— Я знаю, — кивнул Михалыч, — Что у нас?
— 'Серый волк' передавал привет, — друг открывает бардачок.
Михалыч достаёт тонкую папку. Читает.
— Скользкий тип, — усмехается он.
— Как мы любим, — кивает друг и заводит машину, — Сынок бо-ольшого человека, связи семейства по всей стране и за её пределами. Ходят под кем-то из Администрации. Но! Заказ как раз из этой структуры. Что-то там у них странное происходит.
— Друг друга стали есть, — пожал плечами Михалыч, — Выскочек никто не любит. Тырил бы себе, как раньше, газ мегатоннами и пилил бы ножовкой деньги бюджетов на миллиарды, так нет, в мерзость полез. Так дела не делаются! Даже в столице у чинуш имеется инстинкт самосохранения. 'Серых волков', вот, завели. Санитаров 'коридоров власти'. Я — так думаю! Решили начать 'чистку рядов' сами с себя, пока такие как мы с тобой, неистребимые, как кусучий гнус, не начали зачистку снизу.
Друг всю дорогу посматривал на Михалыча.
— Вижу, у тебя сегодня не в пример хорошее настроение, — говорит.
— Есть такое, — кивает Михалыч, — Ты знаешь, жизнь-то, оказывается — налаживается!
— Вон оно как, Михалыч! Вон оно как? — удивляется друг, — Ну, в честь хорошего настроения, может быть, ты мне расскажешь, что там было, пока я за вами грязь зачищал, таскал этот кровавый мусор и надрывался под теми баллонами кислорода?
Михалыч вздохнул.
— Не отстанешь ведь! — качает он головой.
— Не отстану! — кивает друг.
— Да, ничего, в принципе, особенного, — опять вздохнул Михалыч, — Дотащили мы того парня до кромки деревьев. А там стоял такой мужичёк. Смурной весь. 'Вы нарушаете!' — говорит. Тот, с секирой, ему в ответ, мол, я защищал свою хозяйку. Этот, двухметровый — просто послал мужика. 'Они сами виноваты! — заявляет, — Не становись у меня на пути!' Тот и ушёл. Рассвет не наступил ещё, просто развернулся и исчез в темноте.
— И всё? — удивился друг.
— И всё! — развёл руками Михалыч.
— А что ты такую таинственность в этом развёл? — обижается друг.
— Рассказывать было нечего, вот и не рассказывал. Нечего! Всего и делов-то, что несколько сверхестественных сущностей перекинулись парой фраз и — разошлись. О чём рассказывать? Та девочка, Ася, мне потом сказала, что длинный тот — Николай Чудотворец, а с секирой — тот самый кузнец, что Прометея приковывал к скале. У древних греков — тоже мифический персонаж. Бог ремёсел. А спасла мне жизнь девочка Дара. Жизнь Дарующая. Не из мифов. Имеется у меня даже копия её свидетельства о рождении. Предъявлял им — Арбитр. Тот самый Всадник Апокалипсиса. Один из них, из Высшего Трибунала. О чём рассказывать, друг мой?
— Согласен с тобой, — пожал плечами друг, — Не о чем. А мы тогда — кто?
— Люди, друг мой, люди, — вздохнул Михалыч, — Ну, ты же слышал — Они, что не совсем и люди, не имеют права вмешиваться. Арбитры строго за этим следят. Потому — на них надейся, а всё — сам, всё — сам! Своими ручками, полоть грядки от сора и выгребать навоз. Никакой Чудотворец, никакой Геракл не придёт сюда за нами грязь разгребать в наших Абгавняных конюшнях. Только если с какими-то своими целями, нас особо и не касающихся. Всё — сами!
— Ладно, по той девочке и её родителям я понял. А Ася? — спросил друг, — У неё, кстати, припадки прекратились.
— Это ей тот облезлый медвежонок, Сосед, помогает. Судьба Керри её уже обошла. Ася, друг мой — как подрастёт, будет служить Арбитру. Я уже пробил для неё направление в нашу спецгимназию. Оттуда — прямым ходом — в юридический. Пусть совмещает служение и Им, и — людям. Так же — ручками полоть грядки.
— А мы с тобой? — тихо спрашивает друг.
— А нас с тобой от присяги никто не освободил. Пусть и присягали мы стране, которой уже — нет. Тем более — не освободить от клятвы! Да и 'Серый волк под горой'. Тьма — сама себя в город не будет пускать? Мы, друг мой, простые безымянные стражи города на воротах. Вратари. Устраивает?
— Вполне! — воскликнул друг, потом покосился на Михалыча, — А тебя?
— Тоже — вполне! — отвечает он, — Я будто только сейчас и жить начал! Кажись — травка стала зеленее и солнышко ярче блестит. Даже самочувствие улучшилось. Вишь, похудел даже.
— Это называется — 'Смысл жизни', — после небольшого раздумья ответил друг, — Есть смысл в жизни — и жить хочется!
— Золотые слова, друг мой! А теперь — к делу! Как удалять этот сорный побег будем? Такие гнусы — трусы. Без дивизиона охраны даже в сортир не ходят. Что надумал, колись!
Глава 20.
Дед Мороз и Бабуин.
Небольшая группа туристов шла вдоль дороги, развлекая себя беседой.
— Вот скажи мне Колян, в чём сила? — начал Бабуин.
— Я тоже смотрел это кино, — отозвался Колян, — В чём сила, брат? А в чём дело, брат?
— А дело в том, брат, что какого хрена мы там подыхали, если ты играючи мог бы всех там перебить? — возмутился Бабуин.
— С какого это хенкали я их играючи мог перебить? — удивился Колян, — Это меня там могли играючи перебить. И — перебили. Как и тебя. Я, как раз, как в том кино, с саблей и голой сракой — на пулемёт! Придурок! Откуда бы мне знать про Дарью нашу Александровну, что она — Жизнючка? Уникальное сокровище вообще Вселенной, не то, что этого мира, где магии — вообще нет.
— Дашка! Закрой уши, а то нос задерёшь! Придётся пороть! — повысил голос Бабуин.
— Не задеру! — отозвалась Даша, — Колян меня заберёт с собой туда, где есть маги! Я — выучусь, вернусь, и маму — вылечу! Мама, ты только меня дождись, ладно?
Марина ничего не ответила. Она шла как сноходец, просто переставляя ноги, держась рюкзака на спине мужа. Без мыслей, без слов. Сдвоенного психического удара — очередной смерти Бабуина, и такого яркого Пробуждения Мага в её дочери, нервная система женщины, и так — ушатанная всеми свалившимися на неё бедами — отказалась воспринимать, не выдержала, рухнула, как сервера во время хакерской атаки.
— Понятно! — кивнул Бабуин, не услышав ответа от жены, но слыша её шаги, — Пилоту больше не наливать! Он и так — в ауте! Продолжим нашу крайне увлекательную беседу. Пока Маринка не с нами, спрошу. Колян, ты, случайно, не знаешь — херли она так худеет? Я уже устал каждый день привыкать к её новому облику! Когда она, наконец, устаканится? Я уже успел полюбить мою пышечку, теперь что мне — худых любить? Я же не псина, на кости не кидаюсь! Да и вообще! Ты слышал, что худые даже не трахаются, а — стукаются?
— Как-то не слышал стука, — пожал плечами Колян, — И не возникает желаний никаких от вида костей. Если только — жалость? И желание — покормить? Да и не приходилось мне вживую видеть этих 'моделей', что считаются здесь образцом красоты. Я ведь даже до сих пор так и не понял — они 'модели' чего?
— Модели людей. Ходячие манекены для дизайнерских шмоток, — фыркнул Колян, — Тоже мне, нашёл загадку! Ты мне про Маринку мою расскажи. Мне она как-то ближе и роднее всех баб на свете, вместе взятых.
— Жаль мама не слышит! — вздыхает Даша.
— Слышала бы — ни в жизть бы не сказал! — откликнулся Бабуин, — Тоже — нос задерёт.
— Тоже — пороть придётся? — язвит Даша. — Ты её и так запорол вон до чего! Ветер дует — шатает!
— Но-но, ребёнок! За такие слова можно и с мылом рот вымыть! — пригрозил Бабуин.
— А ведь как раз она и права, — отозвался Колян.
— И ты, Брут? — взвыл Бабуин, — Два сапога — пара!
— Я не брут, — отозвался Колян, — Я есть — грут.
— Смешно! — похвалил Бабуин, — Такой же длинный и деревянный. Ты мне зубы не заговаривай! Давай по теме!
— Да я только сейчас, после слов Дары... вспомнил? Понял? Не знаю. У меня — бывает. То, что только что было непонятным потом — раз — будто так и должно быть, как будто и знал всегда. А иногда — ничего. Что ещё обиднее. Например, я помню лик Великой Матери, помню, как она говорит мне 'братишка', а вот где и когда — так и не вспомнил. Самое плохое. Лучше бы она меня по имени назвала. Хоть бы знал, правда я — Колян или как?
— Колян, друган, ты реально задрал! — толкнул впереди идущего друга Бабуин, — Ты мне долго будешь баланду в уши лить? Про Маринку мою давай!
— Понимаешь, друг мой! — вздохнул Колян, — Если бы я ещё сам понимал — объяснил бы. Я как тот кот наш, Баюн, всё понимаю — сказать не могу.
— А ты — попробуй! — откликнулся Бабуин, — Как мать моя, учитель по профессии и по жизни, говорила — лучший способ понять что-то — попытаться этому научить кого-то.
— Мудрые слова, — склонил голову Колян, — Я — попробую. Давай — с начала. С основ.
Бабуин застонал. Даша смеялась:
— Колян, ты никак, у батеньки моего научился? Только он говорит: 'Начну издалека!'
— Начну издалека, — охотно подхватил Колян. Бабуин опять застонал, как от больного зуба, но никто не воспринимал его всерьёз, — Смертные мужчина и женщина не только телом различаются.
Бабуин тяжко вздохнул, хлопнув себя ладонью по лбу. Даша повторила жест.
— Но и силой своей, — продолжил Колян, не замечая реакции идущих сзади, погружённый в глубокие раздумья, — Даже источником силы — разняться. Муж — яр силой своей, но не может удержать её. Жена слаба силой своей женской, но способна копить ярую силу. Как муж горит от своей силы, если некуда деть её, так и жена без ярой силы — чахнет.
— Так-так! — поддакнул Бабуин, — Ты ближе к телу!
— Ты — боярин. Силён и силой ярой — переполнен. И — её переполнял. А потом — лишил её своей силы. Ей мало стало. Чужая сила не принималась. Чтобы сохранить крохи силы, тело стало отгораживаться от мира энергетически непроницаемой оболочкой. Не помогло. Без питания ничего не живёт. Болезнь появилась. Теперь силой ты щедро делишься, ограждаться не надо. Что не нужно — недолговечно, уходит.
— Вон оно как! — ахнул Бабуин.
— Чё-то я не догнала! — нахмурилась Даша, — Папа! Разжуй на пальцах!
— В смысле? — удивился Бабуин.
— Я ничего не поняла! — возмутилась Даша, — Ты мне по нашему скажи!
— А-а! — вскинул голову Бабуин, — Перевожу с 'высокого' на наш, 'обезьяний'. Колян, следи за верностью сурдоперевода! Так вот! Начну издалека! Да-да! Обычные мужик и баба различаются не только первичными половыми признаками, хотя... Ты же ещё 'пестики-тычинки' не изучала.
— Я поняла. Письки-сиськи, — отмахнулась Даша, — Чеши дальше!
— Ну, так вот, — кивнул Бабуин, — Оказывается, 'мужская грубая сила' и 'женское очарование' — не пустые слова. Оттого ещё глупее выглядят все эти радужные братья в сёстрах. Так вот! Мужик — генератор без аккумулятора, баба — ёмкость без проводов. И им надо меж собой регулярно...
Бабуин хотел показать соответствующий жест, но потом вспомнил, что рассказывает всё это собственной дочери — ребёнку ещё, опустил руки, продолжил:
— Производить обмен зарядами, одним словом. Мужик без бабы, получается — иссыхает от переизбытка энергии, как дерево, в которое шарахнула молния, баба без мужика — потухает. Чахнет и слабеет. Получается, что Маринка, отлучив меня от тела...
Бабуин закричал, толкнув друга, который только собрался повернуться:
— Не надо, Колян, сам знаю, что исключительно Бабуин во всём виноват! Хрен с тобой! Я стал реже вставлять зарядку в этот аккумулятор! Видишь! Признаю! Я — козёл! Подзаряжал чужие телефоны! Получается, что Маринка искала другой штекер не из-за похоти, а ведомая инстинктом самосохранения? Ну, вы блин даёте!
Идёт, качает головой.
— Чё завис?! — покрикивает Даша, — Дальше пой!
— А? — Бабуин будто очнулся, — А-а! Так вот, по словам нашего уважаемого двухметрового полена, деревянного, стоеросового, напряжение, сила тока и частота колебаний чужой сети в чужом штекере не подошло нашему уникальному аккумулятору. Заряд батареи упал до катастрофического, электролит стал выпариваться, пластины — сыпаться, на поверхности батареи стал осаживаться нетокопроводный конденсат. Накипь. Стремясь сохранить крохи энергии — нарастает изоляция. Жировых отложений.
Бабуин тяжко вздохнул.
— Разрушение батарейки дошло до необратимых изменений. Сейчас, получается, подаётся нужное течение тока. В скольких угодно размерах, в любых масштабах. В изоляции нет необходимости, она — тает, растворяясь, выжигаясь избытком энергии. К сожалению, изменения осыпавшихся пластин батареи — необратимы.
— За всё приходиться платить, — вздохнул Колян, разводя руками.
— Почему она платит за мою вину? — взвыл Бабуин.
— Потому что — то же самое тебе — не в науку. Тебе боль твоя — нечувствительна. Твоя смерть тебя не страшит. Так?
— Так! — вздохнул Бабуин, — Опять Бабуин виноват! Даже ничего не сделав!
— Тут прочёл на днях, — отозвался Колян, — Что есть не только преступное действие, но и преступное бездействие.
— Слишком часто мы стали общаться с юристами, — огрызнулся Бабуин, — Колян, давай свернём на твои заветные тропки. Потеряться. Век бы их всех не видеть!
— Давай! — легко согласился Колян, меняя направление движения. На — перпендикулярное.
Они вошли в лесополосу, проходя сквозь раздвоенный ствол дерева, расщеплённый когда-то, да так и растущий — два дерева из одного корня. Вошли в придорожную лесополосу под прямым углом, но даже через несколько часов так и не прошли через неё. Будто шли не поперёк лесополосы, а — вдоль.
— Колян, — рассмеялся Бабуин, — это что ж получается, что сам себя...?
— И все об этом знают, — подхватил Колян, — Не зря в народе 'сам себя' является синонимом бессмысленности действия? Более того — действие сие — вредное, саморазрушающее. Выплеск силы не находит приложения, возвращается. Обычно — в голову. Сначала разрушая тонкие оболочки, потом — остальное. 'Сам себя' — саморазрушение.
— Опять пошлите? — осуждает Марина.
— Маринка! — Бабуин кинулся обнимать жену.
— Пошлят, мам! — кричит, обнимая с другой стороны, Даша, — А ещё папа сказал, что любит тебя и ты ему дороже всех баб вместе взятых.
Марина нахмурилась, пощупала лоб Бабуина.
— Всё же инсульт бесследно не проходит, — вздохнула она, — Выпороть хоть обещал?
— Обещал! — согласилась Даша, — И меня — тоже. Чтоб нос не задирали!
— А-а! Тогда всё в порядке! — облегчённо выдохнула она, — А мы сейчас где?
Бабуин пожал плечами:
— Где-то! Мы решили немного 'потеряться'.
— Это дело хорошее! — согласилась Марина, обнимая сразу обоих, — Я так по вам соскучилась! Даже согласна на порку!
— Понятно! — с самым серьёзным видом заявляет Даша, — Батарейка села!
— Что? — удивилась Марина.
— Потом расскажу! — отвёл глаза Бабуин. А Колян вообще нашёл что-то жутко интересное в кронах деревьев.
— Что глаза прячете? — улыбается Марина, — Как дети шкодливые. Колян!
— Он тут вообще не при делах, — вступился Бабуин, — Я — виноват.
— С тебя я отдельно спрошу. Даша права, пора бы нам с тобой, мой дорогой, вставить штекер в розетку. Соединить целостность сети разъёмом по типу 'мама-папа'. Колян, выведи нас в красивое место с водой. Реку или озеро. Привал. На недельку! До второго.
— Будет сделано! — Колян закрутился на месте, как пёс, только что не принюхивался. Видимо, опять в поисках необычного дерева.
