— Значит, все, конец нашему дракоше, — жалостливо запричитал он. — А мы его столько лет кормили, а мы его поили...
— Да, я приехал сюда, чтобы покончить с властью дракона, — подтвердил Калант, не почуявший хитрость Кашлентия. — Покончить с властью дракона и освободить вас от тяжких обязанностей.
Монах и маг в разговор не вступали. Не сговариваясь, решили: дракона будет убивать благородный Калант, так пусть он и принимает благодарность поселян за то, что избавляет их от ненасытного чудовища, пусть купается в лучах славы. Эльф тоже молчал. Альдарион не желал опускаться до разговора с какими-то поселянами, которых эльфы не взяли бы даже в рабы. Время подходило к обеду, гостям хотелось есть. Они попивали пиво и ждали, пока принесут еду. Пойло было мерзким. Монах и маг цедили его небольшими глотками и без стеснения морщились. Но не нести же сюда пиво, что везли из самого Геликса. Да Гонзар Кабан вышвырнет их из таверны, если узнает, что они угощали его благородный напитком, ничего не понимающим в пиве поселянам.
— Проводника дать можно, до самой башни доведет. Есть у нас такой, — Кандибоб, присматривался к рыцарю, размышлял, как лучше повести дело: дурачком прикинуться или напрямую разговаривать?
— Ваше войско скоро подойдет? — не выдержал Бандурей.
— Какое войско? — не понял рыцарь.
— Так ведь на дракона идете... Не вчетвером же... — он покосился на сидевших возле рыцаря монаха, мага и эльфа. — Чтобы с драконом управиться, большая сила нужна.
— Управимся... — благородный рыцарь снисходительно глянул на деревенщину. — Я, Калант Сокрушитель Троллей, вызову чудовище на честный поединок и убью его.
Поселяне не поверили. Поселяне были людьми разумными. Они знали, что не мог какой-то рыцарь, даже если он и Сокрушитель Троллей, убить дракона.
— Он огнем пышет, — напомнил Бандурей. — Одним дыхом может барана испечь. А человека еще быстрей: у человека кожа тоньше и шерсти на нем нет.
Но и это не смутило Каланта.
— В битве за справедливость ничто не может устрашить благородного рыцаря, — сообщил он. — И храбрых соратников его — тоже, — отдал он должное своим спутникам.
— Святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний, защитит нас от огня горячего, а также, от когтей и клыков мерзкого чудовища, — поддержал рыцаря Буркст.
Поселяне понимали, что все это только разговоры. Фестоний — Фестонием, а без большого войска с драконом не управиться. Но гости почему-то не хотели признаться, что за ними следует войско. И это настораживало. Что-то здесь таилось неприятное и опасное. Только кота в мешке не утаишь — замяукает. Как бы войско в лесу ни пряталось, если по тропинкам пошастать, его быстро найти можно.
— Оно, конечно, с большим войском канительно, — Кандибоб все-таки решил, что лучше прикинуться дурачком. — Всех кормить надо. Это же, сколько припасов с собой везти приходится. Ни в одном поселении на войско припасов не найти, — намекнул он, что войско, которое рыцарь пока почему— то прячет, здесь кормить не станут. — Вчетвером проще. Накормить мы вас, всегда накормим. И пива не пожалеем, пейте, дорогие гости...
А рыцарь перешел к тому, что его интересовало больше всего.
— Из ваших поселян наверно кто-то видел принцессу? Идет молва, что она величава и прекрасна, как утренняя заря.
— Да, принцесса хороша, — подтвердил Кандибоб. — Советник понятия не имел, как выглядит заточенная в башне пленница, но надо было угодить рыцарю. — Крупная, фигуристая, значит, и солидность в ней имеется. Лицо румяное. Коса толстая... И строгая, сразу видно, что принцесса.
Сам он тем временем рассуждал:
"То, что рыцарь не привел в поселение войско — это хорошо. Малый отряд много не награбит, а уж девок и вовсе не разыщет. Надо узнать, почему рыцарь войско прячет? Какая в том хитрость? Может, пока тут разговоры идут, войско уже поселение обложило, и скоро станут всех хватать?"
— Далеко ли от вашего поселения до башни? — продолжал расспрашивать Калант.
— Если завтра на рассвете выйдете то, как раз, послезавтра к обеду и будете на месте, — объяснил Кандибоб. — Там и пообедаете.
И подумал: "Или дракон пообедает..."
— Разрешение охотиться на нашего дракона мы вам по всем правилам оформим и выдадим дешевое, себе в убыток, — сообщил Советник. — Из уважения к славному рыцарю и его благородному роду, всего за полцены.
Неизвестно что ответил бы на такое сообщение Калант, но вдруг, совсем не вовремя, дверь широко распахнулась и в избу, одна за другой, как утки проковыляли три бабы. Бабы были босыми, старыми и усатыми. На них бесформенными мешками висели грязные серые балахоны, а головы были окутаны такими же грязными тряпками. Первая из них бухнула на стол с десяток темных лепешек, которые застучали о столешницу, как деревянные. Вторая поставила большое блюдо с мелкими отваренными в воде черными бобами. А третья выставила в центр стола еще одно большое глиняное блюдо, на котором горкой лежали какие-то зеленые, пахнувшие болотной тиной корешки. Выполнив свое дело, бабы низко поклонились гостям и утками заковыляли к выходу.
— Кушайте, дорогие гости! Сегодня будем пировать! — Кандибоб подвинул блюдо с вонючими корешками поближе к Каланту.
— Все самое лучшее для вас, — поддержал его Кашлентий. — Мы народ бедный, у нас все по простому. Такое — только по праздникам едим. И то не все.
Неприхотливый к еде рыцарь, которому, в нос ударил аромат застоявшегося болота, отодвинул блюдо с корешками обратно к Кандибобу.
— Спасибо за угощение, но мы еще не проголодались, — сообщил он.
— А бобы! У нас самые лучшие бобы в округе! — продолжал угощать Кандибоб, обращаясь на этот раз к магу. — Мы так живем: раз гости в дом — значит праздник. А если праздник, то и бобы на стол!
Он взял с блюда пару бобов, бережно отправил их в рот и стал усердно молоть крепкими зубами.
Путники основательно проголодались, и перекусить сейчас было в самый раз. Но не есть же болотные корешки и полусырые бобы. Ясно, что поселяне хотят убедить приезжих, будто они так бедны, что даже бобы считают лакомством. Хотя, по их плотным телесам и сытым лицам, понятно было, что питаются они не болотными корешками и бобами, а кое-чем поосновательней. Но и ссориться с поселянами не хотелось. Пока Мичигран раздумывал как бы поделикатней отказаться от угощения, вмешался монах.
— Пир да не для нас, — он очень естественно изобразил глубокое огорчение. — Постимся мы сейчас. Сегодня да завтра — дни недели, в которые наш святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний, не вкушал растительной пищи. И мы дети его, дали зарок следовать во всем его примеру... А вы сами пируйте, — предложил он. — Вам ведь это не запрещено.
Но поселяне пировать не рвались. Можно было подумать, что они тоже дали зарок не употреблять в этот день растительную пищу.
— Если вы, высокие гости, не будете есть, то и нам не следует предаваться чревоугодию, — отодвинул от себя блюдо с вонючими корешками Кандибоб. — Так, значит, за разрешение охотиться на дракона заплатить надо, — теперь уже совершенно официально, как всенародно избранный глава поселения, осуществляющий здесь власть, напомнил он.
Монах и маг переглянулись. Они и предположить не могли, что какие-то тупые поселяне из какой-то глухой Нуидыры, которые всю жизнь платили дань дракону и которых рыцарь собирается избавить от этой тягостной обязанности, потребуют еще и плату за свое освобождение. А вспыльчивый Альдарион и вовсе не вынес такой наглости:
— Вы что, считаете дракона своей домашней скотиной!? — возмутился он.
— Ага!.. — нисколько не смутился Кашлентий и запричитал тонким противным голосом: — Мы же его кормили, мы же его поили... Лучший кусок от себя отрывали, отдавали дракоше. На наших харчах вырос, — он поглядел на гостей, удостоверился, что произвел впечатление и сменил тон. — У нас все записано: сколько коров, сколько баранов мы ему скормили, — стал он докладывать. — По праздникам курей даем — прямо дюжинами, самых жирных ( про курей Писарчук бессовестно приврал). Любит наш дракоша нежное куриное мясо. А ежели это все на монеты перевести, то получится полная привилегия в оценке действительности суммы. — Вот они записи! — Кашлентий вытащил из кармана несколько густо исписанных бумажек и потряс ими. — Учет ведем и полный баланс!
— Без нас дракон давно бы с голода помер, — внес свою лепту Бандурей.
Из заявления Кандибоба и упорного нажима Кашлентия Калант понял самое главное: поселяне требуют, чтобы он заплатил за право убить дракона. Из всех фамильных сокровищ, завещанных ему благородными предками, у рыцаря оставалась одна серебряная пуговица, да еще, у Буркста, в каком-то потайном кармане имелись пять золотых, полученных за лечение от Бахаррака. Калант без всякого сожаления, тут же решил отдать все это, но вмешался Мичигран. Магу стало интересно насколько далеко могут зайти нахальство и жадность поселян.
— Сколько вы с нас возьмете, за разрешение сразиться с кровожадным драконом и убить его? — спросил маг тоном, человека готового платить, но основательно перед тем поторговаться.
"Заплатят, — решил Кандибоб. — А куда им деться. Простоват рыцарь, простоват... И маг не лучше. Такого рыцаря, может, только раз в сто лет в Нуидыру занесет, так что грех не попользоваться его богатством. Святой драконоборец Фестоний такого не простит. Главное — не продешевить".
— Сколько бы вы дали? — спросил он.
— Ваш товар, так что и цена ваша, — продолжил развлекаться Мичигран.
"Главное — не продешевить! — продолжал размышлять Кандибоб, — У рыцаря замок. И спутникам он своим платит. Монах, да маг, да эльф... Такие задаром не пойдут, хорошую плату потребуют. И экипаж богатый, сидения новой кожей покрыты. Опять же лошади хорошие, сытые, сбруя исправная... Значит монеты у рыцаря водятся, и немало. Десяток золотых с него содрать следует. Меньше — никак нельзя".
— Двадцать золотых, — объявил он. — Двадцать золотых — самая цена.
— Не многовато ли — двадцать? — совершенно спокойно, как будто его эта громадная сумма нисколько не удивила, поинтересовался Мичигран, явно проявляя готовность торговаться.
— С кого-то другого взяли бы тридцать. Но с благородного рыцаря Каланта, учитывая все его подвиги и победы над троллями — всего двадцать монет.
— Вы такого дракона как у нас больше нигде и не сыщите, — поддержал Советника Кашлентий. — Сами знаете, их же, как есть, почти везде извели. Те, что остались, это разве драконы — так, заморыши... — Писарчук презрительно сплюнул, — посмотреть не на что. А у нас дракон гладкий. Чешуйка к чешуйке, глазки красные, зубки белые, когти острые...
— А хвост — как бревно, — внес свою лепту Бандурей. — Такого, вы и за двадцать пять, нигде не найдете.
— Одну золотую монету, — Буркст был возмущен наглым вымогательством поселян и тоже решил поиздеваться над ними. — Одна монета, и это только от наших щедрот, — платить гном не собирался. Более того, он решил, что глупых и жадных поселян непременно следует наказать.
— За такого дракона одну монету!? — взвыл Кашлентий. — А ухи у него какие?! Не ухи, а живительные сокровища. — вещал Писарчук. — Да из одного только уха можно похлебки на десять человек сварить. Да одно такое ухо тридцать монет стоит, а мы вам всего дракона за двадцать продаем.
Что верещал об ушах дракона Писарчук, ни Калант, ни его спутники не поняли. Ясно было одно: зарвались поселяне и надо загонять их в угол, чтобы сидели там и не вякали. По молчаливому согласию, за поселян взялся монах.
— Значит, не по карману нам ваш дракон, — сообщил он. — Поищем в другом месте, где подешевле. — Причем сказал это так спокойно и равнодушно, что нельзя было не поверить.
Тут уж поселенцы растерялись. Конечно, они понимали, что двадцать золотых с рыцаря не сдерешь. На такое никто из них не рассчитывал. Но на десяток рассчитывали, это точно. И десять золотых получить задарма, просто так, это тоже немало. А теперь, вроде бы сделка и срывалась. Такое допустить не хотелось.
Бандурей, как ему приказано было, молчал. Кашлентий, после того, что он не к месту и не вовремя проорал про уши дракона, тоже притих. Пришлось Кандибобу выгребаться.
— Ну, так же нельзя, благородный рыцарь, — обратился он к Каланту, который в спор и не вступал. — Мы же по обычаю. Раз о монетах разговор идет, то нельзя же сходу решать. Поторговаться надо. Мы — столько, вы — столько. Мы, конечно, сбавляем, вы, конечно, набавляете... И к согласию приходим. Принято так...
— Но не с двадцать золотых же начинать, — оборвал его Буркст.
— Так я же говорю, торговля, — Кандибоб старался выглядеть покладистым и добрым. — А так — пятнадцать золотых — красная цена.
— Один. Один золотой, — назвал свою красную цену Буркст.
— Да где же это видано, чтобы дракона, да за один золотой, — не согласился Кандибоб.
Калант несколько растерянно прислушивался к торговле. Он толком не понимал, что происходит, почему его спутники не хотят платить? Альдарион с недоумением глядел на мага и монаха. Те вели себя так естественно, что он поверил в их готовность заплатить за право сразиться с драконом.
Кандибоб и Буркст торговались долго и упорно. Призывали в свидетели святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, всех жителей Нуидыры, Мудреца. А Кашлентий опять встрял и до того дошел, что стал ссылаться на самого дракона.
— А вы дракошу спросите, — наседал он. — Он же вам от чистого сердца скажет, что восемь — это уже такая цена, что ниже всякой сальды. Восемь золотых — это фактически вполне задаром! Меньше чем за восемь он и драться не станет...
Монах громко стукнул ладонью по столу:
— Две монеты, и это мое последнее слово.
— Пять, — ответил Кандибоб. — Меньше не можем. Пять — и то себе в убыток.
Вполне возможно, что торг продолжался бы еще долго, если бы не Альдарион.
— Наш славный воин Элендердин решил однажды убить свирепого змеекота, — неожиданно вмешался в разговор эльф. — Поселяне, которые жили невдалеке от логова чудовища, потребовали, чтобы он заплатить за разрешение сразиться с хищником золотую монету. Элендердин посчитал, что это неправильно. Он обратился к старейшине рода и спросил, как ему быть? Старейшина ответил шуткой: "Раз поселенцы хотят получить за змеекота золотую монету, то следует выполнить их просьбу, — сказал он. — Вот если бы поселенцев не было, то и платить было бы некому", — Альдарион, так чтобы поселяне хорошо увидели это, провел пальцами по ножнам кинжала и остановился на рукояти... — Элендердину шутка старейшины понравилась. Он отрубил головы вымогателям, сжег их поселение, а пепел развеял по ветру. Потом без всякого разрешения, никому ничего не заплатив, сразился со змеекотом. Он отрубил хищнику усы, и уши, а затем ловким ударом заколол чудовище. Такой вот случай произошел в наших землях. С тех пор никто с глупыми требованиями к эльфам не пристает.
Намек был более чем понятен. Поселяне притихли. Меч у рыцаря был большой, таким мечом человека пополам разрубить можно. И войско где-то в лесу припрятано.
