— Все ясно, — Даксель глубоко вздохнул. — Конечно, я рад, что у кого-то после даже такого сложного дня сохранился избыток сил, но меня решительно не устраивает способ их применения. Придется вам завтра взять по лишней канистре с водичкой и по ракете на вьюк.
Эрилан кивнул. Когда надо, он очень хорошо понимал баргандский. Кьюнави мрачно проворчал что-то виновато-согласное.
— Теперь что касается вас, — Даксель еще раз вздохнул. — Слушайте, вы, романтичная девушка! Хватит уже водить людей за нос! И не говорите, что это не мое дело! Сейчас это уже мое дело! Я не хочу, чтобы кто-либо из нас был причиной ссор и драк! Я ошибался, когда относился к вам как к взрослому ответственному человеку, которого уже не надо учить элементарным правилам приличия. Постараюсь эту ошибку исправить. И определитесь, в конце концов, со своими чувствами!
— Я определилась! — капризно и даже с вызовом произнесла Элльи. — И уже давно. Я хочу быть с тобой!
Она подошла к Дакселю и на глазах у всех по-собственнически повисла у него на плече. Кьюнави издал какой-то сдавленный звук. Рантис на всякий случай, не глядя, сцапал его за воротник.
— Пороть! — просипел над ухом у Эргемара чей-то голос, может быть, даже его собственный. — По-роть!
— А ну-ка, разойдись! — ко всеобщему облегчению прервала немую сцену Эрна Канну. — Идите-ка отсюда, мужчины! У нас тут пойдет женский разговор по душам!...
Выглядела Эрна очень решительно, к тому же она была сильно не в духе. От нее, и в самом деле, хотелось оказаться где-нибудь подальше, и Эргемар с чувством облегчения ретировался. Слегка поплутав по ночным зарослям, он вернулся на поляну, где оставил Буса, но там его уже не было.
Буса не оказалось на месте и утром. После недолгих поисков его нашли в густых зарослях метрах в двадцати от той поляны, где с ним разговаривал Эргемар. Ножом Бус вскрыл себе вену на локтевом сгибе, а затем лег прямо на землю и лежал, пока не истек кровью. Лицо его было белым и спокойным, глаза закрыты.
— Тяжелая штука — совесть, с усмешкой сказал Млиско, которому Эргемар рассказал о причине самоубийства Буса. — Как впервые в человеке проснется, так с непривычки и задавить может.
Нагнувшись, он снял с ног Буса еще крепкие ботинки и протянул Лилсо.
— Держи, кому-то наверняка пригодятся. Жаль, куртку не догадался снять, хорошую вещь испортил...
Других эпитафий не было. Буса не любили, и его смерть ни у кого не вызвала особого сожаления. Однако утренний лагерь был непривычно тихим, а во время завтрака все то и дело оглядывались на небольшую проплешину у подножья склона, где работали землекопы. Сероватая почва была полна камней, поэтому дело шло тяжело, и могила получилась неглубокой. Ее завалили теми же камнями, придав им грубое подобие пирамидки.
После коротких сборов они снова двинулись в путь вверх по склону. Теперь их было на одного человека меньше, и каким бы неприятным и, порой, несносным, ни был Бус, его потеря не могла не произвести тягостного впечатления. Все словно безмолвно спрашивали друг друга: кто следующий не выдержит тягот долгого пути?
Склон был нетяжелым, но длинным, и колонна изрядно растянулась. Внезапно Эргемар, идущий вместе с Терией в середине группы, заметил, как облегченно останавливаются люди, достигшие гребня, а Элльи, все утро выглядевшая немного пришибленной и не отходившая ни на шаг от Эрны Канну, оживилась и захлопала в ладоши.
Они, наконец, вышли на плоскогорье. Перед ними простиралась равнина, поросшая высокой желто-зеленой травой, где-то вдали упирающаяся в голубоватые пологие вершины невысоких гор. Однообразие пейзажа оживляли рощицы ветвистых деревьев с раскидистыми кронами, что было хорошо, так как давало им и тень, и укрытие от наблюдений с воздуха.
Повсюду были слышны обрадованные возгласы. Настроение, придавленное утренними событиями, заметно пошло на подъем. Конечно, впереди лежала еще не одна сотня километров, но самый тяжелый отрезок пути они уже преодолели. Эргемар видел, как с тележки слезают люди, кто-то забирает у тяжело нагруженного Млиско трубу пусковой установки противовоздушных ракет, а скандалистка мадам Бэнцик, необычно тихая и покорная, уступает свое место бледной Тихи.
Говорят, в каждом сражении есть точка кризиса, пришла к Эргемару новая мысль. Тот, кто ее преодолевает, выигрывает бой. Эргемар не знал, сколько у них еще впереди боев и кризисов, но первая серьезная схватка с дорогой, похоже, завершилась их победой.
Глава 24. Полный корабль неприятностей
Транспортный корабль заходил на посадку. Это было величественное и волнующее зрелище: огромный выпуклый диск завис над башенками локаторов и куполами станций связи, над крытыми коробками складов и рядами стоящих на краю поля грузовых транспортеров, словно угрожая рухнуть вниз и задавить их своей тяжестью.
И как ему в голову могла придти такая нелепая мысль? Реэрн, стоя вместе со всеми старшими офицерами Центральной базы в группе встречающих, невесело улыбнулся над своими фантазиями. Нет, конечно, пусть все идет, как заведено, но лучше бы этот корабль вместе со всем своим содержимым так и не долетел бы до Филлины. В детстве Реэрн, как и многие дети его поколения, читал очень смешную повесть "Полный корабль неприятностей" и смотрел снятый по ней забавный фильм. Сейчас именно такой корабль, полный всяческих неприятностей, готовился опуститься на посадочное поле первого филлинского полноценного космодрома, только вот не было в этом ну абсолютно ничего смешного.
Реэрн покосился на застывшее лицо генерала Пээла, тоже, судя по всему, не испытывающего ни малейших положительных эмоций от зрелища посадки. Интересно, читал ли он в детстве эту книжку и вспоминает ли о ней? По крайней мере, ему прибытие этого корабля тоже принесет только массу новых проблем.
Неприятность первая, — Реэрн мысленно загнул один палец — комиссия из управления космофлота во главе с маршалом Гмиазмом, известным всему обитаемому космосу под прозвищами Редкостный Экземпляр, Давильщик, Людоед и Бешеный Мясник.
Этими прозвищами Гмиазм, тогда еще генерал второй величины, обзавелся лет десять назад на Лавинтисаэ, где в одном из периферийных округов вспыхнули беспорядки среди кронтэйских рабочих. Оказавшегося поблизости генерала вместе с его кораблем послали просто навести порядок и разобраться, однако тот понял поставленную задачу по-своему.
Проведенное впоследствии расследование выявило впечатляющую картину злоупотреблений и воровства со стороны местной администрации и нехотя признало обоснованность требований протестующих, однако генерал Гмиазм не затруднял себя подобными разбирательствами. Он просто бросил против бунтовщиков тяжелую технику и дал приказ открыть огонь на поражение, в результате прилетевшей на разборки комиссии пришлось, буквально, по крохам собирать нужные сведения у немногочисленных уцелевших.
Скандал был большой. В конце концов, почти поголовное истребление рабочих, требующих лишь, чтобы их нормально кормили и поили очищенной от тяжелых металлов водой, и разрушение сооружаемого ими важного объекта было, пожалуй, слишком радикальной мерой. Казалось, что Гмиазму светит, в лучшем случае, позорная отставка без пенсии, но за него неожиданно вступился сам тогдашний председатель Совета Пятнадцати Коог. Старик, по слухам, уже тогда начавший выживать из ума, испытывал слабость к решительным людям, не боящимся крови, и Гмиазм вместо заслуженного трибунала был осыпан чинами и милостями. В дальнейшем он попал в фавор к командующему Гдооду, решившему, что ему нужно личное пугало для слишком самостоятельных подчиненных, и генерал, вскоре получивший маршальские ромбы, стал абсолютно непотопляемым. В последние несколько лет маршал, облаченный высочайшим доверием и снабженный широкими полномочиями, без устали носился по космосу, инспектируя отдаленные форпосты и базы и творя суд и расправу.
Правда, поговаривали, что Бешеного Мясника можно укротить. Его было бесполезно пытаться умаслить подношениями и задобрить безукоризненным порядком на вверенном объекте — даже на самой идеальной базе Гмиазм умел находить нарушения, вызывавшие жуткие начальственные разносы, после которых, порой, одни офицеры теряли нашивки, а другие писали рапорт об увольнении из рядов. Однако маршал по-своему уважал людей, которые не испытывали перед ним страха и не трепетали перед всевластным самодуром.
Что же, остается надеяться, что у генерала Пээла хватит сил и мужества, чтобы противостоять Бешеному Мяснику. Однако маршал, как бы то ни было, — неприятность преходящая, он прилетит и улетит, а вот с неприятностью номер два придется жить долго — наверняка, не один месяц. На одном корабле с комиссией из космофлота на Филлину прибывала целая армия из Управления Двора, которой было получено подготовить сцену для проведения торжественной церемонии принятия под Высокую Руку, до которой оставалось всего ничего — два с небольшим филлинских месяца.
Реэрну даже не хотелось представлять, что будет с базой, когда на ней обоснуется эта толпа высокопоставленных бездельников, которых придется охранять, ублажать, развлекать и, в конце концов, делать за них их же работу, и непременно в самом авральном порядке. Интересно, успели ли уже известить филитов с Западного континента, какое им привалило счастье, и насколько пышной и дорогостоящей церемонии ждут от новых подданных?
Впрочем, зампотеху Реэрну вряд ли придется тесно общаться с утонченными придворными из Метрополии, а вот третья неприятность будет касаться его лично, особенно, как филлинского резидента Союза Борьбы. На планету везут колонистов — девяносто шесть семей, четыре с лишним сотни ни в чем не повинных людей, которые окажутся в самом эпицентре конфликта. Филиты будут рассматривать их как законную мишень, кое-кто в космофлоте рассчитывает использовать их в качестве повода к возобновлению военных действий и срыву перехода власти к гражданской администрации, а Беглец и его единомышленники мечтают превратить их в горючий материал для революционного выступления. И все эти порывы, благородные или нет, надо будет гасить, и не только потому что руководство Союза требует сохранения мира, а потому, что оставить этих людей на произвол судьбы было бы подлостью.
И, наконец, неприятность номер четыре — неопределенная и поэтому особенно неприятная. Этим же многострадальным кораблем на Филлину прибывает целая научная экспедиция для углубленного изучения — что бы вы думали — планеты и ее обитателей. Оказывается, надо было сначала напасть на филитов, сбросить на них две дюжины ядерных бомб, построить на их земле свои базы, а только затем задаться целью познакомиться с ними поближе.
Хлопот от них будет не так уж и много: ни о каком содействии они пока не просили, и даже охрана у них своя — два взвода внутренних войск. Вот только организует ее научный департамент космофлота, а возглавляет ее целый суперофицер второго ранга.
Вот и думаешь, чего ждать от этих ученых, из которых, наверное, не меньше половины, а то и все не имеют никакого отношения к чистой науке. А если учесть, что встречать кого-то из прибывших примчался с базы Восток еще и толстяк из Отдела специальных исследований, начальник Перевозчика, дело выглядит совсем невеселым. И только бы знать, удалось ли филитам, бежавшим на катере, уцелеть и добраться до своих, а, главное, доставить по назначению вакцину. Увы, но этого не знают ни он, ни Куоти и, возможно, никогда не узнают. И может быть, пора подумать и о налаживании нового канала связи со свободными филитами, а это — задачка еще та...
Ну, и в дополнение к четырем большим неприятностям еще куча мелких и крупных забот — от канализации в только что построенных жилых домиках до прибывающего тем же кораблем нового эмиссара центра с очередным важным и срочным заданием... Да, раньше они и не знали, насколько спокойной была их прежняя жизнь, а теперь этой жизни пришел конец.
― Реэрн, — негромко окликнул его суперофицер Мивлио. — Вы что, задумались? Посадка завершена, идемте встречать этих... высоких гостей.
Весь день генерала Пээла не покидало ощущение неправильности происходящего. Он ожидал и был морально готов к начальственному рыку, ругани, разносам и придиркам, но ничего подобного не было и в помине. Грозный маршал Гмиазм был спокоен, тих и почти вежлив, чего за ним обычно никогда не водилось. Похоже, такое поведение высокого начальства было сюрпризом и для его свиты: некоторые из сопровождавших маршала офицеров к концу обхода имели просто оторопелый вид.
Возможно, в другой день Пээл и порадовался бы такому удачному повороту событий, но сейчас эта тишина все больше действовала ему на нервы. Можно было не сомневаться: маршалу и стоящему за ним Гдооду явно было от него что-то нужно...
Торжественный обед, данный в честь маршала, прошел в напряженном молчании, и Пээл даже почти обрадовался, когда Гмиазм, зайдя в его собственный кабинет, по-хозяйски уселся за стол и взмахом руки выгнал прочь всех помощников и адъютантов. Разговор наедине должен был прояснить многое, если не все.
Не менее минуты Пээл выдерживал тяжелый пристальный взгляд маршала, не торопившегося приступить к беседе. Генерал был совершенно спокоен. Он уже примерно знал, о чем его будут спрашивать, и вопрос, заданный, наконец, маршалом, не застал его врасплох.
― Генерал, скажите честно и откровенно, как вы оцениваете ситуацию на Филлине?
Пээл на секунду задумался. Когда начальство просит говорить честно и откровенно, это означает, что говорить надо именно то, что оно хочет услышать. Впрочем, генерал практически не сомневался в правильности своего ответа.
― Я оцениваю ситуацию на Филлине я как совершенно отвратительную, — в последний момент он едва удержался от так и просившихся на язык совершенно уж нецензурных эпитетов. — Все это пресловутое умиротворение на самом деле — полный блеф!
― Продолжайте, — благосклонно кивнул маршал, подтвердив для Пээла правильность выбранного им тона.
Продолжать было нетрудно, особенно, если учесть, что генерал и в самом деле говорил чистую правду.
― Мы успешно пресекаем всю осмысленную деятельность филитов в радиусе пятидесяти-ста километров от наших баз, — начал он. — Но все, что находится за пределами этих зон, нами практически не контролируется, для этого имеющихся в наличии сил слишком мало. Мы совершаем регулярные облеты территории, чтобы филиты хотя бы раз в две-три дюжины дней видели наши "Молнии" и, так сказать, ощущали наше присутствие. До последнего времени мы напоминали филитам о том, кто является хозяином на планете, посредством точечных ударов по восстанавливаемым ими объектам, делая упор на промышленные и энергетические мощности, а также транспортную инфраструктуру. Однако от этой политики пришлось отказаться. На складах всех четырех баз осталось в наличии менее тысячи ракет класса "воздух-земля", причем, среди нет ни боеприпасов повышенной мощности для разрушения подземных убежищ, ни даже антирадарных ракет, используемых нами для уничтожения узлов связи противника. Между тем, за все время, прошедшее с момента завершения первой фазы вторжения, мы не получили ни одного транспорта с боеприпасами, хотя непременно упоминаем об этом во всех донесениях...
