Когда он закончил говорить, мэтр Гаренцворт выглядел озабоченным.
— Удивлен, что вы так долго тянули с рассказом, мой друг. Хотя, думаю, я поступил бы так же, чтобы собрать как можно больше данных. Несомненно, ваши сны вещие, почти нет сомнения, что тень — это Призрак, а принцесса — принцесса. Но одним из худших свойств вещих снов является их неопределенность. Более того, их непривязанность к конкретному времени исполнения порой может свести с ума и более опытных предсказателей, чем мы с вами.
— То есть вы хотите сказать, что это может произойти не к исходу Ярмарочного месяца, когда все должно решиться?
— Нельзя исключать такую возможность. Но нельзя также забывать, что ваши сны еще и итог воздействия на вас враждебной силы. Таким образом, природа вещего сна, встречаясь с древней силой Призрака, может искажаться — вплоть до кардинально противоположной.
— Теперь вы говорите, что все, что я вижу, может не иметь вообще никакого смысла. Ваша мудрость, вы лишь усиливаете мое отчаяние!
— Мне искренне жаль, но мы с вами являемся посвященными и должны помнить, что природа волшебства никогда не дает нам точных ответов. Все, что мы знаем, может в иной миг оказаться тем, чего мы не знаем.
— В Цитадели меня учили совсем другому, и мэтр Ассантэ тоже.
— Я и без того не раз выражал пренебрежение к классической школе, чтобы сейчас повторяться, мой друг. Вы достаточно молоды и умны, чтобы самому в конце концов разобраться, какой путь волшебства подходит вам. Я лишь могу дать совет с высоты своего опыта.
— Хороший совет лишним не бывает.
— Классическая школа — это закосневшее и постепенно изживающее себя волшебство. Нашим предкам, прорывавшимся в новом мире, оно сослужило хорошую службу. Оно было четким, прямым и не терпело двоякого прочтения. Жесткость и несгибаемая сила позволили людям отобрать покинутые земли себе, такой же была и наша магия. Но мир стал другим. Последняя война это очень хорошо показала. Неприятие нового стоило нашему миру Летнего Древа и многочисленных бед. То, что сейчас подается как суровая необходимость, на самом деле было самой большой глупостью в человеческой истории. Мы должны были пойти на переговоры с летними эльфами, а не воевать с ними, — мэтр Гаренцворт замолк, углубившись в свои мысли. Перо поднялось со стола и, что-то чиркнув в блокноте, вернулось на место.
— Мэтр?
— Простите, мой друг, я хотел дать вам совет, а начал читать лекцию по непризнанной истории. Я хотел сказать, что классическая школа — это всего лишь базовые основы. Большинство наших чародеев посвящают всю жизнь ее изучению, но не идут дальше. Да, это, конечно, полезно, но для открытия действительно важных тайн этого мало.
— То есть ваш совет — заняться неклассической магией, чтобы найти ответы?
— В целом — да.
— Но что я успею за столь короткое время? Даже если у меня есть к этому способности, в чем я лично не уверен.
— У вас есть способности. Но да, вы ничего не успеете за столь короткий срок. Разве что...
— Разве что найдется тот, кто сможет потратить время на мое обучение?
— Хм. Вы имеете в виду меня? Точно, я как-то не подумал об этом. Не в том смысле, что я отвергаю эту идею, но все же забирать ученика у другого чародея без согласования... Хотя моя репутация и так не вызывает восторга в наших кругах...
— Мэтр.
— Да?
— Я прервал вас, когда вы хотели закончить ваше "разве что..."
— Точно. Как я уже сказал, вы ничего не успеете за столь короткое время, разве что немного изменить себя.
— В каком смысле?
— Изменить свое отношение. Понять, что волшебство — это не свод правил и законов, что могущество, которое нам доступно в силу нашего рождения и, не побоюсь этого слова, удачи — это не поле, огороженное забором, а бурная река, где не видно противоположного берега. Ваши силы зависят не только от того, что вам дано, но и от того, что вы готовы отдать, чтобы переплыть эту реку. В поле, огороженном забором, вам намного уютней, и опасность может представлять разве что пара быков, не любящих незнакомцев в красном. Но в реке полно скрытых течений и тайн, которые не будут вам открываться только потому, что вы на них наткнулись.
— Изменить мое отношение... Это не так уж просто сделать, ваша мудрость. Вы предлагаете мне путь, который порицаем всеми моими учителями, а взамен даете только неопределенность.
— Этот путь и впрямь опасен, мой друг, — улыбнулся старший чародей. — Но он стоит того, чтобы его пройти.
— Я не знаю. Мне надо подумать. — Джошуа начал вставать.
— Подождите. Мне жаль, что я не придал вам уверенности в отношении ваших снов, только смутил еще больше моими рассуждениями, но у меня есть и добрая весть для вас.
— С удовольствием послушал бы.
— Ее высочество тоже предпочитает обсуждать сны наедине. Думаю, вас порадует, что после вашего благородного жеста ее видения постепенно сошли на нет.
— Сошли на нет?
— Именно. Не сразу. Но уже на следующую ночь они стали слабее, а через два дня пропали совсем.
— Это просто замечательно, ваша мудрость, но почему принцесса не сказал об этом мне?
— Об этом вам лучше спросить у нее, мой друг.
Найти возможность поговорить с принцессой наедине оказалось намного сложнее, чем он думал, но эти трудности имели хорошую сторону. Они дали ему время обдумать, что же он хочет сказать.
Правда, когда Майриэль оставила их наедине, он уже позабыл большинство придуманных фраз.
— Ты хотел поговорить? — спросила Джулия, жестом приглашая его садиться.
Балкон ее покоев, как он давно заметил, являлся весьма уютным местом. Он выходил на часть внутреннего двора, где был разбит сад, и располагался над землей не более чем в десяти ярдах, позволяя верхушкам деревьев таинственно шелестеть листвой по углам резного ограждения.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, спасибо. — Вид принцессы полностью соответствовал этим словам. Она казалась еще более свежей и очаровательной, чем обычно. Насыщенный зеленый цвет платья — куда более насыщенный, чем все, что она носила в отчем доме, — придавал и без того зеленоватым глазам Джулии дополнительную глубину и таинственный блеск. Будь Джошуа более искушен, он, возможно, связал бы это обстоятельство с проволочками, внезапно возникшими в деле организации их встречи в последний момент — вероятно, ее высочество изволила дополнительно побеспокоиться о своем внешнем виде перед этой чисто дружеской встречей.
Однако Джошуа был слишком занят другими мыслями.
— Как твои сны?
Она понимающе кивнула:
— Ты говорил с мэтром Гаренцвортом.
— Да.
— Они оставили меня.
— Я рад.
— Спасибо тебе. — Джулия грациозно оперлась о подлокотник и мимолетным движением коснулась букета в вазочке на целомудренно разделяющем их столе. На Джошуа она не смотрела.
— Почему ты не сказала об этом?
— Я хотела, но...
— Но что?
— Не знала, как...
— Не знала, как сказать, что Призрак больше не тревожит тебя?
— Нет. — она гневно взглянула ему в глаза и чуть подалась вперед, ломая выверенную небрежность позы. — Не знала, как заставить тебя прийти и поговорить!
— Я не понимаю.
— Ты совсем отдалился.
— На это есть причины.
— Считаешь, мне от этого легче? — Ее тонкие ноздри дрогнули, выдавая раздражение, но голос звучал уже спокойно.
— Нет.
— Я же не могла сама пригласить тебя к себе! Майриэль только и делает, что подтрунивает надо мной из-за тебя... Из-за нас. Даже граф косо смотрит на тебя, будто что-то подозревает.
— Я старался не давать ему повода.
— Значит, плохо старался... Как и я.
— Отнюдь, ты вела себя при нем очень достойно.
— Ты не слышал, как я отреагировала, когда он заговорил о своем дражайшем Освальде и нашей возможной помолвке, — она почти засмеялась, — а ведь меня так долго учили владеть собой! Видимо, я плохая ученица.
— Будем надеяться, что твой отец этого не допустит.
— Мой отец... — с грустью повторила она, опуская ресницы. — Мой любимый отец многого не допустит.
— Я знаю. — Он смело взял ее за руку.
— Но все равно хочешь попытаться?
— Я — да. Но я — лишь половинка. Чего же хочет вторая половинка?
— Вторая половинка уже не знает.
— Даже так? — Он напрягся, чувствуя, как холодеет в груди. — "Уже не знает"?
— Джошуа...
Ее маленькая рука в его пальцах была твердой и очень теплой.
— Я понимаю, — зачем-то сказал он.
— Нет, не понимаешь. — Джулия медленно покачала головой, и Джошуа невольно залюбовался точеным подбородком и строго сжатыми губами. Невозможно было поверить, что эти губы — мягкие, горячие — он целовал каких-то несколько недель назад.
— Да, наверное, все-таки не понимаю, — произнес Джошуа горько.
— Я знаю, о чем ты думаешь.
— Неужели?
— Для этого не надо быть чародейкой. Ты думаешь, что избалованная принцесса передумала, потому что вдруг поняла, на что именно себя обрекает. Ты думаешь, что мне сложно отказаться от моей жизни, моих привилегий и положения и пуститься в странствия по дорогам мира. Что я хочу комфорта, теплой постели, еды по расписанию и подобострастия окружающих и что меня напугала действительность, когда я столкнулась с ней. Что я поняла, как не готова к этому.
— Я был бы не прав, считая так?
Она ответил не сразу. Только сжала его руку сильнее — то ли пытаясь ободрить, то ли ища ободрения.
— Был бы прав. Но только отчасти.
— Сам я думал об ином.
— О чем же?
— Я думал, что понял тебя. Понял, почему ты хотела убежать со мной. Не только потому, что мы... — Он запнулся.
— Что мы?.. — Голос принцессы зазвучал нежнее и с какой-то неожиданно вдохновляющей тенью неуверенности. Словно она и хотела, и страшилась услышать продолжение.
— ...влюблены...
— Оба?
— Несомненно.
— Несомненно, — повторила Джулия, будто пробуя слово на вкус.
— Я ведь прав?
— Прав... Но ты сказал — не только поэтому. Почему еще?
— Потому что тот долг довлел над тобой всю твою жизнь. С рождения тебя готовили стать не только королевой, но и спасительницей страны. От тебя ждали решительности в борьбе, быть может, с одним из страшнейших реликтов прошлого и ждали, что ты примешь этот бой одна. Ждали, что ты сделаешь это без сомнений и что у тебя хватит на это сил.
— А ты считаешь, что не хватит?
— Я считаю, что ты имеешь право распоряжаться своей судьбой после того, как исполнишь свой долг. Римайн будет слишком многим обязан тебе, чтобы требовать еще большего. Даже король не посмеет противиться твоему выбору.
— Ты так говоришь, будто не знаешь отца.
— Я знаю тебя. И верю. В тебя.
— Жаль, что я не могу разделить с тобой эту веру.
— Почему?
— Я принцесса, Джошуа. Милый мой Джошуа... — она вздохнула. — Мы были так глупы, мечтая о нашем побеге, о наших странствиях, о нашей...
— Любви?
— Общей судьбе. Но все не так просто. Эти события, это похищение и эти странные вещи, что творятся вокруг, показали мне, как в действительности обстоят дела.
— И как же они обстоят?
— Мы должны следовать своему долгу. Я единственная дочь отца и мне предстоит стать его наследницей. Я не могу бросить его. Не могу его подвести. Все так опасно и ненадежно в нашем мире, Джошуа. Так запутано и несправедливо. Но...
— Но?..
— Это не конец, милый мой Джошуа.
— Я не понимаю.
— Все равно все будет по-нашему.
— Как это?
— Очень просто. — Она перешла на шепот, заставив его приблизиться, чтобы разобрать слова. Он отчетливо чувствовал запах ее духов и тепло дыхания. — Мне придется выйти за одного из этих расфуфыренных принцев, чтобы укрепить наше государство. Но ведь ты ученик придворного мага, и ты всегда будешь рядом... А когда придет время воссесть на трон, понадобится мудрый и могучий придворный маг. Им ты и станешь. И мы всегда будем вместе.
— Я. — Он запнулся, чувствуя, как горят щеки от страсти и смущения. — Я не могу поверить, что ты предлагаешь такое. Словно это говорит Майриэль, а не ты!
— Она и подсказала эту идею. — Джулия смотрела ясно и прямо.
— Ты обсуждала это с ней?!
— Нет. Но она давно догадалась и дала совет. Из прочих неприличных советов этот был самым логичным.
— Логичным?! Я не могу поверить, что слышу это от тебя! Жить во лжи! Предать священные обеты брака!.. Рисковать своей честью!..
Она отстранилась, вырвала руку из его ладоней.
— А сбежать с бродячим магом — это не риск для моей чести?
Обличительные слова, уже готовые сорваться с губ, застряли у него в горле.
Он взглянул на нее. Гордая осанка, решительный взгляд. Глаза, в которых блестят слезы обиды и стыда.
— Вы правы, ваше высочество, ничто так не бьет по репутации принцесс, как бродячие маги. — Он повернулся, намереваясь уйти.
— Джошуа!
Он не оглянулся.
Она вскочила, схватила его за локоть. Только тогда он остановился.
— Это же для нас! Для тебя и для меня!
— Да. Наверное.
Она замерла неподвижно, только дрожали блики в темной броши на груди.
— Мы не можем вечно витать в облаках, милый Джошуа.
— Да. Наверное, — повторил он, чувствуя, как какая-то часть его души, прежде полная смутного, рвущегося света, непоправимо гаснет, мутнеет, исчезает.
— Мне так же тяжело, как и тебе... — тихо произнесла принцесса.
— Не сомневаюсь. — Он отвернулся, не в силах видеть сейчас любимое лицо, слушать голос; желая только оказаться как можно дальше и никогда, никогда больше не приближаться к ней. — Могу я идти?
— Иди... Если хочешь.
— Доброй ночи, ваше высочество.
— Доброй ночи.
Джошуа почти бегом пересек ее покои и, резко открыв дверь, вышел.
На вопрос поджидавшей у порога Майриэль, все ли в порядке, он не ответил.
Джошуа никогда всерьез не пил.
В Цитадели горячительное было под запретом, а мэтр Ассантэ держал своих учеников в строгости, и до веселых гулянок дело не доходило.
Не хотелось также видеть никого из соратников: ни Кая, ни Паки, ни мэтра, ни уж тем более Майриэль.
Решение оказалось простым и незамысловатым.
Новых приятелей их отряда он нашел на кухне. Это был шестой день недели, и сегодня против обыкновения пир получился очень скромным и закончился довольно быстро. Поэтому герцог Агастон переместился на нижние этажи замка, поближе к выпивке и закускам, прихватив с собой лишь барона Ройса. Прочие собутыльники уже успели разойтись, видимо готовясь к завтрашним возлияниям.
— О, мэтр! — дружелюбно приветствовал его герцог. — Неужто вы к нам с каким-то посланием? Или заблудились? Может, наконец отринете ваши чародейские обеты и выпьете с нами?
— С большим удовольствием.
— Вот это другой разговор! Годфри, а ну-ка налей мэтру нашей особой. Да побольше.
— Не уверен, что мэтр хочет побольше, — проворчал барон.
— Как ни странно, хочу. И даже не одну.
— Ха! Вы все больше походите на нормального человека, мэтр!
— Благодарю.
Барон не пожалел ни кубка, ни выпивки. Придвинул к Джошуа тарелку с бараньей ногой и хлебом.
