— Не... Беру свои слова обратно, — флегматично констатировал Барон, — до генерала Яши тебе далеко.
— Чеботарёв, — оставив его слова без внимания, ору, — всем огонь по пулемётчику!
Зачастили торопливые выстрелы, да всё мимо.
— Прицел переставьте на шестьсот шагов, олухи косоглазые!
"Вжжжить, вжжжить, вжжжить!".
Пролетевшая в ответ стайка пуль над головой, заставили меня умолкнуть и вжаться лицом в снег...
Вдруг, кто-то буквально по спине пробежался.
— Куда, Мишка? Стой! ЛОЖИСЬ!!!
— Обойма у него кончилась, — орёт в ответ, — счас я, быстро...
Возвращается буквально через минуту, так же бегом и с винтовкой.
— Чья? — спрашиваю.
— Милиционера убило..., — деловито отвечает, рассматривая прицел, — и, кажется кого-то из наших ранило. Ничего так винтовочка, ухоженная...
Мишкины движняки не остались без внимания. Издалека, совсем не страшно послышалось:
"— Так, так, так... Так, так, так...".
"— Вжжжить, вжжжить, вжжжить!", — просвистело совсем рядом, над головой, заставляя похолодеть от ужаса.
Прижав нас, пулемётчик вернулся к расстрелу основной группы — эта групповая цель ему казалась более опасной.
"— Так, так, так... Так, так, так...".
Средь моих агентов снова кто-то вскрикнул и, следом раздалось паническое:
— Он нас всех перебьёт!
— Надо в лес бегти!
Вот-вот возникнет паника и, тогда... Приподнимаются...
— СТОЙ!!! — стреляю из "нагана" в их сторону, — пристрелю, кто хоть с места сдвинется!
— ЛЕЖАТЬ, СУЧЬИ ДЕТИ!!! — взбешённым бычарой ревёт Чеботарёв, — ОГОНЬ, МАТЬ ВАШУ!!
Отдышавшись, Мишка через пару минут приник к винтовке — казалось, слившись с ней в одно целое...
— БАХ!!! — резкий, как удар кнутом выстрел под ухом, — БАХ!!! БАХ!!! Эх, патроны кончились...
Вижу, вокруг лежащего ничком пулемётчика происходит какое-то суетливое движение — видно хотят его заменить... Однако, пулемёт молчит.
* * *
"Весь день мы были в перестрелке,
Что толку в эдакой безделке...?".
Почти до вечера, оставшийся день прошёл в пустой перестрелке... У нас были потери ещё одним убитым, двух тяжело— и тремя легкоранеными, сколько у бандитов — мне то неведомо.
Уже темнеть начало, патроны кончаются, я и мои агенты с ментами — замёрзли все как герои-челюскинцы на льдине... Смотрю, над сельсоветом опять машут красным флагом. Я в нешуточной панике — неужели вторая группа бандитов подходит?
— Слушай, Барон! По-моему, пора делать...
Однако вижу, разведка бандитов вдруг забегала-засуетилась:
— Постой-ка, Барон... Ты видишь — то, что и я?
Уцелевшие из её числа, запрыгнули в седла, скачут нахлёстывая лошадей мимо села и вскоре — превратившись в чёрные точки, исчезают куда-то из поля зрения.
Из-за саней бандитского обоза выходят с поднятыми руками и что-то нам кричат. Двое из них махают какими-то белыми тряпками.
— Сдаются..., — как-то несколько разочарованно констатирует Мишка.
— Прекратить огонь, — командую, — отделение Афанасьева со мной, остальные на месте держат бандитов под прицелом!
Мишка-Барон удивлённо рассматривает меня — как будто в первый раз увидел:
— Не, генерал Яша, конечно — но тоже... Это где ты так воевать научился, Серафим? На курсах красных командиров — а, потом за два месяца на польском фронте, говоришь?! Ну, ну...
"Пять лет игры в тактический симулятор "Линия фронта"", — хотелось ответить.
— "Излишние знания преумножают печаль", Миша!
— Ну, тогда извини..., — понимающе качает головой.
По ранее пробитой тропке с Мишкой и отделением моих агентов переходим на другую сторону речки и идём вдоль высокого берега к мостику. Вдалеке вижу — из леса чёрной лентой-колонной выходит конница.
— Кажись, точно — наши, — говорю, вглядываясь.
— Кони у них заморены, подойдут не скоро, — как-то отрешённо буркнул Барон и шёпотом, — может, насчёт трофеев...?
— Миша, это мародёрство — можно раскрутиться на высшую меру наказания... Расстрел!
— Так, тебе бинокль не нужен, что ли? Это будет считаться не мародёрством — а взятием законного трофея.
Видя как я колеблюсь, этот змей-искуситель привёл ещё один убойный аргумент, показывая на приближающуюся ленту красной кавалерии:
— Не мы так другие трофеи к рукам приберут! Вместе с покойниками их добро не закопают, обдерут до исподнего... И где социальная справедливость тогда, спрашивается? Мы воюем, нам лбы дырявят — а пользуются чужие дяди? Ох, не поймут Вас наши агенты, товарищ заведующий оружием...
Поколебавшись несколько долгих секунд, я нехотя согласился:
— Ладно, Барон! Как пленные отойдут от обоза — пробегись по заваленным "фрагам" и собери "лут"...
— ЧЕГО?!
Думал, у него шары выпадут! В моменты особого волнения — а только что закончившийся бой без сомнения заставил меня "поволноваться", у меня нет-нет — да и выскакивают "словечки".
— Пошарь там в санях, говорю... Убитых тоже не забудь, а я посмотрю у пленных. Только, осторожно там — могут быть спрятавшемся под саням недобитки.
— Не боись, товарищ заведующий оружием — не в первый раз!
Подозрительно на него глянув, я погрозил пальцем:
— И, давай там без своих уркаганских штучек-дрючек! Понял меня?
— Так точно: понял!
Залихватски отдаёт честь и стоило мне на секунду отвлечься, вмиг куда-то исчезает.
— Всем перейти реку и построиться, — командую пленным со своего берега, — оружие оставить на месте. У кого найду хоть перочинный ножик — пристрелю на месте без предупреждения!
Большинство перепуганы до смерти, но попадаются и злые лица матёрых вояк — не сломленных духом и, ещё на что-то надеющихся.
— Раненных не забываем, православные!
Хожу, ору, потрясаю оружием... И, подчиняются!
Приказываю своим агентам обыскивать пленных и всё найденное, скидывать в общую кучу.
Тут ещё толпа крестьян из села набежала: орут, шумят, угрожают бандитам расправой.
— Что-то вы с утра такими смелыми не были, граждане мужики, — буром пру на них, — ну-ка отошли подальше от пленных — пока не арестовал всех, нах! Председатель, мать твою так — наведи порядок, или по трибуналу соскучился?!
Мои бойцы тоже шумят, матерятся и отпихивают прикладами от пленных, наиболее осмелевших сельчан.
Когда, все пленные оказались на нашей стороне речки, делаю отмашку всем своим — чтоб выходили из засады и шли сюда.
Вдруг, не заметил когда даже, со стороны мостка подъезжают трофейные сани под управлением Мишки:
— Тпру! Разрешите доложить, товарищ заведующий оружием: трёх тяжелораненых бандитов нашёл — своими брошенных... Куда их?
От окруживших сани крестьян последовало множество интересных предложений на этот счёт и, практически все они — сводились к утоплению бедолаг в ближайшей проруби. Некоторые "активисты", предлагали хоть счас показать — где именно это можно проделать.
Один из раненных лежал посередине безмолвно как бревно, укрытый с головой шинелями, второй — бородатый, несмотря на зимнею пору — в синей казачьей фуражке с красным околышем, нервно вертел головой и злобно скалил зубы. Третий же, самый молодой — возрастом мне ровесник, которого я влёт назвал "юнкером", повторял раз за разом:
— Мужики, мы же за вас! Мы, чтоб избавить вас — крестьян от жидов да коммунистов!
Его чуть из саней не вытащили и не порвали на лоскуты:
— А ты нас спросил, прежде чем "избавлять"? Советская власть строгая к мужику, но эта — НАША ВЛАСТЬ!!! А от вас дворянчиков, нам ничего не надо! Ни хорошего, ни плохого — хватит, покуражились над нами.
* * *
"Отношение русского народа к Советской власти — это как почитание каким-нибудь папуасом своего деревянного божка: ругает того за плохую охоту, но в тоже время — истово молится ему и приносит жертвы... И главное: зачастую жизнь готов отдать — защищая своего истукана от "папуасов" из другого племени".
Не сам придумал — читал где-то... Да, согласен: где-то — в чём-то, это действительно так!
Такое отношение новая власть внушила к себе не только массовыми расстрелами и внушениями каких-то фантастических идей — но и тем, что ее представители (по крайней мере в основной массе), в момент нечеловеческого напряжения всей нации не устраивали безобразных оргий, не вели роскошной жизни — как прежняя, имперская элита. Наоборот, они и много и деятельно работали и, первыми шли в бой под пули и на виселицы.
Любая гражданская война — это война двух идей.
Требуя от народа жертв и подвига, большевики призывали массы освободить весь трудовой народ мира от хищника-капитала и обещали создать такую жизнь — при которой не помещик и фабрикант, а они сами будут господами жизни. И поверившие, зараженные этими проповедниками людские массы — с энтузиазмом несли все тяготы военного коммунизма, с твердой верой, что в конечном результате принесенные жертвы будут не напрасны — а дадут начало нового, справедливого мироустройства.
Другая сторона не смогла предъявить народу никакой достойной идеи и проиграла... Так, кого винить?
Горе побеждённым!
* * *
Успокоив кое-как разошедшихся мужиков — добрым словом и заряженным револьвером, я приказал Мишке:
— Вези раненых в Сельсовет, пусть найдут фельдшера или кого ещё... Потом разберёмся! Проверь по пути тех убитых разведчиков — может из них, кто ещё жив.
Последнее, маловероятнее всего: по тому месту прошлась толпа крестьян с дубьём и, чтоб после них остаться живым — это надо быть жидким Терминатором и, просочиться сквозь Землю и донбасских шахтёров, в Америку.
— Понял, немедленно исполняю, — и, огрев плетью лошадь, — НО!!! Пшла подлая!
Минут через пятнадцать подошла колонна какой-то кавалерийской части Красной Армии на вусмерть заморенных лошадях. Уже знакомый мне комдив, удивлённо рассматривал место побоища, по-тараканьи шевеля заиндевевшими усами:
— А мы то, торопимся — весь день скачем вам на подмогу: думаю — порубили уже "в капусту" наших милиционеров. Ну, молодцы!
— Служу трудовому народу!
Докладываю: так и так — имеем двоих убитых, семерых легко— и четырёх тяжелораненных, уничтожили столько-столько бандитов, взяли в плен ещё столько. Небольшая группа — сабель в пять, успела скрыться вон в том-то направлении.
Решил воспользоваться добродушным настроением начальства:
— Разрешите обратиться, товарищ комдив?
— Разрешаю...
— Прошу наградить воспитанника Ульяновского отряда военизированной охраны, Гешефтмана Михаила Константиновича — метким огнём уничтожившего бандитского пулемётчика и тем обеспечивающего успех нашего Сводного отряда.
— Конечно, конечно, — оборачивается к кому-то и строго, — запиши этого... Как его?
— Гешефтман Михаил Константинович.
— Запиши в списки представленных к награждению в первую очередь.
* * *
Забегая вперёд скажу: ордена "Боевого Красного знамени" мы с Мишкой, конечно, не дождались — да и не рассчитывали наперёд на такую плюшку... Но "награда" всё равно нашла своего героя: уже летом, на Гешефтмана пришла из столицы почётная грамота от Реввоенсовета республики — подписанная... Его председателем и заодно — Наркомом по военным и морским делам, товарищем Троцким Львом Давидовичем!
Рисунок 44. Почетная грамота от РВСР РСФСР.
Ну, что оставалось делать?!
— Давай-ка мы с тобой её сожжём, Миша, во избежание, так сказать... А потом забудем и никому не скажем про существовании этой "награды".
Тот, недоумевает:
— Иногда, я тебя просто не понимаю, Серафим! Не понимаю логику твоих поступков...
— Иногда, я сам себя не понимаю, но поверь: придёт время и, ты мне — ещё спасибо скажешь.
Подумав недолго, соглашается:
— Насколько я тебя уже знаю — так и сбудется.
Засовывая Почётную грамоту от РВСР в печку, я добавил:
— И впредь поменьше выёживайся при посторонних своей сверхметкой стрельбой и прочими боевыми навыками: сыновья типографских рабочих, по определению — так стрелять не могут.
— Согласен! В следующий раз буду ждать — когда нас с тобой убьют, но происхождения не выдам.
Невольно улыбаюсь и, как породистому щенку загривок, треплю рукой его непослушные вихры:
— Не умничай, "происхожденец"...
Без сомнения самой лучшей наградой был почёт и уважение, возникшее ко мне у всех без исключения представителей "силовых структур" Ульяновска и волости, даже у пожарников:
— Если бы не товарищ Свешников, да Мишка-Барчук — нас бы всех казаки порубили, как пить дать!
— Ну, наливай тогда за их здоровье, стало быть...
И долго ещё в нашей местности пили за наше с Мишкой здоровье и, за здравие — свечки в Благовещенском Храме свечки ставили, по словам Отца Фёдора.
* * *
После того боя, за всеми последующими делами, хозяйственными хлопотами да заботами об раненных — про Мишку-Барона я совершенно забыл.
Переночевав, с утра после плотного завтрака выезжаем обратно в Ульяновск... Отдельно двое саней с раненными и местным фельдшером для ухода за ними в дороге, предпоследние сани с двумя нашими убитыми... И, наконец замыкает обоз лишние "трофейные" сани под управлением нашего героя-воспитанника.
Вот тогда я про Мишку вспомнил и после первого же привала, пересаживаюсь к нему:
— Ну и как там у нас с трофеями, Миша?
Вынимает из-за пазухи и протягивает мне бинокль:
— Не новый, кто б спорил — зато оригинальный цейсовский, а не венгерская подделка.
Видно невооружённым взглядом, что изделие интенсивно использовалось — кожаное покрытие потёрто, но в целом хорошего состояния. Читаю маркировку на пластинах: "Сarl Zeiss Jena. DF 6 х" — стало быть бинокль шестикратного увеличения. Серийный номер 657107... Конечно же не удержался, опробовал: оптика отличная, четкая, чистая. Привычной мне шкалы нет — видать, она появилась лишь на следующих поколениях этих оптических приборов.
— Молодец, Миша!
— Служу трудовому народу! — как обычно слегка придурковато, потом серьёзно, — пошарь в санях, товарищ заведующий оружием... Только осторожно, чтоб никто не видел.
— А кто здесь увидит, — бурчу, — разве твоя кобыла хвост задерёт и зыркнет "шоколадным глазом"...
Приподнимаю ворох какого-то шмутья, разгребаю слой соломы и вижу нечто до боли знакомое мне по многочисленным срачам на Форуме альтернативной истории.
Невольно вырвалось:
— "Худший из худших"!
— Да, — с готовностью согласился Мишка, — автоматическое ружьё "Шоша" — дерьмо на редкость полное...
Рисунок 45. 8-мм ручной пулемёт "Шоша", по официальной терминологии — "Ружьё-пулемёт CSRG".
Пулемёт оказался без патронов, без запасных обойм-магазинов — да к тому же с сильно повреждённой ствольной коробкой. Вот, почему бандиты перестали из него стрелять!
— Ну ты и Дерсу Узала, Миша, — восхищаюсь, рассматривая вмятину, после которой одна из трёх пуля отрикошетив от ствольной коробки, поразила пулемётчика.
— Так я ж не специально — в голову пулемётчика целил!
— Не... Беру свои слова обратно, — моя "мстя" за "генерала Яшу" будет ужасна, — до Дерсу Узала тебе — как до Пекина пешком, Мишка!
