5
— Ну чего там? — спросил его Игорь Котенкин, который, как и обычно, сидел у себя в гараже, откусывал от батона, разрезанного вдоль и намазанного вареньем, хлебал горячий чай из литровой кружки и дышал канифольным дымом, поднимающимся от паяльника. — Опять, что ли, посыльным трудишься?
Всякий раз, когда Генка попадал к приятелю в гараж, Малинин застывал с открытым ртом. Почти все стены в обители Котенкина были заняты стеллажами, на которых смиренно ожидали ремонтной участи чайники, утюги, приемники и телевизоры. Слева стоял огромный верстак-стол, справа продавленный диван и остовы двух мопедов, а в центре высилась гордость Котенкина — ярко-красный, украшенный хромированными дугами мотоцикл "Минск". Раритет, как говорил он сам.
— Ага, — вздохнул Генка.
— Вот у тебя бинокль на шее, — точно так же вздохнул Котенкин, — сколько раз его у тебя пытались отнять?
— Не помню, — буркнул Генка.
— Раз пять, не меньше, — напомнил Котенкин. — И сколько раз получилось? Ни разу. А почему?
— Так он папкин, — снова вздохнул Генка. — От него только и осталось, что фотокарточки, бинокль и машина.
— Нет, Малинин, — не согласился Котенкин. — Машины нет. Кузов в гармошку, движок чуть ли не вдребезги. Даже на запчасти нечего взять. Уж на что у участкового "УАЗ" еле живой, и то машина все еще. И "Волга" ржавая у твоего дяди Саши — тоже машина, а то, что у тебя под брезентом — это уже не машина.
— Дядя Саша не мой, — почему-то обиделся Генка. — Он мамкин. Наверное.
— Не трусь, Генка, — попросил Котенкин.
— Я стараюсь, — поник головой Генка.
— Плохо стараешься, — огорчился Котенкин. — Представь себе, что ты сам вот как этот бинокль. Держись сам за себя. Понял? Что там опять у Рыжковых? Батя все-таки заставил ржавым "Уралом" заниматься?
— Квадроцикл не заводится, — вспомнил Генка. — Егор говорит, что Коля Иванович приедет и разжалует всех по это самое... по самое не балуйся. А они найти не могут, что он выкрутил.
— Вкрутил он, — недовольно поднялся Котенкин. — Вкрутил! Опять, наверное, жиклер затянул. Ладно. Там дел на пару минут. Ты сам-то куда теперь?
— Я к Мажугам, — вспомнил Генка. — У меня завтра день рождения! Ты хочешь тортика поесть?
— Ну, ты дал парень, — улыбнулся Котенкин. — Чтобы я да отказался от тортика? Тебе чего подарить-то?
— Ничего, — с тоской посмотрел на остовы мопедов Генка.
— Брось ты это, — поморщился Котенкин. — Все равно запчастей нет. Если только у капитана на "Вторчермете", да и то вряд ли. Да и капитан, как "Вторчермет" закрылся, совсем тронулся. То марширует, то военные песни поет. К нему лучше не подходить. Если только с утра.
— Так сейчас утро? — загорелись надеждой Генкины глаза.
— Ну, попробуй, — пожал плечами Котенкин. — Только железку приволоки какую-нибудь. Он только на вес меняет. И это еще, если будет что менять.
6
Отставного капитана, который охранял закрытый по весне "Вторчермет", боялись все окрестные мальчишки. Нрав он имел строгий, вверенное ему хозяйство охранял рьяно, и даже, как говорили некоторые смельчаки, грозился отметить задние места наиболее отчаянных воришек зарядом крупной соли из настоящего ружья. Генка в ружье не верил, но знал точно, что в дальнем углу заповедной территории хранится под брезентом и железным хламом настоящий, пусть и разобранный танк, гусеницы во всяком случае из-под брезента виднелись. Зачем бывшему танкисту танк, никто из мальчишек точно не знал, но священный трепет перед образом отставного капитана гусеничный великан умножал на порядок. Так или иначе, но уже через час Генка вместе с двумя одинаково растрепанными и вымазанными в зеленой траве братьями Мажуга тащил к "Вторчермету" украденную от дома бабы Веры чугунную батарею. Батарея тащилась плохо, зарывалась в землю, проволока, которой мальчишки ее прихватили, резала ладони, поэтому начальственный рык капитана у ворот "Вторчермета" прозвучал неожиданно и заставил взопревших мальчишек присесть от страха.
— Стой! Равняйсь! Смирно! Откуда железка?
Испугаться капитана мог кто угодно: в пыльной фуражке, потертом кителе, штанах с выцветшими лампасами и застиранной гимнастерке он напоминал только что вышедшего из-под огня вояку, и азарт боя все еще светился у него в глазах.
— Вот, — собрался с духом Генка. — Нашли, товарищ капитан, на обмен. Игорь Котенкин посоветовал к вам обратиться, сказал, что кроме вас никто нам не поможет.
— Значит, помощь нужна гражданскому населению? — приосанился капитан.
— Нам бы какой-нибудь моторчик, — сделал жалобное лицо Генка. — Маленький. Вот за эту тяжелую батарею. Или ржавый мопед. Или нержавый. У вас... есть что-нибудь?
— Моторчик, значит, — холодно улыбнулся капитан. — А приятелям твоим что?
— А ничего, — почти хором ответили братья Мажуга. — Мы забесплатно.
— И за тортик, — на всякий случай добавил один из братьев. — У Малинина день рождения завтра!
— Тортик, это серьезно, — устремил взгляд куда-то вдаль седой капитан. — А сам-то Котенкин где?
— А у Рыжковых, — нашелся Генка. — У них квадроцикл не заводится. Помогает.
— Помогает, значит, — подкрутил седой ус капитан. — Что ж, гражданскому населению помочь не грех... Короче, пехота! Затаскивайте вашу батарею внутрь. Только Котенку, Малинин, передай, что забарахлил мой погрузчик. Пусть придет и починит!
Последние двести метров были самыми тяжелыми. Батарея гремела по плитам бетонки и цеплялась за каждую выбоину, пока не уперлась в ржавую рельсу.
— Все! — сказал Вадик или Владик Мажуга. — Больше не могу. Хватит!
Генка отпустил проволоку, с гримасой посмотрел на изрезанные ею ладони, даже носовой платок не помог, оглянулся. Два крана стояли над ржавым железом словно гигантские роботы. Дальний воткнул в металлолом стальную клешню, а ближний опустил на него магнитную блямбу.
— Магнитище! — восхищенно пропел Вадик или Владик и полез по доскам с набитыми рейками к выкрашенному голубой эмалью чуду.
Вскоре все трое трогали, гладили, ощупывали, только что не лизали таинственное устройство, да еще и прикладывали к нему пряжки ремней, раздумывая — притянет их магнитная сила или не притянет, а если притянет, то поднимет вместе с ремнем второклассника среднего роста, или не сможет? Генка оглянулся на деревенские улицы и уже почти как на собственной крыше раскинул руки и зажмурил глаза, когда один из братьев хрюкнул, как поросенок, а второй завизжал, и Генке пришлось глаза открыть, мало ли какие трансформации происходят в двух шагах?
— Смотри! — радостно завопил Вадик или Владик. — Смотри туда!
Пригляделся Генка, да и сам рот разинул. За бетонным забором "Вторчермета", где располагалась, о чем знал каждый мальчишка, воинская часть, проходило построение солдат. Но самым интересным было не построение, а то, что за шеренгами воинов замерли самые настоящие танки или танкетки, или боевые машины, или что-то еще похожее, но именно то самое, что заставляет учащенно биться сердце в груди почти каждого мальчишки.
— Танки! — выдохнул Владик или Вадик.
— Молокососы! — раздалось ворчанье капитана от основания кучи. — Разве это танки? Вот будь у меня башня, да кое-какие запчасти, я бы уж показал бы вам танк. Настоящий танк — это стальная неотвратимость. Это бог войны! Танки... А ну, быстро вниз, пехота, пока я не вытурил вас отсюда вместе с вашей батареей.
Мальчишки слетели с кучи мгновенно. Слетели и как-то сами собой вдруг построились по росту, хотя, что там было строить, Мажуги и в классе вставали в конце строя, а Малинин был еще мельче.
— Равняйсь! — поднял усы торчком капитан. — Смирно! Вольно, пехота. Вот, — он протянул Генке крохотный, в полтора мужских кулака, моторчик. — Больше ничего нет, и этот крановщик припрятал, да не забрал. Отнеси Котенкину. Если кто и починит, так только он. А теперь слушай мою команду! Наряд! Равняйсь! Смирно! Кругом! Шагом марш!
7
— Нет, Генка, — сказал Котенкин, выбивая из моторчика грязь. — Тут никто тебе не поможет. Не заведется эта рухлядь. И запчастей под этот аппарат у меня нет.
— Совсем ничего нельзя сделать? — на всякий случай спросил Генка.
— Совсем ничего, — вздохнул Котенкин. — Но ты нос-то не вешай. Сдаваться нельзя никогда. Понимаешь?
— Понимаю, — наморщил лоб Генка и на всякий случай признался. — Я трушу иногда, но не сдаюсь.
— Ты это, — поинтересовался Котенкин, — насчет тортика ведь не передумал?
— Нет еще, — успокоил старшего приятеля Генка. — Только я моторчик заберу.
— Можешь положить его под брезент к машине, — посоветовал Котенкин, намазывая вареньем очередной батон. — Железо — к железу. Выбрасывать потом будет проще.
8
Домой Генка пришел если еще не в сумерках, то в их предвестии. Послушно поужинал, так же послушно вымыл ноги и даже постоял под теплым душем. Чтобы быстрее дождаться дня рождения, отправился в постель. Но как только мамка вышла из комнаты, тут же выскользнул из-под одеяла, уложил на свое место плюшевого медведя и полез под кровать, где уже стояла настольная лампа и лежал набор инструментов. Позвякивая ключами, Генка приступил к разборке двигателя, потому как тот же Котенкин не единожды говорил, что когда не знаешь, что делать, делай хоть что-то, вдруг сделаешь то, что надо? Вскоре двигатель разделился на части, и Генка, поняв, что он уже сделал все, что мог, положил голову на руки и уснул прямо под кроватью.
Мама его еще не спала. Она ждала у калитки дядю Сашу. Но вместо него на уазике подъехал участковый. Глеб Глебыч вылез из машины, подошел к калитке, кивнул Генкиной матери, словно потерял голос, но потом все-таки стал говорить какие-то непонятные слова:
— Все, значит? Определилась?
— Выходит, что так, — так же непонятно ответила Генкина мама.
— А как же... — как будто растерялся Глеб Глебыч. — Как же все?
— Что все? — в свою очередь растерялась мамка. — Вы о чем заладили-то? То ты, то Араян? Как же так... Как же все... А что все? Не было же ничего! Даже за руку не подержались. Ни с тобой, ни с ним.
— Ну, так ты же сама не захотела? — вовсе оторопел участковый.
— Да, — кивнула мамка. — Все сама. Уже больше пяти лет, как отца Генкиного не стало, все сама.
— Так чего ж ты тогда? — скривился Глеб Глебыч. — И что тебе этот экскаваторщик? Что ты в нем нашла?
— Себя, — сказала с улыбкой мамка, потому что к дому подъехала "Волга" дяди Саши. — Себя.
— Анют! — выскочил дядя Саша из кабины. — Я все решил! Все как Генка просил! Есть непонятное!
— Ну ладно, — козырнул участковый. — Не буду мешать празднику. Я вот насчет чего: тут на соседней улице у бабы Веры батарею с лужайки уволокли. На ней куриная поилка стояла, а баба Вера — это же оружие массового поражения. Так что, привет вашему Генке и его приятелям. Видели их с этой батареей.
Сказал и пошел.
— Ну, Генка! — восхищенно покачал головой дядя Саша. — А зачем ему батарея-то? Да и может, не он это затеял?
— Он затеял, — уверенно сказала мамка. — Будь уверен, если что-то где-то происходит, то затеял это Генка.
9
Генка не просто так залезал по утрам на крышу. Ни птицей, ни самолетом он становиться не собирался, но повторить ощущение полета — мечтал. То самое ощущение, которое приходило к нему во сне. Точно как и в эту ночь. Ему снился полигон мотоклуба, братья Рыжковы, Котенкин, куча народа. Играла музыка. Ревели моторы. Коля Иванович палил из стартового пистолета, и Генка, который начинал гонку в последних рядах, вдруг прибавлял газу и на том самом оранжевом велосипеде с приляпанным к раме моторчиком обгонял всех, заезжал на горку, чтобы выполнить удивительный трюк, но вместо трюка устремлялся в небо! Хорошим должен был оказаться день после такого сна.
На столе лежали два подарка. Генку словно пружина подбросила с кровати. Пальцы запутались в завитках упаковок, но коробка с надписью "От мамы" не заинтересовала, внимание приковала коробка с надписью "Непонятное". Лента соскочила с уголка, зашуршала фольга, показался картон, снова коробки. На первой написано — "Этим покрасить". Что внутри? Краски, кисть. Вторая коробка — "На этом подвесить". Что подвесить? Что внутри? Новенький, только что из магазина, изогнутый подковой красно-синий тяжелый магнит. Понятно. Или непонятно? Вот же третья коробка и снова надпись. "Непонятное". Сейчас-сейчас. Завязка, фольга, картон, а внутри...
Генка вылетел из дверей пулей. Мамка возилась в саду у стола, а он — в трусах, босой, захлебываясь слезами, взгромоздил на стол подарки, закричал:
— Мама! Что это?
— Ну, во-первых, с праздником!
Поймала, подняла, закружила, поцеловала, прижала к груди и только потом поставила в успевшую высохнуть от ночной росы траву протестующего ребенка — "Я уже большой"!
— Не очень большой. И мой подарок даже не открыл. Что ж ты так? А ведь там и кроссовки, и футболка, и джинсы!
— Хорошо! Это что? Что это? "Этим покрасить", "На это повесить", "Непонятное"? Чего тут непонятного?
На стол выпали, зазвенели обычные, только стальные, без рисунков кубики.
— Мама! Чего тут непонятного? Это подарок?
Мама снова поймала, притянула к себе Генку, начала говорить на ухо, потому что главное непременно нужно говорить на ухо:
— А ты разве не знаешь, что волшебная палочка внешне ничем не выделяется?
— Ну, мам!
— Это не простые кубики. Дядя Саша сказал, что ничего более непонятного и таинственного он в своей жизни не встречал.
— На них даже картинок нет!
— Не спеши, — засмеялась мама, но засмеялась с беспокойством. — Сделай, как написано. Раскрась кубики, потом прилепи к магниту и посмотри, что получится. Да поторопись. Скоро гости придут, а ты не умылся, не переоделся. Мой-то подарок будешь распаковывать?
День рождения не задался с самого начала. Нет, кроссовки, джинсы и футболка от мамы оказались впору. Почти новый мотоциклетный шлем от Котенкина с предложением проехаться на мотопараде за его спиной — тоже подошел. И Аленка с великом, бабой Марусей и корзинкой пирогов с черникой оказалась к месту. Особенно удачно совпали пироги и Котенкин. И блюдо клубники от братьев Мажуга так же удачно совпало с Аленкой. И тортик оказался большим и вкусным и совпал сразу со всеми, и восемь свечек погасли с одного выдоха, но вместо главного подарка за спиной дяди Саши висели прилепленные к магниту девять кое-как раскрашенных кубиков. Так что Генка ел торт, слушал дядю Сашу и едва сдерживал слезы.
— Ты, главное, не волнуйся, — виновато бормотал дядя Саша. — Я и с бабой Верой все уладил. Я ей под ее куриную поилку известняковую плиту с карьера привез. У нее теперь не поилка, а памятник! Но главное, конечно, вот эти самые кубики. Они особенные. Последние полгода, правда, они сейф подпирали в конторе, но я там чурбачок поставил, а кубики вытащил.
— Это железные кубики для железных мальчиков? — подмигнул Котенкин Генке.
— Может и для железных, — уклончиво ответил дядя Саша, — а может быть и для настоящих. Это как посмотреть. Эти же кубики не из магазина. Их в камне нашли. Под карьерной дробилкой.
