— Как хорошо, что мы с тобой до сих пор дружим! Правда, Джун? Ты моя лучшая-прелучшая подруга. И я тебя до сих пор люблю! Жаль, что твои братья все-таки выдали тебя замуж за этого противного шейха.
Вот ведь бред редкостный. И главное, он сам виноват. Нет чтобы признаться и махнуть рукой на некоторые обстоятельства! И Лиза тоже... неужели она не видит...
Непроизвольно стукнул кулаком по кровати и тут же поблизости тихий голос спросил:
— Что с тобой? Что-то случилось? Беспокойно спишь.
На заверения, что все в порядке, просто белье не шелковое и никто с опахалом не стоит, любимая соседка легко вздохнула и посоветовала:
— Ты все-таки попробуй заснуть. Сон — лучшее средство для девичьей красоты.
И почему в ее голосе ему послышалась печаль? Чего ей грустить — он же рядом!
День тоже не задался. Братья названивали — то пароль забыли, то спрашивали, не слишком ли на них сердит президент компании и чего им ждать.
— В армию вас сошлет, — буркнул Джун недовольно. — Точнее Чжихвана. Оппа Хван староват для такого. Его, наверное, под домашний арест...
И ведь поверили ему, что не могло не радовать. Поэтому пришлось разуверять, говорить, что он (она!) просто шутит над своими старшими братьями, обещать, что Ли Тхэун встретит племянничков с распростертыми объятиями.
Но самое неприятное — Цыпленок его явно избегала. Нет, поздоровалась она и приятного аппетита ему пожелала, как он учил. Правда, как-то устало у нее это выходило. Джун даже предположил, что она так и не заснула после их ночного полуразговора, когда он ее невольно разбудил. Но выяснить это ему не удалось — сразу после завтрака его девушка отправилась утешать чужую девушку. После обеда — тоже. Ясно было одно: если он что-нибудь не предпримет, до его отъезда они так и не поговорят как следует — Лиза все время будет носиться со своей Инной.
Да что за глупость в конце концов! Почему бы ему не рассказать ей все вчера? Такой случай был! А теперь что? Стоит ему заикнуться об этом — и последует закономерный вопрос: почему не рассказал вчера? Никогда ведь трусом не был. А тут...
Вспомнив работу Лизы, которая ему не очень-то нравилась, юноша обрадовался. Вот оно — решение! Сначала он сделает кое-что, что обрадует его прекрасную художницу.
— Что-то ты сегодня какая-то вялая! Тебе соседка спать не давала? Проявила-таки свои змеиные свойства! А я тебе говорила — что она противная.
Жарким днем две подруги расположились было в тени одного из домиков-шалашей, точно индейцы в засаде, но все-таки решили, что в стенах будет прохладнее, и обосновались в комнате Инны. Три "буки" где-то пропадали — нетрудно было догадаться, в какой компании, а Вика наверху сидела тихо как мышка, должно быть читала. Совершенно тусклая девица — не умеет себя показать!
— Ничего подобного. Джун...
Нет, вы только посмотрите на эту растяпу! Один звук имени корейской змеищи — и на лице мечтательная грусть как у каких-нибудь красавиц с портретов Рокотова! А что ей эта надменная девица с огромным самомнением сделала хорошего-то? То в комнате запрет, то без предупреждения удерет, а Лизка изводится, то каких-то своих дружков недавно приволокла. Одно беспокойство от нее.
— Джун... это как неведомый шедевр известного художника, который обнаружили совсем недавно и случайно.
— Чего? То есть она где-то пылилась на полке, а тут вдруг вылезла? Сидела бы и дальше в своей кладовке! — Инну развеселило сравнение подруги, она даже на минуту забыла, что страдает.
— Я не то хотела сказать, — криво улыбнулась Лиза. — Просто шедевр... кто бы его не обнаружил, он не принадлежит нашедшему...
— Нет, я тебя вообще не понимаю...
— Ну я хочу сказать, как бы тебе ни нравилась картина в музее... ты не можешь ее просто снять со стены и унести, даже если и хочешь, чтобы она принадлежала тебя...
— Заканчивай говорить загадками.
— В общем Джун как произведение искусства — даже если тебе не нравятся какие-то штрихи у врубелевского демона — это все равно шедевр, и его уже не переделаешь.
— Ага, ты тоже думаешь, что она чертовка! А то бы привела в пример "Царевну Лебедь"!
— Да не в этом дело!
Последние слова ее тихая подружка почти прокричала. Казалось, что она вот-вот заплачет. Но объяснять, что случилось, Лиза отказалась. Зато, по-дурацки заикаясь, спросила, как у них дела с Ромой. И настроение сразу же испортилось. Потому что этот гад даже не пытался с ней помириться! Хорошо еще к Лизке-бестолочи не лез больше. Но ничего хорошего, на самом деле. К Лизке не совался, а с новыми приятельницами Инны — веселыми девчонками во всю заигрывал. А те хоть бы его турнули! Нет же! Как ни в чем не бывало отвечали на его шуточки, как будто Инна им никто!
— Я хочу сказать... — продолжала мямлить Лизка. — Если любовь настоящая, то рано или поздно вы сможете друг другу поверить и помириться.
— До пенсии что ли мне ждать теперь, пока этот вредный тип раскачается?
— Ну... ты сама можешь сделать первый шаг... хотя...
— Не дождется. Сам виноват!
В этом вся ее подружка. Готова простить кому угодно что угодно. Даже... Инне было неприятно это признавать, но от себя не убежишь: даже на нее Лиза уже не сердилась ни капли. Вот сидит как привязанная, утешает, а сама-то тоже чем-то загружена.
Выйдя от подруги, Лиза наткнулась на знакомую фигуру — в этот раз ее любимый сосед отказался от платьев, которые два дня подряд носил, и вернулся к своему привычному стилю — нежно-кофейная туника, чем-то похожая на древнегреческие одежды, и белые леггинсы. И никаких нежно-звенящих браслетов на руках, наталкивающих на мысль о восточных принцессах и арабских ночах. И макияж самый легкий. А то ведь родственников своих провожал раскрашенным...
Девушка кивнула Джуну, удивившись слегка тому, что он забыл у чужого домика. Может быть, правда, решил пообщаться с однокурсницами. Это было не так уж важно, поэтому Лиза прошла мимо — к их номеру. Юноша последовал за ней. В комнате Лиза стала разбирать свои наброски, думая, чем бы порадовать Инну. Может, зарисовки во время экскурсии? К счастью, их она тогда оставила в машине Джуна и они не пострадали от ее пляжной выходки. Точно... надо ей принести их. Подруга обычно с удовольствием смотрела на работы Лизы. Или может... Инна ведь не видела их общий портрет — почему-то даже ни разу не спросила, как получается... Лучше ей его не показывать тогда... тем более что Лиза тут костюмы рисовала по памяти — стилизованно-славянские, светлые, с яркими лентами и вышивкой... а Инна фольклорный стиль не очень любит. Еще обидится, что из нее "деревенщину" сделали.
Отобрав несколько симпатичных рисунков и захватив плеер, в котором были очень нежные и спокойные мелодии, которые могли сейчас подойти Инне под настроение, Лиза опять направилась к выходу, мимо наблюдавшего за ее сборами соседа.
— Ты на что-то обижаешься? — лениво поинтересовался Джун, загораживая ей выход.
— Нет, просто мне надо вернуться к подруге.
В ответ на вполне спокойное объяснение ее освободили от ноши (папка с рисунками) и усадили на кровать. А затем Джун сел напротив, наклонился к ней, так что они чуть не соприкасались лбами, картинно вздохнул и заявил:
— Ладно, хорошо, все понятно! Если я что-нибудь не сделаю, ты так и будешь от меня бегать.
— Я не бегаю от тебя. — Девушка гадали, что это ему в голову пришлось. То, что она немного сторонилась его сегодня, — это естественно. Если они не настолько близки, чтобы ей можно было доверять, то и надоедать ему не следует.
Но продолжение разговора, как обычно, поставило ее в тупик.
— А кто все время вокруг своей подружки крутится? Я ревную, между прочим.
Ревнует? Опять это слово! Может быть, и любит? Девушка немного приободрилась, а то после бессонной ночи, проведенной в сомнениях, ей было как-то не по себе. Она решилась посмотреть Джуну в глаза и, немного запинаясь, ответила:
— Так ведь... Инне сейчас тяжело. Ей надо больше внимания уделять. И вообще... к ней-то ты точно можешь не ревновать.
— Не знаю, не знаю... Поэтому, когда я их помирю — будешь все время рядом со мной. А то как я пойму, что я к тебе чувствую?
Ну и что он такое говорит? Разве не сам минуту назад заявил, что ревнует? Лиза озвучила свои сомнения, но ответ Джуна был как раз в его духе:
— Цыпленок, ревность и любовь иногда никак не связаны.
Лиза начинала жалеть, что не стала разуверять самонадеянного притворщика в своих чувствах и сделала вид, что поверила в его игру.
— А что ты собираешься делать? — сменила тему девушка. — Я тоже хочу помочь!
— Ни в коем случае! Держись от этого пастушка подальше!
— Ну ты ведь не будешь его бить?
— Как говорит твой брат, это позор — драться со слабым соперником.
— Не такой уж Рома и слабый. Знаешь, как он легко парты таскал, когда мы перед занятиями летом ремонт на факультете делали?
— Да... нельзя допустить, чтобы твоя подружка потеряла такого ценного грузчика! — почему-то Джун казался немного сердитым, хотя и улыбался.
— И все-таки я бы хотела помочь их помирить.
— А ты уже... Если мне вообще удастся, то только благодаря тебе.
Услышав, что придумал Джун, Лиза немного засомневалась. Не такая уж она и великолепная, просто неплохо делает то, что умеет. Но разве поспоришь с самоуверенным парнем, который вбил себе в голову, что ее работа — это что-то необыкновенное?
— Сама убедишься, когда я тебе этих голубков верну в прежний воркующий вид, — торжественно заявил он и, осторожно подхватив одну из ее работ, удалился, милостиво разрешив перед уходом другой набросок из той же серии показать Инне.
Федор после обеда еле вырвался из объятий рыжего капкана по имени Аллочка. Все-таки надо и поработать. Он, озираясь, устроился в тени административного корпуса и невольно стал свидетелем необычного происшествия. Высокомерная Ли Джун бегала за парнем! И непросто за парнем, а, кажется, за парнем хорошенькой черненькой подружки малышки Лизы. Мысленно похвалив внешность двух посторонних девчонок, Федя вздрогнул и оглянулся. Он почти почувствовал кожей возможное недовольство своей поработительницы. И все-таки разговор был интересный.
Высокий плотный парнишка был в дурном настроении, как будто его плохо накормили и за завтраком и за обедом, что было, конечно, не так. Он появился из-за угла здания, своим топотом подняв немало песка с нагретых плит, которыми обозначены дорожки между коттеджами. А следом, неторопливо, но не отставая, медленно и плавно ступала кореянка.
— Ну и что тебе от меня и Инны надо? — недовольно буркнул... как его там... шатен-крепыш.
— Мне до вас вообще дела нет, — своим обычным издевательски-снисходительным тоном прогнусавила Ли Джун. — Но Цыпленок целый день грустит из-за того, что вы поцапались. Если бы она делала это в моем обществе — пусть. Так ведь она все время торчит у твоей гусыни!
— Инна не гусыня. Тебе до нее далеко! — вскинулся на защиту своей девушки парень. Но разве ему по зубам эта интриганка и спорщица? Как она только самого Федю вывела на чистую воду?! Да еще и взяла с него слово, что он ничем больше не поможет двум своим заказчикам. И пришлось соглашаться: и сам-то не хотел с ними связываться, а уж когда Ли Джун пригрозила, что расскажет Аллочке некоторые интересные подробности его деятельности...
Не теряя самоуверенности, кореянка продолжала гнуть свою линию. Федя прислушивался к ее словам, но мало что понял. Потом он решил, что все-таки работать иногда надо и картофель от него никуда не денется и он от картофеля тоже.
Вот ведь упрямый баран! И выслушать не желает. Но упрямства и Джуну не занимать. Сейчас этот пастух перестанет задираться.
Поговорив с Лизой, юноша прямиком отправился в логово к Пичугину, который хоть и хорохорился, но выглядел не лучшим образом. Весь, как жеванная бумажка, на которой неизвестно, что было написано — то ли стихотворение, то ли долговое обязательство, а то ли вообще кто-то ручку расписывал. Тот даже не пожелал узнать, зачем к нему пожаловал такой важный гость. Но и не попытался его выгнать. А просто ушел. Но от Джуна уйти трудно, если он полон решимости пообщаться. Так что обмен любезностями все же состоялся. Услышав, что девица Ли Джун, великолепная и прелестная, уступает по всем параметрам гусыне Куликовой (ну если по справедливости, то девушка из Куликовой явно лучшая, потому что настоящая), Джун усмехнулся:
— Ага... о вкусах спорить не будем. Ясно только, что эта гусыня тебе небезразлична.
— И что? — в припухших от невоздержанности глазах Пичугина мелькнул интерес.
— А вот что, — Джун сунул Роману под нос картину Лизы.
— Это я уже видел. Хорошая работа. Я тут очень убедительно получился.
Ох уж эти первокурсники — все бы им по верхам скакать. Дослушал бы, что умные люди говорят! Эти свои "старческие" ворчания совершеннолетний с недавних пор Джун не стал озвучивать, а просто продолжал настаивать на своем:
— А теперь еще раз посмотри. Я не я, если даже на такого чурбана не подействует! Хотя ты ведь художник — больше должен понимать. Да не только на себя смотри, знаток!
Все получилось, как и задумывал Джун. Ведь его Цыпленок не просто преображалась сама за творчеством. Всякий раз он наглядеться не мог на нее за работой. И на ее работу тоже. Хоть ему и не очень нравился ее эскиз "Лель и Купава", но он не мог не видеть, что она нарисовала. А было все очень просто: одного взгляда на картину лично ему хватило для того, чтобы понять: ее герои созданы друг для друга и, если не сглупят и не профукают свое своеобразное счастье, то будут жить долго, скандально и счастливо, а потом сведут друг друга в могилу в глубокой старости.
Он бы очень удивился, если бы Пичугин этого не увидел. И ожидания миротворца поневоле не были обмануты. Однокурсник Лизы сначала неохотно кинул взгляд на рисунок, потом задержался подольше на нем, а затем, как кролик перед удавом, таращился и не мог оторваться.
— Все увидел? — После кивка следующий вопрос. — А понял?
— Еще бы! — полувыдохнул Пичугин. — Какой я дурак! Ясно же, что она меня любит.
— Извини, что уточняю: кто?
— Инна! Кто же еще! Я должен немедленно с ней поговорить!
— Уверен? Или, может, мне пойти арт-терапию с твоей красоткой провести? А то ведь она тебя может и не принять назад.
— Сами разберемся! Без тебя!
— Даже и не сомневаюсь...
— И что ты так расстаралась?
— А я разве не говорила раньше? У меня очень нехорошие планы на Цыпленка, но их осуществлению все время кто-то мешает.
"И прежде всего я сам"
Пичугин улетел на крыльях любви. Оставалось надеяться, что никто их ему не подрежет, пока он не доберется до своей цели.
"Думаю, Цыпленок, будет довольна", — юноша улыбнулся. Оставалось не так много времени, чтобы он мог позволить Лизе проводить его со своей подругой, а не с ним.
О чем бы ни говорил Джун с парнем Инны, это подействовало! Уже наутро на пляже Рома крутился около подруги и пытался с ней заговорить, а та явно была счастлива, хоть и притворялась сердитой. Лиза потихоньку оттащила свое полотенце подальше, а эти голубки и не заметили.
