— Вместе всегда безопаснее. Хотя я понимаю, что тебе удобнее рядом с оранжереями. В них у тебя много работы...
— Да какая там работа! — махнул рукой Панголин. — Оранжереи обречены, вода к ним всё равно скоро перестанет поступать. Людей спасать — вот теперь основная работа.
— Скажи, Панголин, — спросил Инти, — вот ты по людям ходишь, разговоры их слушаешь. А как люди относятся к тому, что теперь официальное рабовладение ввели?
— Ворчат.
— И как ворчат?
— Ну, говорят, что тех, кто рабов будет покупать, надо бы самих придушить и глаза им выцарапать Но понятно, что делать такое никто не решится.
Инти молчал, но, взглянув на него, Золотистый Орех понял, что тот явно что-то прикидывает в уме.
— Ладно, — сказал Панголин, — будите больного, как я его сонным смотреть буду?
— Погоди, Панголин, ты не мог бы тут ненадолго с больным остаться, пока мы с Орехом и Кораллом сходим посмотреть на эти торги? Поешь, отдохни.
Панголин серьёзно посмотрел на Инти, а потом бросил выразительный взгляд на его шпагу.
— Слишком хорошо я знаю тебя, друг, чтобы понять: ты туда не просто так посмотреть идёшь. Не сможешь ты равнодушно смотреть, как твоих родных продают с молотка. Ты будешь драться. И вы можете пропасть, как Золотой Подсолнух. Не знаю, увижу ли я его теперь... Но я останусь здесь столько, сколько будет нужно. И ещё... у меня есть кое-какое наблюдение. Ты ведь помнишь про заговор амаута? Активные заговорщики были тогда обезврежены, но сами настроения, это породившие, никуда не исчезли. Даже ещё до переворота иные амаута могли обмолвиться, что идея англичан ограничивать размножение людей с дурной кровью, каковыми они считают разных бедняков и слуг, имеет в себе рациональное зерно. Ну, я в ответ доказывал, что их представления о хорошем и плохом от наших отличаются очень сильно. У нас люди редко идут на преступление вынужденно, а у них сплошь и рядом... с другой стороны, у них немало высокопоставленных преступников на самом верху. Но всё бы это разговорами и осталось, если бы не англичане. Тот несчастный, которого англичане изувечили... Я не буду называть его имя, ибо связан клятвой. Хотя формально с ним это делали, чтобы он выдал какую-то информацию, на деле один из палачей проговорился, что скоро всех, кто плохо себя ведёт, такая участь ожидает, и, мол, тогда здесь земля станет чище, потому что отбросы размножаться не будут. У англичан одно объяснение: дурно себя вести, мол, только от плохой крови можно. Кто против них, тот и отброс. Но там, у себя, они до такого вроде не доходят, а здесь кто им помешает калечить рабов и тех врагов, которых убивать несподручно? Ведь они не могут понимать: много негров из Африки сюда не завести, а кастрированные рабы более покорны. Что же до следующего поколения — так они могут сделать рабами своих незаконных отпрысков. И это может быть... может быть удачным способом обеспечить лояльность лекарей, дав им вместо лечения такую работу... Пойми, Инти, я и сам рад бы ошибиться, но считаю своим долгом поделиться опасениями.
— Я понял тебя, Панголин. Что же, посмотрим. Если ты прав, то мы это скоро узнаем. И надеюсь, мы ещё увидимся.
— Я тоже на это надеюсь, но на всякий случай... сбереги моего помощника, если англичане про тот наш проект узнают, то... это тоже нежелательно. Тогда мне твои опасения казались преувеличенными, но теперь... теперь я понял, насколько ты прав.
— Хорошо, я сделаю все, что в моих силах, — ответил Инти и обнял друга на прощание. Было страшно вспоминать, как около двух месяцев назад он так же прощался с Саири...
Народу на площади было не очень много, и потому можно было увидеть ряд пленниц, стоявший на продажу. На ноге каждой из пленниц был ножной браслет с верёвкой, которая привязывалась к длинному канату. Охраняло их всего пара человек, судя по виду, воинов-каньяри. Сам торг ещё не начался, для этого должны были прибыть высокопоставленные англичане, но потенциальные покупатели имели возможность подойти и рассмотреть товар поближе.
Инти нужно было подойти и поговорить с пленницами, но те могли узнать его в лицо и невольно выдать. Может, лучше послать Коралла? Хотя ему они не будут доверять, потому что не знают... Итак, первая в ряду Лань, кормит грудью малышку. Её старшие сыновья держатся за юбки его дочерей, Матери-Земли и Основы Законов, далее дочери Асеро, Мальва, Ромашка и Фиалка, замыкает цепь Звезда с Тучкой. Понятно, на что делают ставку: женщины, даже представься им возможность убежать, своих малолетних детей и племянниц не бросят, а с детьми не убежишь далеко.
Кроме того, несмотря на расстояние, Инти видел, как изменился взгляд у женщин. Такие глаза он видел много где, но никак не ожидал увидеть дома, на родной земле. Инти знал, что обращённых в рабство женщин непременно подвергают надругательству, чтобы подавить их волю. А после того, как это страшное уже случилось, и потерянной чести уже не вернуть, куда меньше шансов, что женщины решатся на отчаянный риск. А если они совсем обезволены и раздавлены навалившейся на них бедой?
В этот момент какой-то английский хлыщ подошёл к Лани и потянул руки к её налитой молоком груди, но получил в ответ звонкую оплеуху.
— Ты что, рабыня, оборзела? — спросил он.
— Сам оборзел. Или ты младенец, если тебя интересует грудное молоко?
В толпе раздался хохот, а англичанин не нашёл, что ответить.
— Раздумал покупать? — насмешливо спросил охранник.
— А ты что язык распускаешь? — ответил тот. — Если тебе этих жаль, то чего их охраняешь?
— Я ввязался в это дело, потому что ненавидел инков, причинивших столько зла моему народу. Но ненавидеть этих женщин и детей... это довольно глупо. Эти несчастные уже стали вдовами и сиротами, над ними уже надругались. Ведь это нелепо — ненавидеть уже растоптанного и униженного!
— Ну, так отпусти их, если ты такой добрый!
— Отпустил бы, будь моя воля, но приказ есть приказ. Да и куда они пойдут одни?
— Да уж найдём куда, — заметила Лань.
— Ну, покончишь ты с собой, и так будет лучше? — сказал каньяри. — Мне не тебя, так твоё дитё жалко.
— Раньше бы на жалел. Вы, ведь, каньяри, не считали захват рабов чем-то дурным?
— Не считали. Мне рассказывали, что наши предки и сами много работали, и к рабам неплохо относились. А как вспомнишь ваши крики и тела в крови, так блевать хочется.
— А ты так и не понял, что раньше то же самое было, только потом тебе это описали красиво?
— Может, ты и права. Но ведь почти везде имеют рабов и не видят в этом ничего плохого. Что же, большинство людей нравственные уроды? Если им держать рабов нравится!
— Большинство людей никогда никто и не спрашивает, что им нравится! — бросила Лань.
Воин отвернулся, поняв, что проигрывает спор женщине.
В этот момент Инти решился подойти. Торговец из Чимора сам по себе не должен был вызвать подозрений, а в лицо его юноша не узнает.
Лань узнала его сразу.
Она сказала по-испански так тихо, чтобы Инти слышал:
— Я убила его. Отравила. А он хотел дать яду мне, чтобы избавить от этого, — и она указала на верёвку.
— Не могу упрекнуть тебя в этом, — также тихо по-испански ответил Инти, — я знаю, от какого кошмара ты его избавила. Я не считаю тебя виновной передо мной. Не ты убийца, а они. А тебя я хочу освободить.
— Но как?
— Сейчас я залезу на возвышение и стану толкать речь. А в это время подойдут мои люди, передадут лезвия, и вы перережете верёвки, а дальше к бегите с детьми к ткацкой мастерской. Ну а дальше на подъёмнике. И только не вздумай ничего с собой делать, ты мне нужна живая.
— Я обещаю, что ничего с собой не сделаю, так как нужна малышке.
После чего Инти, минуту посовещавшись с Кораллом и Орехом и послав их с ножиками к невольницам, встал в то место, откуда раньше во время народных собраний перед дворцом нередко говорили речи люди, выступавшие гласом народа, и начал речь:
— Братья и сёстры мои, вы оглянись вокруг, в каком кошмаре вы оказались. Когда народ собрался на площади перед дворцом, и стал требовать от Государя выйти, прочитав про него мерзкую клевету в газете, разве мог ли кто-нибудь предположить, что во дворце будет устроен бордель, а девушек, женщин и даже маленьких детей продают ныне с молотка! Могло ли такое при инках присниться даже в дурном сне? Так почему же вы терпите это, братья? Неужели узурпаторы сумели облапошить вас красивыми словами про свободу и республику? Но что стоит свобода, если рядом рабовладение? Или вы думаете, что раз это дочери и жёны инков, то вас, простых людей, это не коснётся? Ещё как коснётся. Завтра на их месте окажетесь вы и ваши дети, если вы сегодня же не прекратите это безобразие.
Люди смотрели на Инти с тревогой и опасением. Видно, до того никто не решался говорить так смело. В толпе кто-то шепнул соседу: "Он чиморец, ему можно! Убежит, а мы тут расхлёбывай". Какой-то нагловатого вида тип крикнул: "Зато у нас теперь республика, а не тирания!"
— Республика? — иронически усмехнулся Инти. — А что такое республика? Это ведь выборная власть, не так ли? Но ведь власть инков как раз и была выборной, а этих никто не выбирал, они сами себя объявили властью и свои законы навязывают. Разве кто-то из вас хотел введения рабства?
От этих слов толпа притихла. Даже если там и были потенциальные покупатели рабов, они не решились объявиться, понимая, какая ненависть к рабовладельцам буквально разлита в воздухе. Умевший чутко улавливать настроения народа, Инти лишь озвучил то, о чём многие думали, но не решались сказать вслух.
Второй охранник понял, что дело пахнет керосином, и грубо крикнул в ответ:
— Слышь ты! Не порти нам бизнес! Сейчас англичане придут и в комиссию по расследованию преступлений инков тебя уволокут. Хоть ты и чиморец, а не думай, что неприкосновенен. Чимор твой не так уж далеко, и скоро мы и там свою власть установим!
Краем глаза Инти заметил, что второй сторож рабов потихоньку сматывается. Ну и отлично, нечего ему и самому гибнуть и других губить.
— Вы, значит, доберётесь? А кто — вы? Вас здесь горстка, даже на охрану рабынь людей не хватает. Или все твои сообщники в инквизиции женщин насилуют да над стариками издеваются?
— Слышь, ты, хорош! Сейчас ты у меня получишь!
И воин-каньяри стал через толпу пробираться к Инти, а тому только этого было и надо. Ведь он бросил свой товар, сейчас женщины дорежут верёвки и убегут. А уж он, Инти, с одним негодяем справится легко.
Через несколько минут мерзавец-каньяри уже валялся на земле мёртвый. Шансов против второго фехтовальщика Тавантисуйю у него не было никаких.
Инти уже собирался сматываться, но в качестве завершительного аккорда счёл нужным сказать:
— Вот видите, их можно победить, стоит только проявить дерзость и решительность. Уж если я один сумел сделать это, то как много можете сделать вы вместе!
И тут толпа взорвалась громом оваций, а потом Инти подхватили и понесли на руках. Такого оборота он не ожидал. Всё это было, конечно, приятно, но был слишком большой риск быть узнанным, а это означало смертный приговор. Хотя раз ему так рады, то, может, его защитят, но напрямую рассчитывать на это не стоит. Толпа же радостно восклицала "Чиморец, чиморец!"
Инти плыл на неведомо откуда взявшемся стуле над площадью, и вдруг ближе к краю площади нёсшая его процессия столкнулась с другой, состоявшей из ехавших верхом двоих англичан в сопровождении нескольких пеших воинов-каньяри. Без такой охраны новые владыки не рисковали появляться на улицах. Англичанами были Дэниэл и Розенхилл, но Инти не мог этого знать. Однако он догадался, что они ехали на сорванный торг. Носильщики тут же опустили, почти бросили стул с Инти на землю, и разбежались в разные стороны. Инти попытался схватиться за шпагу, но на боку было пусто. Инти покрылся холодным потом. Случайно потеряться она едва ли могла, значит, украли... Кажется, англичане тоже обалдели от такой процессии и не знали что думать. Инти понял, что терять времени нельзя.
— Эй, ребят, ну что же вы сдрейфили! Бей рабовладельцев! — и, размахнувшись, швырнул стулом прямо в Розенхилла. Инти понимал, что единственное, что может его спасти — это если другие последуют его примеру. Впрочем, Розенхилл, которому стул заехал прямёхонько по его расово-красивой роже, тут же повернул коня и погнал его прочь. Бывший актёр не столько испугался даже, сколько стыдился крови на лице. Дэниэл некоторое время его взглядом, потом он попытался направить на Инти коня с целью затопать его, но тут его ждал не очень приятный сюрприз — тавантисуйские лошади приучены, что на людей нельзя наступать ни при каких обстоятельствах. Конь просто не послушался такого приказа Дэниэла. По счастью для Инти, кто-то, он не успел разглядеть кто, дал ему в руку большой нож. Конечно, это было хуже, чем шпага, но хоть что-то. Дэниэл понял уже, что сила не на его стороне и лучше ретироваться. Каньяри прикрывали его бегство, но тоже не особенно охотно. Некоторое время шла драка, после которой были раненые, но крови пролилось не очень много. После окончания потасовки один человек поднёс Инти его шпагу и сказал: "Бери! Её один негодяй украл, тот самый, что пытался возражать тебе, но он уже мёртвый лежит. Я, Ванаку, рад, что мне представился случай прикончить этого мерзавца. На его руках была кровь жертв погромов. Скажи нам, чиморец, как зовут тебя?"
— Лучше вам не знать моего имени, а не то инквизиция будет допрашивать. Пусть я для вас буду просто "чиморец".
В этом ответе было некоторое лукавство. Инти знал, что среди его врагов у него есть кличка "чиморец", так что вполне возможно, что Жёлтый Лист, когда до него дойдёт вся эта история, сможет кое о чём и догадаться. Но это потом, когда станет известно, что Инти жив. Ванаку сказал:
— Вот что, передай Старому Ягуару, что его тут с войсками ждут. Пусть нас освободит!
— Да вы думаете, у него много войска?
— Много. Если он выйдет с четырьмя полками, то по дороге к столице приведёт сорок.
— Я ему передам, конечно, но и вы тоже всё-таки не ждите пассивно, а постарайтесь организовать борьбу. А сейчас помогите мне выбраться из города.
— Сейчас это трудно. Через главные ворота не пройти, да и к воздушной дороге не проберёшься. Женщины с детьми туда проскочить успели, но теперь их снаружи держат в осаде. Впрочем, на территорию мастерской врагов не пропустят.
— Тогда помогите мне временно спрятаться.
— Хорошо, пошли.
Ванаку повёл его на окраину города и привёл в свой дом, добавив:
— В ткацкий квартал эти особенно носа не суют. Догадываются о нашем отношении к ним. Мы, те, что у стены, роем под неё подкопы, чтобы в случае чего в ловушке не оказаться.
— Ловко придумали. А англичане со стены не замечают?
— Да не охраняет её никто. У них людей мало. Любой толковый военачальник мог бы на раз-два город взять, и даже без жертв почти. Иные горячие головы и хотели бы прямо сейчас с оружием против англичан выступить, да беда в городских властях. Они-то могут воду и прочее перекрыть, пожар устроят, и сгорим мы все с жёнами и малыми детьми заживо!
