Однако одновременно с ухудшением отношений с Нисино Аояги души не чаял в его младшем, Кирису Яитиро. Возможно, человек, рожденный для грубой силы, видел своего в сложении и мышцах рук Кирису.
Аояги многажды зазывал Кирису в подопечные, но тот упрямо отказывался. Аояги хоть и был откровенно, незамутненно отвратительным типом, но, видимо, мог быть внимательным к тем, кого признавал. Он кивал, как будущий старшой, на слова "вот закончу школу", водил Кирису по ночному городу, много раз приводил к себе на работу. Таким было его расположение, наверное. В этом, с точки зрения Аояги, стоящем рабочем месте для любого вора Кирису вдруг увидел знакомую женщину.
Женщину с тонкими чертами и глазами крайне уставшего от жизни человека. "Это жертва, чисто для веселухи", — весело сообщил будущий старшой.
Если существует такая штука, как водораздел жизни человека, для Кирису Яитиро этот момент стал им.
Аояги был пропащим человеком.
Этот мужик бил слабых, пинал лежачих, все в нем постоянно рычало — "спасения нет", никакой жизненной ценности не выказывал.
Женщина была должна финансовому предприятию под влиянием Нанасэ, и каждый месяц возвращала опасный минимум. Кирису тогда был во втором классе старшей школы. Видимо, она, не полагаясь ни на чью помощь, никому не будучи обязанной, в одиночку выплачивала долг. У нее был сын. Чтобы не отвлекать его, которого в кои-то веки начало принимать общество, она отчаянно трудилась — это было ясно.
На самом деле, при опасной невеликости ее ежемесячных выплат, в таком темпе она бы полностью расплатилась еще через полгода. Группировка предполагала через пять лет выжать расплату, но выплаты были, придраться не к чему. Просто доход обещал полную расплату за год.
Но Аояги это не нравилось. Не то что процент был ниже задуманного. Просто слабое существо, которому бы всю жизнь мучиться, нагло собиралось спастись, и это выводило его из себя.
Можно сказать, сводило с ума.
"Чего-о?! Ты че мелешь, я не понял! Ты же сор, пыль, хер ты станешь как все! — он пнул принесшую выплату женщину, ударил в голову, схватил за шею. — Да у тебя прав нет заикаться про будущее! Какой нахер сын? У тя че, щенок зазнался, а? Он че, лучше меня, а? Он же сор и из соряхи вылез, он че лучше меня, а ну отвечай!"
Ее кровь и пот, казалось, подстегивали безумную психику Аояги.
И вот он, по единственной причине — "не в духе", — сказал, что обрекает не ее жизнь, а жизнь ее сына.
...Невозможно выразить, в каком состоянии тогда пребывал Кирису Яитиро.
Его мысли в тот миг совершенно застыли. Мозг как будто осыпался с темени вниз, и зримый мир подернулся белой искрящейся завесой.
"Твой щенок уже не сможет мячик держать!.."
Голос распаленного собственным криком, взбесившегося Аояги эхом раскатывается по опустевшему черепу Кирису Яитиро.
Был уговор.
Был уговор, о котором он с детства не забывал.
Был друг, по личному недосмотру сваливший свою жизнь под откос. Тот говорил, что не стоит больше помнить, но он все равно хотел выполнить этот уговор.
Кирису поспешил с выводом.
Два дня спустя. Готовый на многое, Кирису Яитиро вломился в офис Аояги Масаси, где старшой находился один.
Потеряно все-все. Предано любимое. Но есть то, ради чего и это не жаль, то, что необходимо удержать, повторял он себе.
Если говорить о просчетах, их было два.
Один — когда все было сделано, появился Нисино Харусуми.
Еще один — у Кирису Яитиро была слишком хорошая память.
Что стало с Аояги Масаси, как все утрясалось — Кирису не знает. Он вроде еще дышал, но Нисино Харусуми принял дальнейшее на себя.
Аояги — и для Нисино ненужный человек. А вдруг он спасется, нехорошо, хохотнул Нисино, и далее он и Кирису стали хранить общую на двоих тайну.
Почему в ту ночь в офисе Аояги Масаси, который должен был находиться там один, появился Нисино, почему он прикрыл Кирису?.. При любых совпадающих интересах, Нисино, на чьего старшого напали, не мог там же стать сообщником Кирису. А если мог, то не потому ли, что с самого начала их цель была одна? Еще бы день... еще бы часом позже решись на это Кирису, а может...
В любом случае, все кончено. По указанию Нисино Кирису с тех пор и до окончания лета третьего класса школы сосредоточился на бейсболе.
Но через сколько-то дней он сам осознал странность.
Обычнейший тренировочный матч. Как и всегда, он встал в квадрат бьющего, сделал обычный встречный мах — и тут же не поверил своим глазам.
То, что было мячом, стало ненавидящего вида живой головой, и при ударе по мячу ухо ясно уловило тот звук.
Хрясь.
Ощущение разбивания человеческой головы.
Мерзко расплескавшиеся брызги мозгов на скуле.
Вдруг Кирису понимает, что его стошнило в бэттер-боксе.
Мяч по красивой дуге вылетает за поле. Возгласы с мест болельщиков. В бэттер-боксе — разбитая голова Аояги. Голоса со скамьи орут про хоумран. Под чистым, без пятнышка, синим небом, с окровавленной битой — он сам.
От чрезмерной греховности этого деяния Кирису Яитиро потерял сознание.
...И вот так этот образ каждый раз привязывается к нему при хоумране и не отпускает. Растущая гора трупов. Каждый хоумран повторяющий воображаемое убийство маньяк... Для него игра под названием бейсбол навсегда перестала быть гордостью и интересом.
Вот такое спасение, запятнавшее бейсбол. Кирису принял это как естественный результат и обрек свою спортивную жизнь после третьего класса школы.
По идее, следовало бы бросить сразу же, но у него — драгоценный уговор. Выполнение этого обещания уже греховно для самого Кирису, но есть партнер, и он ждет. Ради него, друга, он будет продолжать до конца лета пятнать бейсбол — вот финальные титры Кирису Яитиро.
Такова история одного гениального слагера, что украдкой опустил занавес.
?
Признание торжественно завершилось.
Со стороны никому не познать состояния души Кирису Яитиро. Тем более лишенному нормальных эмоций Карё Кайэ. Есть только непоправимый результат.
Этот спортсмен не бежал из бейсбола, а опустил занавес. Положил конец всяческим сожалениям и радостям, и одаренный таким блистательным талантом мастер — не потому, что его кто-то пожурил, — сам закончился.
— Понимаешь, для меня бейсбол — просто приятная штука, без доводов.
Убежденность, что покажется заносчивостью тому, в ком ее нет.
— А с того дня стало не так.
Но слишком простая вера, которую вовсе не поймет тот, в ком ее нет.
Тихий финал человека, что не ставит победу и поражение во главу угла.
Кирису Яитиро начал бейсбол для развлечения, защищал уговор ради себя и бросил бейсбол ради себя же. Вот и вся история. Он сказал достаточно.
— Да. А что по этому поводу думает Игурума Казуми?
— Про Аояги знаем только я и братец Нисино. Придется вдвоем унести это с собой в могилу... Хотя я тебе выболтал, но ты разве нормальный человек. Всяко лучше, чем как с этим, принцем с ослиными ушами, да?
— Грубиян, да еще и ловкач!.. Ну вот. После такой метафоры меня хоть режь, не смогу рассказать.
Владелец подземной комнаты мягко улыбается. Похоже, ему понравилось вымученное сравнение Кирису.
— Ну, что теперь?.. Появились мыслишки?
Прошлое-травма Кирису Яитиро. Владелец подземной комнаты сказал, что если Кирису расскажет ему причину, по которой бросил бейсбол, то можно будет предложить средство спасения Игурумы Казуми.
— Да. Благодарю за значимый рассказ. Не в качестве решающей меры, но у меня теперь зародился новый вопрос. Прошу не путать. Я просто интересуюсь, что между вами, но не интересуюсь, спасать или не спасать. Я примитивно озвучу свое мнение об услышанном, а вы просто примете это к сведению.
Да, Карё Кайэ говорил, что не собирался заниматься отпущением грехов Кирису Яитиро. Владелец подземной комнаты — та дивная птица, что слушает речь и повторяет.
— Ну да, да. Ладно, все равно говори.
— Тогда приступим... Скажите, Кирису-сан. Я уж было решил, что он знает причину вашего отказа от бейсбола. Но, думаю, этого не может быть. А значит — ему с вами нет нужды осторожничать, так?
— Это ты к чему?
— Я же говорю, к тому, почему Игурума Казуми все еще продолжает. Вы примирились с завершением мечты, так почему он не может, не задумывались?
— Ну...
Это потому, что Игурума Казуми оставляет место для дуэли с Кирису Яитиро. Их до сих поручение связывает старый уговор.
— Да. Я тоже уже об этом думал, когда слушал вашу с ним историю. Но тогда почему он к вам не заявится? Не зная обстоятельств, Игурума Казуми не чувствует к вам никакой неловкости, Кирису-сан. Сейчас он снова питчер, и раз понимает, что уже не сможет решить дело на подпольной арене, то должен бы прийти бросить вызов, пока не перегорел, так?
— Ну... потому что я не в участниках.
— Казуистика. Он бродячий маньяк! Это неестественно — не нападать на не-спортсменов. А раз так, то он не одумается... у него есть какая-то другая причина продолжать матчи. Действительно, может быть, он хочет матча с вами, но это так, смутная надежда, нечто похожее на грезы. Детское обещание? Едва ли. Тут не все так хорошо. Синкера породило что-то более грязное. Вообще-то вы должны знать, что.
И говорить нечего; он знает настоящую причину Игурумы Казуми. Нет, но незачем затягивать уже, решает Кирису и отворачивается.
— Да. Синкер родился потому, что кое от чего еще никак не может отказаться. Но это уже не сбудется... После того, что я слышал, преступления Синкера выглядят так — он их совершает, чтобы закрыть глаза на это. Потеря причины, подмена повода. Может, увиливание от ответственности. Вообще, Арика много знает о таком. У одержимых самая главная причина куда-то девается, а сами они отчаянно называют какую-нибудь другую. Делают вид, что все у них в порядке, и строят самозащиту на основе шатких оправданий.
Это общее для многих людей. Просто в их случае такая подмена стремится к грани забвения.
— Все в порядке...
Кирису слышал похожую фразу.
Что там говорил Исидзуэ Арика, который непринужденно объявил, что на него напал Синкер? Частичная потеря памяти. Нарушение памяти, удобное для больного.
— Да ну...
Так не может быть, защищается Кирису, но не в силах отмахнуться от этой идеи. Нет, даже если так, то...
Это невероятно, но что, если Игурума Казуми не понимает, что случилось зимой, в декабре?
— Что за бред!..
Лицо Кирису застывает. Он поражен результатом своего предположения. Тогда выхода нет. И спасения нет. Синкер продолжит убивать, пока не умрет, будет маньяком-убийцей, что бросает мяч — и только.
— Это бессмысленно. В том, что он делает, нет никакого смысла ... Он не может это бросить? Если ему объяснить...
— Одержимому нельзя объяснить, Кирису-сан. Если хотите остановить Синкера, нужно это сделать по его правилам. Страйк-аут — и бьющий умрет. Но отобьют — и умрет питчер. Разве не на этом условились?
Укоризненный голос словно поет.
Звук ощущается чрезмерно близко. Кирису почти перестает замечать, сидит ли на софе нет ли.
— В который раз повторюсь: я не собираюсь спасать никаких одержимых. Сам управляйся. Но если скажешь, что не для себя, а ради него хочешь моей помощи...
"Спасения нет". Столько раз так отрубавший демон шепчет прямо в душу.
— Все просто. Достаточно сменить видение ситуации. Что ты сможешь сейчас, Кирису-сан? Если в любом случае умирать, какую смерть ты подаришь, как он сможет беззаботно исчезнуть? Ты ведь хотел дать ему такое, человечное, спасение, Кирису-сан?
— Я... ну...
Неподвижен, словно душу вынули.
Это и было делом, над которым он последние несколько дней ломал голову...
— Просто отбей.
Если бы он мог, бросил бы бесполезные убеждения и встал в бокс, как было бы легко...
— Тогда он погибнет. Так или иначе, ему осталось несколько дней. Опять же, ты не ударишь его. Просто отобьешь. Этого достаточно. Так не добраться до причины Игурумы Казуми, но это прекрасный финал для убийцы-Синкера.
Но...
Если он это самое простоотобьешь не сможет.
Если не сможет даже коснуться мяча, как он падет духом...
— Не выйдет... Я не смогу отбить. И вообще, что за бейсбол такой, до смерти...
Кирису Яитиро не отдаст жизнь за бейсбол.
Не "не сможет", а "не будет". Бейсбол, в который играют на жизнь и смерть, — не тот бейсбол, что он любил. Предательство. Но если говорить о предательстве...
— Именно, Кирису-сан. Ты изводил себя такой простой задачей.
Демон хихикает ему в лицо.
Красота не от мира сего застит глаза.
"Отбей без жалости".
Зрение сошлось в туннель, в точку; он снова слышит голос, как в тот день.
Верно. Если бы он послушал просьбу Игурумы Казуми, до такого бы не дошло, да и, главное, он сам
* * *
, чтобы это повторилось.
— Если считаешь, что не отобьешь, могу предложить свою помощь. Если отдашь мне свои локоть и глаз...
Слишком соблазнительный голос.
"Над его мечтой нужно опустить занавес".
Верно. Для этого можно еще раз предать то, что любил. Может быть, второго спасения и нет, но если так придем к развязке...
— Верно. Я... бы...
Горло Кирису Яитиро дрожит.
Он сжимает веки и почти соглашается с так естественно брошенными демоном словами...
— Не говори ерунды. Это на тебя не похоже, бездельник. И вообще, смысл такую хрень отбивать?
...и приходит в себя от звуков голоса наконец добравшегося до подземной комнаты Исидзуэ Арики.
?
— А ну-ка, в сторонку. Он тебе не фейковый демон-самозванец, а настоящий. Поверишь — с костьми сожрет.
Тяжело топая, Исидзуэ Арика входит в комнату. От его слов Кирису вдруг снова обретает дыхание, а силуэт на кровати недовольно дуется.
— Что ты так не вовремя... Ты в такие решающие моменты спасаешь и спасаешься, Арика! Люди стараются, хотят, чтобы давняя мечта Кирису-сан сбылась, а ты...
Карё Кайэ говорил донельзя обиженно. Солнце с потолка пряталось за тучкой, но до недавних пор заполнявшая подземелье атмосфера огражденности рассеялась, как дым.
— Чего? Мечта? Какая еще?
— Речь о моей расстановке точек над "i". Тебя не касается.
Возможно, желая отвлечь внимание от своего безобразного поведения, Кирису грубо и резко отрезает в адрес Исидзуэ Арики.
— Хе. Ох и унылость вы тут обсуждали... Но да, мечты там, точки и прочую сладкую вату отложим на потом; не желаете ли приятных известий?
Исидзуэ Арика — все еще на службе в полномочиях посредника. Изолировать Сэкуру Юмию, в случае одержимости оного — провести экзорцизм. А также привлечь к ответственности послужившее тому причиной третье лицо. С настойчивым пожеланием не препоручать эти два пункта закону, но прооперировать его средствами Карё Кайэ.
В блокноте Исидзуэ Арики записано: третье лицо, прооперировать. Экзорцизм убийцы Синкера было необходим для выполнения работы.
— Ты хочешь, чтоб я помог тебе с этим, с экзорцизмом?
— Ага. Игра до смерти, не отобьешь — будешь убит. Тут ты бы очень выручил, если выступил бы приманкой.