Как ни был мал груз, но перегрузка его всё же заняла несколько часов, после чего, подняв все паруса, шхуна стремительно рванула в сторону Норовского. Однако под вечер ветер сначала посвежел, а потом и вовсе превратился в шторм. Под потоками дождя, раскатами грома и захлёстывающими палубу волнами "Аскольд" всю ночь боролся с бурей, отбросившей его практически назад. И лишь после восхода солнца море относительно успокоилось, и шхуна получила возможность начать потихоньку зализывать полученные от стихии раны.
При этом погода оставалась неустойчивой. Корабль теперь еле-еле полз по волнам; паруса его то надувались, то повисали. Андрей, закатав рукава своей батистовой рубашки, поднялся на ют, где и застыл возле фальшборта, оперевшись локтями о планширь.
От созерцания моря его отвлёк слуга — высокий, горбоносый, парень лет тридцати — притащившийся на ют с кружкой горячего кофе. Ну да, времена, когда князь фрондировал, отправляясь куда-либо сам-один, давно уже прошли и теперь он всегда передвигался в сопровождении небольшой свиты, состоящей обычно из одного — двух слуг, а на земле ещё и вооружённого отряда послужильцев. Статус, как говорится, обязывал.
Попивая горячий напиток, Андрей вдруг подумал, что неплохо бы было натянуть над кормой навес из парусины, под тенью которого можно было бы отдохнуть от жгучих лучей дневного светила, да и команде предоставить отдых, устроив купание. Это в европейских флотах считанное количество моряков умели плавать (чему Андрей всегда удивлялся), а у него наоборот, неумех было считанные единицы. Обдумав пришедшую мысль так и эдак, он уже хотел отдать команду, как сверху раздался крик:
— Парус на горизонте!
Отхлебнув очередной глоток, князь усмехнулся: похоже, купание команды окончилось, так и не начавшись. Теперь предстояло сбегать уточниться, а кто это там плывёт? Уж такова специфика капера.
Между тем слуга успел сходить в каюту за личной подзорной трубой князя, и Андрей, оперевшись локтем о планширь, привычно вскинул инструмент и его взгляд устремился в указанном направлении. Действительно, там, на расстоянии нескольких миль белели паруса одиночного судна. Оторвавшись от наблюдения, он оценил положение собственных парусов и ход шхуны, и мысленно прикинул время. Мда, уж. Получалось, что при таком ветре более-менее разглядеть его можно будет через пару часов в лучшем случае, а потому, велев вахтенному держать курс на сближение, он вернулся к прерванному кофепитию.
Всё же в расчётах Андрей ошибся. Только спустя три часа через оптические стекла подзорной трубы он смог отчётливо рассмотреть большой и медлительный хольк. А главное — на его грот-мачте, над белоснежными парусами развевался красный флаг с белыми крестами. Хольк принадлежал Гданьску.
И потому "Аскольд", идя в крутой бейдевинд, пошёл на сближение, но из-за слабости ветра, манёвр занял изрядное количество времени, за которое на хольке прекрасно разобрались, что к чему и приготовились к бою, чем весьма удивили русичей, привыкших в последнее время не встречать от купцов сопротивления. А хольк, продолжая двигаться правым галсом, тем временем перешёл из галфинда в фордевинд, вот только этот маневр хоть и дал ему дополнительную скорость, но и облегчил жизнь преследователю, ведь поворачивая, хольк пересекал его курс. Но только так у гданьчан ещё оставался призрачный шанс достичь берега.
В оптику было хорошо видно, как на носовом замке ганзейца выстраиваются лучники, а солнце играет бликами на стволах небольших пушек. Андрей хищно улыбнулся: хорошая охрана — признак знатной добычи! Главное выкосить защитников не подставляясь под ответную стрельбу. И потому, пользуясь лучшей маневренностью, шхуна закрутилась возле холька, осыпая его палубу дальней картечью. Ответная стрельба, как и предполагалось, практически не вредила "Аскольду": калибр пушек был маловат, а попасть с качающейся палубы на приличном для лука расстоянии можно было только случайно. Да и не целились лучники, а били навесной стрельбой по площади. Однако абордажные команды шхуны были надёжно укрыты под палубой, а вот число защитников холька зримо уменьшалось. И такая игра продолжалась довольно долго, пока Андрей не решил, что пришла, наконец, пора решительных действий.
И вот, после очередного залпа, пока густой пороховой дым ещё не успел развеяться, бледный от волнения рулевой, повинуясь команде, навалился на колдершток, и шхуна принялась быстро пожирать то расстояние, которое отделяло её от холька. Андрей понадеялся, что поляки уже привыкли к тому, что после каждого залпа русские отворачивают в сторону и этот манёвр станет для них неожиданным. И, возможно, так бы и произошло, вот только скорость сближения из-за слабого ветра, оказалась всё же недостаточна. А потому, когда в рассеивающейся дымке показались неясные очертания ганзейского корабля, на нём успели разглядеть что собирается делать капер. И не только разглядеть, но и среагировать, сделав в самый последний момент залп в упор. И как бы ни был мал калибр чужих пушек, как бы не застилал глаза лучникам дым, но и расстояние было плёвое, а абордажники уже сбивались в отряды, не защищённые ничем, кроме собственной брони. А потому этот последний залп оказался самым удачным. Среди треска ломающихся снастей раздались пронзительные крики и стоны раненных, а десятникам пришлось приложить немало усилий, вновь собирая людей в отряды. Но пока творилась эта вакханалия, шхуна и хольк, наконец, столкнулись и на высокий борт купца полетели абордажные крючья, а обиженные за столь неласковый приём парни, с угрожающими криками и свистом, бросились на штурм, и сдержать их натиск было уже невозможно. Когда в ход пошли абордажные сабли и кинжалы, люди на борту холька дрогнули и, теряя остатки хладнокровия, начали в спешном порядке отступать на корму и на нос в корабельные замки. А с марсовой площадки "Аскольда" по ним продолжали палить картечью, сея среди защитников панику и смерть.
Большая часть корсаров устремилась на ют, где, окаменев от отчаяния и бешенства, стояли капитан холька и немногочисленные пассажиры. Недолгий бой быстро превратился в резню, окончить которую удалось не сразу, но всё же командир абордажной партии головы не потерял, как и контроль над ситуацией. А потому пассажиры отделались в основном испугом, кроме парочки явно дворян, неосмотрительно взявшихся за мечи.
Бой же в носовом замке продолжился дольше и окончился лишь тогда, когда очередная порция картечи оборвала жизнь командира защитников. После этого те, кто ещё был жив, бросили оружие и взмолились о пощаде.
И вот уже Андрей, ещё не отошедший от схватки, молча стоит среди трупов и обломков, не сводя глаз с капитана, выжившего в этой бойне и сейчас брошенного к его ногам.
— Ну и какого хрена, милейший, вы это затеяли? Мне плевать на ваших людей, но из-за вашего упрямства погибли и мои.
— Я следовал указаниям своего нанимателя. К тому же Клаус Бродде никогда не сдавался без боя, — взгляд капитана был полон презрения, словно он не понимал сложившейся ситуации. Или, наоборот, жаждал быстрой смерти.
— Тем хуже для вас, — зло прошипел князь и повернулся к мореходам, застывшим поблизости. — Связать, отвесить тумаков, но без вредительства, и бросить в трюм.
После чего повернулся спиной к повалившемуся от пинка капитану холька и направился на ют, где под присмотром абордажников испуганно ждали своей участи пассажиры.
— Господа, дамы, — Андрей учтиво поклонился двум женщинам, в испуге жмущимся к высокому, седоволосому рыцарю со свежим порезом на лице. — Приношу свои извинения за столь бесцеремонное окончание вашего путешествия на этом корабле, но превратности войны вынудили меня взять его на абордаж. Есть ли среди вас граждане ганзейского города Гданьска?
Из толпы ему под ноги буквально вытолкнули двоих, по-видимому, купца и приказчика.
— Вам не повезло вдвойне, — всё так же учтиво продолжил Андрей. — Вы воспользуетесь моим гостеприимством и дальше. Остальные же, не смотря на их попытку поучаствовать в чужой разборке, — взгляд князя уткнулся в седоволосого, но тот горделиво молчал, — могут не переживать, вы отнюдь не пленники. Мой государь воюет только с Гданьском. И если ветер не переменится, то к утру мы будем недалеко от берега, и вас с вашими вещами свезут на шлюпках, после чего вы сможете продолжить своё прерванное путешествие. Пока же прошу вас закрыться в своих каютах, дабы не провоцировать моих людей.
И отвесив весьма изысканный поклон, Андрей направился к борту, собираясь перебраться на "Аскольд" до того, как корабли расцепят. И уже там, сидя в собственной каюте, он читал список того, что вёз сей ганзеец.
Что ж, похоже, впервые за эти годы судьба послала ему стоящий трофей! Среди тюков, ящиков и бочек с тканями, пряностями и изделиями западно и южноевропейских мануфактур скрывались ящики со слитками серебра самого разного качества, предназначенного как для оплаты заказанных товаров, так и для продажи. Потому и охрана на судне была увеличена, да и шло оно не одно. Просто разразившийся недавно над Балтийским морем ураган разбросал корабли, и хольку не повезло — в одиночестве он наткнулся на вышедших на охоту русских. И такую добычу Андрей терять вовсе не собирался. А потому, нужно было срочно высаживать нежданных пассажиров (как выяснилось при опросе, никак не связанных с грузом) и на всех парусах спешить на Тютерс.
За ночь корабли приблизились к берегу достаточно близко, и едва рассвело, с трофея спустили на воду большой вельбот. Андрей лично убедился, что все пассажиры и выжившие после абордажа матросы из команды холька погрузились в него, после чего, пожелав отплывающим счастливого пути, велел поднимать паруса и держать курс на Норовское, благо ветер, наконец-то, установился и теперь дул ровно, давая возможность кораблям идти с хорошей (для холька) скоростью.
И всё равно им понадобилось почти десять дней, чтобы добраться до Тютерса, где с призового судна были сгружены все товары, в которых так нуждалась Овла, и только после этого оба корабля вошли в устье Наровы.
И первым кто встречал его на бревенчатом вымоле, был слуга, посланный ещё с Тютерса узнать о княжеской семье. Увы, на торговое подворье Норовского вестей о жене князя ещё не поступало, а вот от ивангородского воеводы лежало письмо, в котором тот просил князя навестить его по прибытии, причём, желательно, не откладывая. Удивлённому такой просьбой Андрею слуга пояснил что, как он услышал от целовальника, в крепости уже которую седьмицу сидят дьяки из Москвы с ценным грузом и государевой грамотой. Потому-то воевода так и нервничает.
Приняв информацию к сведению, Андрей велел истопить баньку. Спешка спешкой, а помыться с дороги хотелось. В конце концов, один вечер большой роли не сыграет. Заодно распорядился отправить с утра гонца в Новгород, куда, судя по времени, уже должны были прибыть жена с детьми.
А в Ивангород князь направился следующим утром верхом.
У воеводской избы его кинулись встречать двое слуг. И пока он спешивался, на крыльцо, закинув за упёртые в бока руки длинные полы бархатного охабня с высоким стоячим воротом, вышел сам князь Хохолков-Ростовский. Встречая дорогого гостя, он медленно сошёл по ступеням вниз:
— Здрав будь, мил боярин! Сам господь шлёт тебя мне в помощь!
— И тебе здравия, Александр-князь, — приветствовал хозяина Андрей. — От добрых встреч я поотвык в морях да своём захолустье.
— Такова уж служба наша, — всплеснул руками воевода. — Ну да что мы на крыльце-то стоим, проходи в хоромы, княже.
Ослепнув со света в тёмных сенях, Андрей больно споткнулся о порожец и чуть не упал, благо кто-то из служек вовремя удержал его за локоть. Сам князь, выдав поначалу небольшой боцманский загиб, громко чертыхнулся и решил немного постоять, давая глазам привыкнуть к полумраку внутренних переходов, после чего проследовал дальше.
Тяжёлая, обитая рогожей дверь, натужно скрипнув, отворилась, и Андрей привычно уже согнувшись, переступил высокий порог, входя в воеводскую горницу с двумя окошками по одной стене и тремя — по другой. Маленькие, затянутые провощенным бычьим пузырем оконца, света пропускали мало, а потому по стенам, в светцах, обычно горели свечи. Но сейчас окна были распахнуты настежь, отчего в горнице было довольно светло, а ветерок, сквозящий через неё, нёс с собой речную прохладу, делая климат внутри довольно комфортным.
— Что, княже, отведуешь, чем бог послал?
— После дороги аппетит всегда играет, князь, но всё же, мне больше интересно, чем же вызвана такая спешка?
Хохолков-Ростовский, крикнув в дверной проём, чтобы накрывали стол, прошелся по горнице, и, откинув за спину полы охабня, встал у окна, принявшись внимательно смотреть в него.
— Как всегда — дела превыше всего? Что ж, можно сразу и о делах. Ныне вот государь прислал дьяков с деньгами и грамотами для магистра. А в Ливонии из-за зимних событий теперь неспокойно. Обиженные за, как они считают, удар в спину литвины зорят орденские рубежи, а гонцы снуют туда-сюда, возя гневные письма. В общем, опасаются в столице за сохранность груза, вот государев посланник и требует, что надобно, как в прошлый раз, на своих кораблях плыть. А у меня, окромя, стругов речных ничего под рукою нету.
Андрей усмехнулся. Вот как всегда: предложи один раз помощь-решение, и власть имущие сразу начнут считать, что так оно и надо. Государь, так и не решив ещё — надобен ему флот или нет — уже считает андреевы каперы своими. И ведь не откажешь! Не потому, что права не имеешь, а потому, что это тебе же в большей мере выгодно. Ведь Русь это вам не запад, тут аристократу его уровня просто так за рубеж сбегать не получится. Чай не светлые послепетровские времена. Сейчас купец да крестьянин в деле загранпоездок куда более свободен получается. А ему такие вылазки позарез нужны. Так что придётся вновь извозчиком поработать.
— И где тот посланник ныне?
— Так сидит в крепости, оказии ожидая.
— Ну, так передай ему, чтобы готовился к путешествию. И да, шхуна к Ивангороду не подплывёт, так что помоги ему добраться до Норовского. И покончим с этим. Лучше откушаем твои разносолы, да расскажешь о последних вестях, что по Руси ходят.
— Ну, князь Андрей, ты прямо камень с моей души снял. Сейчас слуги стол накроют, и мы славно отобедаем, благо день ныне не постный. А опосля я гонца и отправлю. А новости? А что новости? Коль хочешь, слушай...
Новостей оказалось и впрямь много, но многое из того, что рассказывал ивангородский воевода, Андрей знал и так. История упорно продолжала идти по накатанной колее там, где он не прилагал к ней никаких усилий, или эти усилия были мизерны. Вот и сейчас огромная рать крымского хана, как и в другой истории, где-то затаилась в степи, ожидая своего часа. А русской ратью командовать был вновь назначен молодой и самоуверенный Бельский. И это при том, что война выдвинула целую плеяду воевод, отмеченных славными победами.
Впрочем, как сказал Хохолков-Ростовский, в назначении Дмитрия Бельского была косвенная заслуга и самого Андрея. Сильно ли старше в свои двадцать четыре года он был двадцатиоднолетнего Бельского? Вот то-то! А сравните заслуги: и чин окольничьего получил, и должность наместника занял, и умелым воеводой прослыл и на посольских делах отметился. А у Димы Бельского всех "достоинств" — одно родство с государем. Это, конечно, немало, но для реального уважения со стороны "общества" требуются и настоящие заслуги. А пока что он, выражаясь языком другого времени, типичный "мальчик-мажор", которому во время войны с Литвой по ряду причин не получилось отличиться. Но дому Бельских нужен был лидер и противовес не в меру усилившимся Шуйским и Ростовским. Особенно Шуйским, у которых не только основная, но и побочные ветви уже выдвинули своих представителей в Думу. И если не подсуетиться, то Бельских могут и вовсе отодвинуть на задворки.
