясь к Велемиру.
— Не знаю, — растерянно ответил тот, — Я никогда такого не видел.
— Давайте попытаемся его объехать, — предложил Макс и двинул Малыша в обход пузыря, который все приближался.
Остальные последовали за ним, но Милана, обернувшись, растерянно проговорила:
— Оно меняет направление!
Пузырь целенаправленно преследовал всадников, он двигался все быстрее, и вскоре оказался на расстоянии десятка шагов от отряда.
— Это бесполезно, — спокойно сказал Гольдштейн, — Нам лучше остановиться.
— Но как же... — запротестовал Эдик, которого пугало все сверхъестественное и неизвестное.
Лев Исаакович презрительно прищурился:
— Тебе-то в любом случае бояться нечего, ему нужен Макс.
Макса известие не обрадовало. Он обреченно вздохнул и постарался мысленно приготовиться к любым неожиданностям, отметив краем сознания, что к Гольдштейну, кажется, вернулся его дар. Пузырь приблизился к отряду почти вплотную, теперь стало видно, как внутри него искажается, переливаясь и преломляясь, пространство. Оказавшись рядом, пузырь поменял форму и, плавно извиваясь между всадниками, поплыл на Макса. Малыш нервно заржал и дернулся. Колышущийся воздух вдруг развернулся, как одеяло, и охватил собой оторопевшего Макса вместе с конем. Очутившись внутри, Макс почувствовал, что отгорожен от остальных непроницаемой стеной. Он оглянулся в надежде увидеть своих товарищей, но их почему-то не было рядом. Макс стоял посреди Дикой пустоши совершенно один, если не считать Малыша, Роки, тихо рычащего за спиной, и Михалыча, который тревожно завозился под плащом.
— Приветствую тебя, наследник рода Зеленых! — раздался вдруг звучный женский голос.
Это глубокое чарующее контральто, в котором звучали повелительные интонации, Макс узнал сразу. Он уже однажды слышал его. Это было в доме Гольдштейна, когда Макс по глупости вызывал из зеркала Черную королеву. Он завертел головой, пытаясь определить, откуда идет звук, но так ничего и не увидел.
— Не ищи, наследник, меня нет рядом с тобой, — в голосе Королевы слышалась насмешка.
— Что тебе нужно? — зло спросил Макс.
— Я хочу предложить сделку.
— И какую же? — хочешь выгодно приобрести мои стоптанные сапоги? — Макс постарался придать голосу издевательский оттенок.
Его выпад не вывел королеву из равновесия. Ее голос звучал так же холодно и высокомерно, когда она ответила:
— Ты не вмешиваешься в ход истории, а я позволяю тебе вернуться в Первую грань.
— Не вмешиваюсь во что? Упыри, демоны, повсеместное увлечение черной магией, какие-то нелепые секты — это ты называешь ходом истории?
— Да, этот мир обречен. В нем воцарится Мрак, и ты не сможешь этому помешать.
— Да ну? Если я не смогу помешать, о чем же ты так беспокоишься? И зачем вступаешь со мной в переговоры?
— Твои действия раздражают меня, ты нелепо разрушаешь то, что я уже построила. Ты убил демона в Славном. Жители города уже принадлежали мне, а теперь мне придется снова отвоевывать свои позиции. Ты разоблачил заговор в Мирном, и теперь я должна искать новые способы внести раздор в умы его жителей. Твоя муравьиная возня мешает мне. Конечно, это лишь мелкое досадное препятствие на моем пути, но я хочу, чтобы его не было.
Что-то мешало Максу поверить Черной королеве. Он интуитивно чувствовал, что она не считает его и его друзей таким уж мелким недоразумением. И еще он ощущал ее страх. Макс не мог бы точно сказать, почему так думает, но был уверен: королева боится его.
— Знаешь что, узурпаторша ты наша, — сказал он, — Никуда я не уйду. Придется тебе смириться с "досадным препятствием" в моем лице.
— Подумай. Не принимай поспешных решений. Все, что ждет тебя — голод, холод, лишения, страдания и смерть. Я же предлагаю тебе свободу. Подумай.
Макс задумался. Конечно, он ни на секунду не допускал мысли о предательстве, но ему нужно было время, чтобы проанализировать все сказанное королевой. Если бы его действия были для нее лишь "мышиной возней", разве стала бы она вступать с ним в переговоры? Нет, королева уничтожила бы его, смахнув с лица земли, как пылинку с рукава. Значит... Не может? Переговоры принято вести лишь с равным противником. Если королева готова пойти на сделку, значит, она допускает возможность своего поражения? Максу собственные выводы показались правильными и логичными, поэтому, когда королева произнесла:
— Время на раздумья истекло, что ты решил? — он твердо ответил:
— Нет.
— Хорошо, я вижу, что ты храбрый воин. И очень предан своим друзьям, не так ли? Тогда подумай о них. Ведь ты обрекаешь их на смерть. Неужели тебе не жаль Оранжевого? Или Красную? А как насчет юной Синей?
— Ты права, королева. Мне очень дороги мои друзья, — медленно проговорил Макс, — Поэтому я не отступлю, они не простят мне предательства.
— А может быть, ты хочешь награды? — голос королевы стал вкрадчивым, его звуки теперь были тягучими, как капли меда, — Я могу дать тебе богатство, власть, славу. Вернись в свою грань, и у тебя будет там все, что ты пожелаешь. И у твоих друзей тоже. Я исполню все ваши самые потаенные, самые сладкие и жгучие желания. Красная получит любовь родителей, Оранжевый увидит процветание своих детей, Голубая станет знаменитой и наконец-то почувствует себя нужной, Желтый встретит женщину, которую сможет искренне и по-настоящему полюбить, Синяя... Впрочем, ее тайная мечта созвучна твоей. Вы будете вместе всю жизнь.
Для Макса последние слова королевы прозвучали как откровение. Неужели Аня мечтает о его любви? А он сам? Нужна ли ему Аня? Как он к ней относится на самом деле? Видимо, на его лице отразились сомнения, так как королева поспешно продолжила:
— Так что, ты согласен?
Решив поразмышлять о своих отношениях с Аней в более спокойной обстановке, Макс решительно сказал:
— Не нужны мне твои благодеяния, сам как-нибудь разберусь.
— Ты уверен? Если тебя так привлекает магия Второй грани, ты мог бы стать Серым странником. У меня как раз не хватает одного, ты прервал род Ольдерга Серого. Значит, по праву можешь занять его место.
— Быть твоим прислужником? — возмутился Макс, — Еще чего не хватало!
— А быть прислужником Белого тебе нравится? Ты ставишь не на ту карту, мальчик. И еще: не надейся на демона, союз с ним еще никому не приносил пользы.
Про демона Макс не понял, какой союз? Ему порядком надоели загадки, которыми говорила королева. Поэтому он решил закончить беседу:
— Знаешь что, дорогая моя искусительница: ты мне осточертела. Возвращайся-ка к себе в ад, или как там у вас это называется? А я пойду своим путем. Как говорится, история нас рассудит.
— Ну что ж, — голос королевы зазвучал злобно-разочарованно, — Ты сам выбрал свою участь. Ты умрешь, и вместе с тобой умрут все твои друзья и близкие. Я раздавлю вас, растопчу, заставлю захлебнуться собственной кровью!
Королева говорила все громче, и наконец сорвалась на истерический визг:
— Щенок! Вонючий ублюдок вонючего рода! Ты будешь лежать в луже собственного дерьма и молить меня о пощаде!
— М-да, дамочка, как-то это все недостойно вашего королевского статуса, — ответил Макс, который почему-то после откровенных угроз почувствовал странное спокойствие, — Выражаетесь вы, как последняя публичная женщина.
— Пошел вон! — загремела королева.
— Честь имею, — Макс наклонил голову в насмешливом поклоне.
Вновь вокруг него заколыхался воздух, и через миг Макс увидел своих друзей, которые приветствовали его недоуменно и тревожно.
— Где ты был? — воскликнула Милана, — Ты куда-то исчез.
— Я беседовал с Черной королевой, — Макс постарался, чтобы его слова прозвучали как можно небрежнее и веселее.
Но это не удалось: все выглядели испуганными и подавленными, особенно это было заметно по Эдику. Его лицо исказилось от ужаса, когда он спросил:
— И что она тебе... сказала?
— Да ничего особенного, — Макс пересказал друзьям свой разговор с королевой.
— Примерно что-то в этом духе я и представлял, — медленно протянул Гольдштейн.
— Кстати, — вспомнил Макс, — Лев Исаакович, я понял так, что ваш дар снова с вами?
— Еще не совсем, но наконец возвращается, — Гольдштейн, несмотря на озабоченность, просиял.
Все это время в Велемир молча слушал рассказ Макса, прищурившись и сложив руки на груди. Неожиданно он вмешался в разговор:
