После этого теракта наш орден бросил все силы на поимку Ортопса, но все безуспешно. Эта тварь не оставляя следов, не имея привязанности к чему-либо снова просто исчезла. Чтобы мы не предпринимали, мы не могли найти его. Командный Совет ордена принял решение прекратить его поиски и заняться другими проблемами, которых как всегда хватало. Мои наставники снова дали уйти этой твари, снова решили ждать, пока он сам не проявит себя, начав готовиться к очередному своему удару. Учитывая, что у него нет мотивации и его враг это все живое, все человечество, но просто артэонов он любит больше, свой удар он мог нанести где угодно. Мне надоело все это, и я решил взяться за поимку этой твари и остановить его раз и навсегда. Пребывая в статусе магистра своего ордена, я мог позволить себе заниматься делами на свой выбор. В ордене мою инициативу не одобрили, мне не выделили помощников, и я взялся за это дело в одиночку. Так начался путь моей одержимости поимкой Ортопса, в одиночку я пошел по следу этой твари.
Помимо того что он обозленный на мир террорист одиночка где-то в тени плетущий свои козни, выискивая слабые места для своего удара, Ортопс это еще маньяк психопат. В перерывах между своими 'ударами', не в силах сдержать свое безумие он периодически проявляет себя. Он беспричинно жестоко убивает людей. Это для него как я понял средство заполнения досуга, своего рода хобби. В ходе наших бесед в темных забегаловках он объяснял свое пристрастие отсутствием ощущения жизни в самом себе. У него нет естественных запахов, нет пульса, он холоден как труп, якобы он даже не чувствует того как кровь течет в его жилах. Он не чувствует себя живым, хотя фактически живет. Убивая, разрывая, расчленяя своих жертв на куски, чувствуя внутренне тепло их тел, любуясь их внутренностями, наблюдая за тем, как их кровь теплой негой течет по его рукам, он будто прикасается к жизни, к чему-то живому и сам хоть ненадолго чувствует себя живым — как он сам говорит. Внутренний мир психопатов это загадка, лишенная смысла.
В его жертвах нет логики. Пол, возраст, у его жертв нет какого-то прослеживаемого единства. Оставленные им трупы могут иметь сходства только в пределах одной серии убийств — когда его жертв несколько. В остальном загубленные им жизни ничто не объединяет. Его серии убийств или единичные кровавые расправы также не имеют конкретной периодичности. Он убивает спонтанно, как дикий оголодавший зверь не в силах больше сдерживать свое бешенство, он просто срывается с цепи и убивает от одной до пяти жертв за серию, а потом снова затихает. Затишье — перерывы между сериями длятся от месяца до нескольких лет. О безумии этой твари можно судить по оставленным им телам. Жертвы, как правило, всегда жестоко истерзаны, изуродованы. На каждом залитом кровью месте преступления чувствуется его жестокость, садистская ненависть. Он редко мучает жертв, как правило, убивает быстро, но потом издевается над телами, уродует их, расчленяет. Признаюсь, идя по его следу, я стал видеть по ночам только кошмары. Еще одна странность, на местах преступлений всегда разбиты часы, если они, например, висели в доме жертвы. В наших беседах он оправдывал это нелюбовью к тому факту что пространство и жизнь измеряются временем. Он почему-то пытается во времени потеряться, забыть о нем, и всякое упоминание времени, например в виде тех же часов вызывает в нем отвращение.
При этом, несмотря на откровенное безумие, хаотичность в своих зверствах, вопреки жажде крови понятной только его больному уму эта тварь пытается корчить из себя интеллектуального убийцу. Будучи бешеным зверем, который единственное что только не жрет своих жертв, он пытается корчить из себя загадочного серийного маньяка. Буквально разрывая жертв на куски, удовлетворив свое безумие снова придя в себя, он пытается оформить убийство в каком-то своеобразном стиле, пытается внести логику в свое сумасшествие. Нелепо и смешно он пытается тщетно оправдать свое безумие. Будто стесняется или боится того дикого зверя что разрывает его изнутри. Изуродовав жертву, утолив свою больную жажду, он работает на публику, зная, что его убийства наделают шуму, пытается произвести впечатление на общественность. Не хочет, чтобы в нем видели бешеного зверя, отрицает свою сущность. 'Я пишу картины кровью' или 'Это мое искусство' — чаще всего так в наших беседах он пытался оправдать себя, забавляя меня, продолжая нелепо корчить из себя крутого серийного маньяка, на самом деле являясь простым бешеным зверем. То же самое с его терактами. Он называет это ударами, расплатой за грехи, обращением нашего зла против нас, якобы мы сами заслужили это, хотя на самом деле просто убивает людей или артэонов. Он бешенный жестокий маньяк психопат, который сам себя боится, всю жизнь ищет способы того как оправдать себя, объяснить свое безумие. Корчит из себя крутого суперзлодея, будучи обычным психопатом, просто психопатом сверхъестественным. Ну и бессмертным, идущим сквозь века.
И вот решив раз и навсегда остановить эту мразь, я пошел за ним по следу изуродованных тел его жертв. Узнав обо мне, он начал стараться, вопреки своему безумию убивать с характерным стилем, оставлять мне подсказки. Так начался наш с ним поединок, растянувшийся на долгие годы, ведь время не для меня не для него не имело значения. Сначала это было своеобразной игрой в догонялки, развлечением для него. Он оставлял мне подсказки о своих будущих жертвах, пытался быть оригинальным, придумывал загадки, головоломки. Даже убивать начал с периодичностью — три жертвы через три месяца. На местах нескольких преступлений он даже оставлял мне прямые послания, например, писал кровью, что это моя вина. Якобы раз я иду по его следу, то это на мне лежит ответственность за очередную растерзанную им девушку, ведь это я потерял отведенное им время, я не остановил его. Должен признать поначалу я даже повелся на это.
В своей погоне за ним мне пришлось пройти по всем землям Межокеании, он протащил меня через все захолустья. Единственным плюсом было то, что увлеченный мной он позабыл о своих терактах и полностью переключился на убийства, во всяком случае, вреда от него стало меньше. Неизвестно сколько бы длилось это преследование, если бы я не пошел по его следу в прямом смысле слова. Продолжая нашу с ним 'игру', удерживая его где-то вблизи себя, чтобы не втягивать кого-то еще не прибегая к чьей-то помощи, я сам поспешно овладел навыками следопыта. Я в прямом смысле слова пошел по его следам через леса как за диким зверем.
Как можно было поймать того кто ни к чему не привязан, кто сам не знает куда идет? Исследуя его следы, я был удивлен, увидев, чем он занимается. Остановившись где-то в болотной глуши в темном месте, куда из-за веток почти не проникает солнечный свет он сел на камень и просто просидел на нем около двух недель. Как можно поймать такого психа? Будучи каким-то неизвестным исключительным проклятием, лишенный всех естественных потребностей движимый своим безумием он просто бредет, куда глядят его глаза. Его ничего не держит, он ни к чему не привязан, в его поступках нет логики, он просто скитается где-то в стороне, и периодически выходя к людям, наблюдает за ними, выискивая себе жертв. Каким же я был дураком, когда пытался предугадать следующий удар этой твари. Я явно недооценивал его безумие.
И вот однажды, ранним утром скитаясь по болотам и лесным чащам пытаясь не потерять его след, я его все-таки нагнал. Он не стал убегать, случилась наша с ним долгожданная схватка. Тогда я впервые ознакомился с его вторым скрытым ото всех ликом. До этого я не обращал внимания, но покрывающее его органическое стекло в центре груди имеет круглую впадину, какое-то странное углубление. Руками схватившись за края углубления в груди он разломал свой костюм из органического стекла, сам взвыв от боли. Треснувшее стекло со звоном осыпалось, из разлома в его груди вместе с потоком черной трупной крови с жутким ревом вырвался поток какой-то красной материи, какого-то красного газа. Это было похоже на гигантскую стаю красных мух и жужжало также. Это жужжащее красное облако обвило его. На моих глазах он превратился в огромного метров пять великана, полностью состоящего из этого уникального органического стекла, костюмом из которого защищено его обычное тело. Когда вырвался его второй лик, он изменился не только внешне, внутренне он тоже перестал быть собой. Это был уже не Ортопс. Истинный Ортопс будто заснул внутри этого чудища. Это была безумная пятиметровая махина, пришедшая чтобы защитить свое истинное 'я', Ортопс же, как сердце дремал где-то в груди этой громадины, которая на вид казалась несокрушимой.
Эта громадина, снося деревья, бросилась на меня и я, вооружившись сумеречным клинком, перешел в сумеречное пространство. Я растворился прямо перед ним, к такому мой огромный враг был не готов. Видимо он впервые схватился с магом-сумеречником. Как 'назойливый москит' — как Ортопс меня называл, вырываясь из сумеречной зоны, как и с другими врагами, я пытался нападать на него исподтишка, пытаясь выискать его слабое место, наносил удары в спину, а после снова растворялся. Мой клинок бесполезно ударялся о его стеклянную броню. Я не мог ничего с ним поделать. При этом гигант, беззвучно замерев на месте, ждал моего очередного удара, и всякий раз, как только я возникал у него за спиной, проявляя невиданную быстроту, он пытался схватить или ударить меня своей огромной лапой. Я едва умудрялся увернуться. При этом я слышал голос Ортопса. Сначала в спешке своих молниеносных атак вырываясь из сумерек, я думал, что мне показалось. Затем я возник за деревом неподалеку, прислушался и четко услышал голос Ортопса. Голос звучал из глубины мощного тела этой бронированной твари. Он изнутри беседовал с тем чудищем, в которое превратился. Говорил что-то вроде: 'Тише мой маленький не торопись. Подожди, сейчас он нападет'. Ортопс изнутри беседовал с этим чудищем как с какой-то собакой, как с прирученным зверем. Вероятно, этот великан был лишен сознания, был чем-то безумным, что Ортопс направлял своим голосом изнутри. Это чудище, его второй лик что-то вроде цепного пса пришедшего защитить своего хозяина.
Поняв, что не смогу одолеть его клинком, не зная как быть, уйти я не мог. Я решил позлить его, попытаться вывести из себя. Так делают все сумеречники, когда встречаются с врагом, которого не могут одолеть. Я возник перед ним метрах в десяти и когда он кинулся, я исчез у него перед глазами. Так я и дразнил его, возникал перед ним, потом исчезал. Это сработало. Беззвучный как машина красный гигант просто рассвирепел. Не в состоянии поймать меня, бессмысленно гоняясь за мной, он стал вести себя как огромный безумец. Голос Ортопса внутри него замолчал. Гигант бесновал, не понимая, откуда я возникаю, бесился, вырывал, ломал деревья. Я уже стал искать овраг, в который его обманом можно было бы заманить и сбросить. В очередной раз, кинувшись на меня вместо этого просто пропахав землю, он, вероятно, вскипел от злости. Черные линии, покрывающие его броню, засияли красным, он издал протяжный стон. Сначала образующая его тело стеклянная броня пошла трещинами, он будто лопался от злости. Он безуспешно гонялся за мной, рыча от распирающей злобы, пока его красная похожая на стеклянную полупрозрачная броня стала осыпаться, вновь переходить в газообразное состояние. Разозлившись, буквально рассвирепев, он стал распадаться на глазах. Снося деревья, он удрал от меня, пока еще был в силах. Не знаю, что это было, природа этой твари мне не ясна. Так закончилась наша с ним первая схватка.
Дальше наши с ним игры закончились. Видимо испугавшись, он конкретно залег на дно. Впервые о нем ничего не было слышно в течение пяти лет. Отыскать его следы в лесу я также не смог, видимо зная обо мне, больше не желая нашей встречи, он начал их скрывать. Я даже забыл о нем. Вернулся в замок ордена, отдохнул, переключился на другую работу. Спустя десять лет он снова дал о себе знать коллективным убийством — три жертвы сразу и жестокость, как и дикость теперь просто зашкаливали. Будто зверь давно не чувствовавший крови он просто порвал своих жертв. Наша с ним схватка началась вновь, только на этот раз все было серьезно, без загадок, подсказок и прочих заигрываний.
Мой план по-прежнему заключался в том чтобы добраться до слабого повседневного лика этой твари и, всунув ему клинок в височную область, пронзив мозг, обездвижить его, а после сковать зачарованными цепями и доставить в Дортхол — специальную темницу в штаб-квартире моего ордена. Место, где мы держим подобных неостановимых монстров. Как правило, нет таких порождений Тьмы, которые невозможно уничтожить. У каждого проклятия есть четкий механизм функционирования, нужно только найти шестеренку, воздействие на которую остановит механизм. Нужно узнать страшную тайну, что в себе несет это чудовище, узнать причины его слияния с Тьмой, его историю в которой скрыт способ освобождения его души. Это как загадка, сложная, но ответ есть всегда. Сначала нужно поймать, изолировать его, чтобы исключить возможность причинения им нового вреда этому миру. Потом в спокойной обстановке, не торопясь, постепенно изучая его, ответ к его загадке мудрецы моего ордена нашли бы в любом случае.
На этот раз мне выделили помощника — мага следопыта. Эти служители нашего ордена были обучены суперзаклинанию 'Призрачный след'. Использование этого сверх заклинания давало возможность видеть призрачные изображения любых событий, когда-либо происходивших в каком-то определенном месте. Это магическое умение еще называют локальной перемоткой времени. Применяя его, можно сказать, маг в прямом смысле слова отматывал время назад на какой-то определенной территории, в каком-то определенном месте. Все случившееся предстает в виде магической голограммы со звуком во всех подробностях демонстрирующей произошедшее событие. Овладение этим невероятно сложным суперзаклинанием заменяло магу классовый навык, становилось его основным умением. При том, что его было сложно назвать умением, это было не более чем обычное заклинание, просто очень сложное. Короче овладевающие им маги больше ничего особого не умели, не могли чему-то еще значимому научиться, были фактически беззащитны в схватках с равными соперниками. Таких магов следопытов в нашем ордене было немного (желающих остаться слабыми ради общей цели много быть не может), но руководство ордена все же расщедрилось и выделило мне одного такого ценного специалиста. Теперь мне ненужно было разбирать следы, оставленные на земле, я шел за магической голограммой Ортопса, его следом оставленным в пространстве. Мог видеть все, что он делал и где бывал. Маг следопыт быстро вывел меня к нему, а после заблаговременно исчез, оставив меня одного для схватки с этим монстром.
Для следующей схватки я вооружился сумеречным копьем, длинным громоздким оружием, сегодня, наверное, мне уже не посильным. Мы схватились с ним в затопленной пещере. Он снова выпустил из своей груди своего цепного пса. На этот раз я сумел копьем пробить его броню в месте, где сходились две его стеклянные пластины. От полученного повреждения, он снова рассвирепел, от чего слой его прозрачной брони снова стал рассыпаться, он снова удрал. Дальше были еще несколько поединков, которые также заканчивались его бегством. Укрываясь от него в Сумерках, не давая ему раздавить меня, я быстро выводил эту злобную махину из себя. И всякий раз, мечась в попытках убить меня, устав гоняться за мной он приходил в ярость, и от своей злобы, не получающей удовлетворения, не в силах до меня добраться, начинал осыпаться на глазах и просто убегал. В процессе этих схваток я сумел еще несколько раз пробить его броню своим копьем. От повреждений лишь быстрее свирепея, он также начинал осыпаться на глазах и убегал. Признаться честно я устал гоняться за ним. Поняв, что в равной битве его не одолеть, я пытался заморозить его взрывом ледовой гранаты. Корку льда, сковавшую его в облике великана, он разрушил без особых усилий. Он тоже пытался преподнести мне сюрприз, пытался устроить мне несколько ловушек, но все безуспешно. У меня не получалось убить его, но я находил в себе силы продолжать погоню за ним. Действительно как надоедливый москит я преследовал его, не давая ему покоя. Он уже и не пытался сопротивляться, теперь он только убегал. И вот в процессе своего бегства, уже не зная где скрыться от меня, он покинул Межокеанию и перебрался в новый мир — Преферию. Так, идя по следу этого психопата, судьбой я был заведен в землю за туманом.
