— Я поговорила с твоим отцом, Великим Князем, о предстоящем визите полоров в Деряву, — Лисса улыбнулась девушке. Её наивный взгляд и голос сразу же влюблял в себя любого собеседника. Но мать знала дочь лучше её многочисленных ухажеров и воздыхателей, которые жаждали заполучить Милару в жены, но которым Ведимир без колебаний отказывал только из-за капризов собственного дитя. — Князь уже говорил с тобой по поводу предстоящего сватания тинголов? Хааматан желает сделать тебя своей женой, точнее одной из своих многочисленных наложниц. — Княгиня перешла на строгие интонации, призывая слушательницу к серьезному разговору.
— Я не смею противиться доли, что выберет для меня отец, — покорно ответила Милара, склонив голову в почтительном кивке.
— Но он утверждает, что твое желание совершенно не противоречит его воле. Неужели ты стремишься покинуть отчие земли и перейти в стан врагов своему народу, Милара?
— Отчего ж. Если я стану княгиней тинголов, то никогда не допущу, чтобы велесы и тинголы обнажили друг против друга мечи! — наконец, в её голосе проявилась твердость и вызов, а глаза загорелись, как и прежде, когда еще девочкой Милара нередко противостояла в играх старшему брату, занимаясь с ним на равных во дворе возле кольев с оружием. — Хааматан признаёт, что не видал создания, прекраснее меня, во всех землях, что проскакали его воины, он одарит меня золотом и камнями, ожерельями и перстнями. Он исполнит любое мое желание. А женщины у тинголов также как и мужчины нередко скачут в бой в первых рядах, дабы доказать свою доблесть в ратных подвигах! Их слово будет значить немалое.
— Кто поведал тебе такие глупые вещи! — воскликнула Лисса. — Ты не будешь княгиней, ты будешь одной из многих жен, что захватывает вождь тинголов в покоренных землях. Ты нужна ему лишь как доказательство его величия, но не более. Хааматан стар и противен как жирный боров, вот что рассказывают мне о тингольском атане. А ты должна будешь делить с ним постель и преклоняться перед его детьми, женами и обычными солдатами! Ты будешь чужеземкой, диковинным зверем, на которого все будут глазеть, но трогать тебя будет возможно лишь правителю! Женщины не покидают седло в постоянных набегах кочевников, но разве ты стремишься к такой жизни?
— Я смогу покорить атана тинголов, и тогда я стану его правой рукой и смогу защитить родные края от его гнева, — стояла на своем княжна. — А ежели я откажу, разве не погибнут наши бравые дружинники? Но даже их смерти не смогут остановить бесчисленные табуны тинголов, что хлынут на наши луга и поля!
— Дочь, я всегда желала тебе лучшей участи. Ты должна выбрать любимого мужчину, которому родишь детей. Власть не украшает женщину. Тинголы темны и страшны, они кровожадны и свирепы, разве ты хочешь стать им равней? Да к тому же ты дала уже слово князю Торику, что станешь его женой.
— На этом союзе настаивали вы, матушка, и Великий Князь. Но Торик не более красив и молод, чем Хааматан. К тому же я не могу противиться воле батюшки и интересам велесов, а дризы до сих пор не договорились с нами об общем выступлении к реке. Их князь мог бы быть в этом деле более сговорчивым с отцом, раз собирается стать его родичем!
— Последние годы ты восхищалась одним из самых прославленных на поле битвы воинов в униатах — князем Ториком, но после того как увидела его воочию, твой пыл угас, — назидательно проговорила Лисса. — Неужели ты думаешь, что Хааматан не вызовет у тебя отвращение, и так уверенно ради сокровищ готова отдать старику свою молодость и красоту?... У тебя ничего не останется взамен, поверь, Милара. Я убежала прочь от неугодной судьбы, и пусть она все равно меня настигнет, но свой выбор по жизни я делала всегда сама по зову сердца и чести, а долг каждого человека разный, поэтому даже в этом деле тебе предстоит выбирать. Если ты воспротивишься решению отца, то не будет союза с тинголами, после которого навеки будут разорваны союзные клятвы наших предков друг с другом.
— Великому Князю виднее будущее нашего народа, матушка, — Милара опустила глаза в пол, чтобы не показывать, что её мнение ничуть не изменилось даже после слов княгини. — Гралы не одобряют противостояние родителю. Я исполню его волю. Быть женой тинголов не более противно, чем уехать в дризские леса и целовать ужасное лицо князя Торика, изрубленное поперек.
Она совершенно не понимала дочь, хотя скорее Милара еще совсем не понимала, что её ждало в будущем, но Лисса не собиралась так легко отпускать к чужеземцам юную девушку, пусть даже по её собственному желанию. Через несколько дней послы должны были добраться до Дерявы, и княгиня заготавливала им ответные речи и дары. Она заперла дверь в комнату, и в тишине ночи распахнула окно навстречу прохладному ветру и лунному свету. На груди княгини всегда висел старинный медальон. Лисса прикоснулась рукой к заветной цепочке и солонке, металл которой отливал тусклым золотом, но по составу был прочен подобно стали. Княгиня раскрыла крошечную крышку и высыпала на ладонь серый порошок. Прикасаться к нему было совсем небезопасно — прах волка, а точнее черноморца. До униатов уже давно дошли вести, что страна за Черными горами избавилась от древнего проклятия и вновь обрела чистоту крови. Теперь достать прах усопшего человека-волка было невозможно, да и раньше тела умерших запрещалось сжигать, лишь закапывать в глубинах земли. Только маги ведали свойства порошка, который Лисса аккуратно удерживала на ладони.
— Напоить его лунным светом для смерти и солнечным для жизни, — чуть слышно бормотала женщина, припоминая далекие уроки Двины, черноморского мага. — Смешать с маслом и указать человека.
Княгиня неподвижно стояла в отблесках луны, а когда она почувствовала жжение на ладони, быстро отошла в тень. На низком столе лежал раскрытый ларец из кости. Внутри было припрятано серебряное ожерелье в виде широких лепестков, в каждом из которых был выгранен драгоценный камень. Это дорогое украшение княгиня Иза приобрела несколько лет назад у фезского купца и собиралась преподнести сыну в день брачного союза, ибо уже давно Ведимиру надлежало связать себя клятвами с кривлической княжной, своей двоюродной сестрой. Но с нападением тинголов княжич находился вдали от дома, в ульских землях на берегу реки Пенной, сзывая под стяги велесов добровольцев, готовых обнажить оружие против безжалостных завоевателей. Нынче же она решила подарить ожерелье другому жениху. Будущий зять велеских правителей должен был получить достойный ответ на свое предложение: Лисса посыпала порошок поверх серебряных ячеек украшения, а после сбрызнула его прозрачным ароматным маслом, повторяя шепотом имя человека, чью грудь вскоре надлежало увесить тяжким даром.
Несколько лет назад Лисса уже испробовала силу серого порошка. Она сумела исцелить малыша Сигиря, когда он почти умирал в постели от падучей болезни. Тогда она молила о жизни и спасении, теперь призывала смерть. Ибо лишь окончательное уничтожение ознаменовало бы окончательный результат, к которому стремилась княгиня — счастье дочери и всех велесов. Она прикрыла крышку ларца и отложила его в темное место. На дне солонки еще перекатывались остатки серого праха. Память о верной подруге и помощнице... Двина, по-прежнему, находилась возле её сердца. Там же она берегла память о старшем сыне Лансе, которому принадлежал позолоченный амулет.
Великий князь Ведимир приказал расставить за стенами стольного города широкие шатры и навесы из богатых разноцветных материй, под которыми в раздольном поле готовились к приему полоров. Как и было предвещено, послы прибыли верхом на бравых тингольских конях, а вслед за их строем тянулись груженные телеги свадебных даров. Хааматан не поскупился на богатства, ибо слава о красоте дочери велеского вождя лишь приумножалась год от года. Восседая между обеими княгинями, Седрой и Изой, Ведимир с дружелюбием выслушал слова статного темноволосого полора. Шусть устелил около ног велесов изысканные ткани, на которые высыпал из полных сундуков золотые браслеты, кольца, серьги, брошки, на другой фезский ковер было выложено прекрасное оружие, а также в шатер привели боевого коня, украшенного золотой попоной, который Хааматан слал князю в знак дружбы и уважения.
— Могущественный атан Хаам желает узреть дочь князя велесов, — молвил Шусть. — Говорят, что даже молодая луна не столь услаждает взор, как княжна Милара. Лишь самому сильному и мудрейшему из мужчин придется ровней такая жена. Хааматан возведет твою дочь на вершины власти и славы. Он приглашает её в сады Шафри для принесения брачных клятв.
— Велесы польщены столь щедрым вниманием Хааматана, — величаво ответил Ведимир. — Но моя дочь уже перешла порог отеческой заботы, нынче она сама примет решение и любовь тингольского правителя. Или откажется от неё. Милара даст ответ на третий день нашего веселья, а пока что, гости дорогие, пейте, пляшите и наслаждайтесь весенним теплом и цветением!
Ночи напролет на зеленых лугах не смолкали звуки гуслей, гармони и звонкие девичьи напевы. Ясное небо не засорили пасмурные тучи, поэтому празднества удались на славу. Князь не поскупился на угощения, хотя весной земледельцы берегли зерно и скот для посевов и благодатных всходов, поэтому велеские торгаши завозили к столице разнообразные товары со всех частей униатов. Утром последнего дня гуляний княжеский шатер вновь наполнился дружинниками, боярами и обычными горожанами, которых оттеснили под открытое небо. Шусть в окружении приближенных воинов и советников явился за ответом к князю Ведимиру. Он низко склонился перед князем, его женами, а также дочерью, которая нынче также восседала по центру палат в высоком кресле, устланном переливавшимися золотом и серебром полотнами. Милара первая от велесов ответила послу таким же низким поклоном, а после поведала свое решение.
— Для меня большая честь принять приглашение атана Хаама, — скромно и величаво произнесла девушка, глядя прямо в глаза князю полоров. — Если он не забудет о своей чести после заключения брачных уз, то я согласна стать его женой.
— Лгунья, обманщица, бесстыдная стерва! — внезапно донеслось из народной толпы, но очень быстро осмелившемуся на такой поступок закрыли рот. Несомненно, возгласы принадлежали дризам, которые также пожаловали в Деряву, с негодованием обратившись к князю Ведимиру за дни празднеств по поводу того, что княжна Милара уже не первый год обещана в жены великому князю Торику.
— Да будет эта воля угодна гралам! — громовым голосом промолвил Ведимир, стремясь заглушить поднимавшийся ропот толпы. — Велеская княжна станет женой тингольскому атану.
После супруга со своего места поднялась княгиня Иза, мать невесты. Она сурово глядела на высокого полора, а также его людей. Среди них было несколько тинголов — рослых широкоплечих темноволосых мужчин с раскосыми темными глазами и удлиненными лицами. Чужеземцы бросали по сторонам хищные взоры и жестокие ухмылки, и Лисса лишь утвердилась в своем выборе.
— Я прошу лишь об одном у великого атана Хаама, — заговорила княгиня. — Пусть он позволит Миларе сохранить заветы предков среди чужого неведомого прежде нам народа тинголов. Пусть не загубит её прелестный дар радовать своими песнями и улыбкой окружающих людей.
Полор послушно склонил голову в знак одобрения слов княгини, а у дочери, как заметила Лисса, лишь слегка запылали щеки на белоснежном лице.
— Княжне надлежит отправиться к морю, дабы по обычаям униатов узреть свою судьбу в зеркальной глади пещер. Так что покамест утешением Хааматану будут наши обещания и заверения, а также лично от меня примите и передайте для великого атана это серебрянное ожерелье. Во благо предстоящего союза, князь Шусть, попросите его не снимать этот дар княгини Изы с груди до приезда моей дочери в столицу Шафри. Свадьба случится в разгар лета, когда велесы снарядят не менее богатые караваны к берегам Пенной реки.
Лисса передала в руки Шустя заветный ларец с ожерельем. Она заметила, как благодарно кивнул на её жест Ведимир, как удивилась Седра милостивому тону соперницы, но сама княгиня Иза лишь посмеялась неверным ожиданиям своей семьи. Она сумела убедить Ведимира и Милару, что приняла и одобрила их решение, но она не могла согласиться с глупыми надеждами бояр и князя на мир. Захватчики вновь собирали войска, возвратившиеся из похода в земли виндов, около пограничной реки, чтобы двинуть их на исконные владения униатов. Жить под кем-то ничем не лучше смерти. Лисса осмелилась посягнуть на жизнь, первой нанеся удар. Если он не достигнет цели, она была готова отправиться вместе с дочерью в Шафри, чтобы лично расцеловать будущего зятя, обмазав при этом его кожу ядовитым порошком.
Спустя несколько дней после отбытия в южные края послов велесы проводили в земли сиригов княжну Милару. Княжеские дети нередко бывали на северном побережье, ибо там уже многие годы проживала их родная бабка Сафагья, мать князя Ведимира. Княгиня Сафагья отреклась от мирской суеты и коротала закатные годы бытия в тишине и покое общины Вещунов, которые ежедневно посещали ледяные пещеры, дабы прозреть будущее и предугадать, что оно принесет народам униатов. Не каждому дозволено было заглянуть в ледяные отражения, только тем, кого призывал сам Ледяной Свет или же особо нуждавшимся, кои нередко все-таки так и не обретали даже надежды на спасение у прорицателей сиригов.
Побывала однажды на берегу Белого моря и княгиня Иза, но белоснежная кристальная стена осталась безмолвна, сколько не вопрошала женщина о своей участи в землях супруга. Тогда Сафагья убедила невестку, что не всем открывались тайны грядущих лет. Позже Лисса узнала, что если зеркала молчали пред лицом тех, кого сами призвали — то незавидной была судьба вопрошающих, отчего и меркнули светящиеся стены. Но в семье князя в тот год случилось наоборот неожиданное счастье, и на свет появилась крошечная Милара, первый ребенок, рожденный под присмотром гралов после заключения священных брачных уз.
Лисса очень скоро получила известия от дочери из пустынных суровых краев сиригов, где дороги проходили по буграм и холмам холодной степи, а города возводились в несколько кольцевых строений с широким внутренним двором. Княжна писала матери, что в ледяных пещерах увидела свою предстоящую свадьбу, но, к сожалению, девушка не разглядела лица суженного супруга, в зеркале прорицателей отобразился лишь постриг её золотых кос, что совершалось среди велесов перед обрядом по заключению союза между мужчиной и женщиной. Также Милара обеспокоенно передавала княгине известия о скором нападении вражеских полчищ на земли велесов, которое принесет стенания, слезы и гибель многих из её народа. Она печалилась, что вместо ожидаемого мира и веселья по поводу её сватания, негодные Вещуны твердили о неотвратимой гибели воинов, их жен и детей. О том же грохоте от бесчисленных лошадиных копыт поведала в своем сообщении княгиня Сафагья: не было ни дня, ни ночи, чтобы из пророческих склепов и пещер не доносился леденящий душу скорбный крик, а также стук и топот приближавшихся орд. Предостережения с севера вновь навеяли тревожные думы на велесов и князя Ведимира. Каждому мужчине, купцу или землепашцу, меняле или ремесленнику, надлежало запастись верным оружием, а женщины в окружных лесах устраивали землянки и наполняли скрытые убежища запасами из хозяйских погребов.
