На более длинные периоды ей уже не хватало дыхания.
— Он, его родовая магия и его кровь, — так же коротко отвечал Стен. — Тебе лучше знать, какое отношение род Монморанси-Лаваль имеет ко... всему этому. Если ты помнишь, Люциус — родня Жилю де Рэ.
— Следовательно, ты тоже?
Он неопределенно повел плечом.
— Вот пускай Малфой и разбирался бы, — буркнула Гермиона.
— Мерлин, Гермиона, иногда твоя тупость меня просто удивляет, — прошипел Стен. — Ты, случайно, не откроешь мне тайну: на ком сходятся вероятностные кривые в твоей гениальной игре?
— И ты собираешься туда идти? Прямо ему в лапы? — она вскочила и подошла вплотную к Стену. — Кто угодно — только не ты!
— Кто угодно не знает, что нужно делать, как и когда, — жестко ответил Стен. — Кто угодно вообще не станет этого делать. Или сгинет — сам собой, потому что, если ты сама еще не поняла, система самоочищается от некоторых видов магии. Я надеюсь на родовую магию Малфоев, которая уже сталкивалась с этой... функцией. Возможно даже, именно с этим ее воплощением.
— Прелати?
Стен кивнул.
Гермиона отошла от него и снова упала в кресло.
— Стен, ты не понимаешь, — истерические нотки в ее голосе звучали все более явственно. — Ты ангел. Скорее всего, это именно ты.
Гермиона понимала, что Стену ее слова наверняка покажутся чушью — она же не рассказала ему о том, кто такие ангелы. Она краем сознания попыталась представить, какой поток яда Смотрицки обрушит на нее за такое сентиментальное сопоставление. Но сейчас она сама плохо понимала, что говорит. Сознание почему-то поплыло. Язык начал заплетаться. Неужели можно было опьянеть от одного бокала хереса? Троллев Стен, она же предупреждала, что вино на нее плохо влияет... Гермиона изо всех сил постаралась сосредоточиться.
— Ангел. Инфорационный агент, нарушающий смысловую стабильность семантической системы. Ты сам говорил в "Придире"... — она почувствовала, что теряет нить рассуждений, и потрусила головой. — Они этого и хотят — заполучить ангела. Это условия игры. Если их выполнить, игра окончена. Выиграна. Нет, проиграна. Нет...
Стен внимательно посмотрел на нее и кивнул — можно было подумать, что происходящее его вполне удовлетворяет.
— Ты был к этому готов? — несколько ошеломленно спросила Гермиона. — Ты знал, что можешь оказаться ангелом?
С минуту он просто молча смотрел на нее. Гермиона постаралась сосредоточиться на его глазах, поблескивающих в полумраке. Какое-то время у нее это получалось. Наконец, он сухо произнес:
— Я не был готов к тому, что ангелом можешь оказаться ты.
Он отошел к окну. Гермиона повернула голову, перед глазами снова поплыло.
— Мерлин, как же это... по-идиотски, — донесся до нее его приглушенный шелест. — Ведь так просто...
Он невесело засмеялся.
Гермиона снова открыла рот.
— Я? Но тогда я пойду и...
— О, только давай без героизма, — ядовито прошипел Стен. — Дай возможность и другим хоть иногда принимать решение — вдруг у них получится не хуже, чем у тебя. Или ты этого не допускаешь?
Гермиона подперла руками отяжелевшую голову. Истерическое возбуждение странным образом сменилось отупением. Она из последних силы пыталась понять логику происходящего.
— Ты пытаешься переломить мой сценарий? — спросила она.
— Нет, — резко ответил он. — Я пытаюсь хоть как-то контролировать свой. Это единственное, что каждый из нас может сделать — попробовать справиться с собственной жизнью.
Тебе стоит прислушаться к этим словам, девочка моя, — отстраненно подумала Гермиона. Послушайте Стена, мисс Грейнджер, и поступите наоборот... Она попыталась снова сосредоточиться на шелестящем словно издалека голосе.
— Каждый шаг требует выбора. И это единственное, что удерживает нас на поверхности. Выбор — это то, что преодолевает абсурд. Заставляет нас преодолевать его... Ты еще слышишь меня? — ровно, не повышая голоса.
Гермиона автоматически кивнула. В том, что говорил Стен, был смысл. Гермиона подозревала, что поняла бы его лучше, если бы каждая попытка напрячь тело или разум не отдавались звоном в ушах — пока чуть слышным, но довольно тревожным. Действительно, как сделать выбор, если паришь в пустоте, и ни одна бинарность не имеет смысла? Если находишься за границей боли, страха, здравого смысла, самой жизни? Необходимость выбора — это необходимость найти то, что хотя бы на миг даст опору. Станет точкой отсчета. Неподвижной точкой. Абсолютной. Как место крепления маятника Фуко. Хотя бы на миг...
Стен какое-то время беспокойно мерил шагами комнату и, наконец, остановился перед Гермионой. Он присел и внимательно посмотрел ей в глаза. Его лицо показалось ей расплывчатым бледным пятном, а голос, почему-то, прозвучал внутри ее собственной черепной коробки — и он был совсем не похож на голос Стена Смотрицки. Этот голос напоминал ей о чем-то... Нет, не вспомнить уже. Неважно...
— Ты знаешь, где находится тайная комната?
Она медленно кивнула, сомневаясь в том, что этот жест имеет смысл.
— Ты помнишь, для чего она была создана?
Она снова кивнула.
Стен коснулся кончиками пальцев ее лица, убрал за ухо прядь, осторожно погладил по щеке.
— Отдыхай, — прошептал он. — У тебя был тяжелый день. Ложись спать — не жди меня. Я буду поздно.
Она слышала, как стихли его шаги, но почему-то не могла пошевелиться. И вдруг через сплошной туман и гул совершенно ясно прорезалась догадка: вино. То есть не вино — успокоительное зелье. Троллев Стен! Алкоголь усиливает эффект успокоительного, вызывая заторможенность и сонливость. Заторможенность налицо. Значит, скоро потянет в сон. Как? Когда успел? Она же видела, как он наливал вино в бокалы, и потом не выпускала свой бокал из поля зрения. Почти. Ловкость рук, тролль его за ногу... И, разумеется, херес. Дубовая кора маскирует вкус и запах успокоительного. А в коньяке, в свою очередь, слишком высокое содержание спирта — это просто опасно. Так что, выбор очевиден — херес или мадера. Заморочил, значит, ей голову молодыми орешками, а сам...
С какой целью? На какое-то время вывести ее из игры? Что задумал Стен Смотрицки? И какое место в его игре отведено Гермионе Грейнджер?
Голова наливалась тяжестью. Мысли путались. Но Гермиона из последних сил сражалась с беспамятством. Пока она поняла только одно: магглорожденная ведьма в очередной раз помогла добраться до темного мага. Она-то думала, речь о Снейпе. В какой-то момент — когда вынимала из хранилища мизерикорды — подумала даже, что о Малфое. Прелати поддерживал в ней эту иллюзию изо всех сил. Но после их виртуальной встречи в Тупике Прядильщиков она уже догадывалась, что на самом деле ему нужен Смотрицки. Вот куда и к кому она должна была привести эту инквизицию наших дней. И будь она проклята — она сделала это. Прелати получит свой палимпсест. В натуральном виде. Мерлин, Стен — это же и есть палимпсест. Во всех возможных смыслах. Полукровка. Получеловек-полуперсонаж. Причем персонаж, воссозданный по текстам, составленный из других жизней — настоящих и вымышленных. Шелудивый ублюдок, цепляющийся за иллюзию, чтобы не опрокинуться в дикость. Нет, в данном случае — в абсурд. Нет, просто в небытие. Она-то думала, что это Малфой о ней говорил. Нет, не о ней. О нем.
А каковы истинные цели Прелати? Он, кажется, намекал на то, что темный маг нужен инквизиции совсем не для того, чтобы его уничтожить — это удел магглорожденных ведьм. Но что тогда Прелати может быть нужно от Смотрицки? Или Смотрицки от Прелати?
Вопросы без ответов. И никакой гарантии, что она когда-нибудь узнает эти ответы.
Зато она получила амнистию. По крайней мере — отсрочку приговора. Фактически, она же передала палимпсест Прелати.
Гермиона устала от борьбы с собственным телом, от попыток думать, когда мысли разбегаются и туманятся. А тут еще сонливость... Да, точно успокоительное зелье с алкоголем... Черт бы тебя побрал, Стен Смотрицки. Дай срок, доберусь до тебя. Такой коктейль намешаю — своих не узнаешь... Она не помнила, как добралась до спальни — ей почудилось, что она оказалась там, даже не пошевелившись. Может, магия дома? Едва коснувшись головой подушки, она уснула.
Гермионе показалось, что спала она совсем ненадолго — только и успела, что глаза закрыть, — когда кровать вдруг качнулась и по ее руке от плеча к кисти скользнула прохладная ладонь. Гермиона, еще не проснувшись, удивилась — ладонь показалась ей до странности мягкой. Она вздрогнула, просыпаясь окончательно, открыла глаза и хотела уже повернуться, чтобы посмотреть на человека, лежащего рядом. Но он прижался к ее спине и зарылся лицом в волосы.
— Стен?
— Я.
Гермиона улыбнулась. Она ни с чем не спутает это теплое присутствие. Ей даже не нужно видеть его лица.
— Цел?
— Вполне. Спи.
Она послушно закрыла глаза, чувствуя неимоверное облегчение. Никакой злости. Даже следа досады... Подробности она получит завтра. Она не отстанет... Тут Гермиона, видимо, снова соскользнула в сон — ей почудился едва уловимый аромат разогретой степи и морского ветра. Она вздрогнула и открыла глаза.
— Который час? — встревожено спросила она.
— Около трех, — прошептал он.
Гермиона вздохнула и снова расслабилась. Значит, все-таки уснула. Она почувствовала, как он отстранился.
— Останешься со мной? — спросила она, снова напрягшись.
— Если позволишь.
До ее слуха донесся шелест сбрасываемой одежды. Она улыбнулась в подушку.
— Да. Иди сюда.
Он снова лег, и она покрепче прижалась спиной к его груди. Она парила где-то между сном и явью, осознавала это, и ей нравилось это состояние. Это и есть самый настоящий мир грез, — подумала она. Мир, в котором можно все — делать, что хочешь, болтать, что вздумается... Странно, почему быть собой так легко только в мире грез?
— Запорола я эту игру, да? — сонно пробормотала она.
— Жалеешь? — прошептал он. — Сделаешь новую.
— Не-ет. Брошу я это дело...
— Не стоит. У тебя хорошо получается.
— Хорошо, — согласилась она и снова подумала, что ей все это снится — откуда Стену знать, как у нее получаются игровые сценарии? — Я напишу другую игру вместо этой.
— Какую?
— Тебе действительно интересно?
Она почувствовала, как он кивнул.
— Хорошо. Слушай. Крошечная игровая вселенная, расположенная в далекой-далекой галактике, — Гермиона с улыбкой подумала, что это похоже на сказку на ночь. — Всего два персонажа. Назовем их... День и Ночь. Неважно, кто кем окажется — потому что они все время будут меняться местами. И еще они будут постоянно воевать — какая же это игра, если в ней нет хорошей танковой атаки? — она тихонько засмеялась. — Но каждая битва будет заканчиваться бурным примирением. Никто из них не сможет жить один. Да и не захочет. Это будет слишком маленький мир, чтобы им рисковать.
— Маленький? — переспросил он.
— Не шире двуспальной кровати.
— Ты учтешь мое пожелание? — прошептал он ей на ухо.
— Смотря какое, — хихикнув от щекотки, ответила Гермиона.
— Мне все равно, как их буду звать. Кто из них будет день, а кто — ночь, кто верх, а кто низ, кто темный, кто светлый. Но женщиной должна быть ты.
— Хорошо, — ответила она. — Я запомню.
Глава 32
Наверное, по утрам хозяин этого дома превращается в сказочное чудовище, — думала Гермиона, выбираясь из кровати. Она снова встретила утро одна — на сей раз это ее расстроило. Она проснулась рано. А вчера рассказала ему на ночь сказку. Она имела право узнать, как прошла встреча с Прелати, едва разлепив глаза — вместо "доброго утра". Быстро приведя себя в порядок, Гермиона кинулась на поиски Стена. И едва не разревелась от досады, когда поняла, что в доме кроме нее никого нет.
С трудом подавляя желание расколотить пару фарфоровых чашек, а лучше лишить библиотеку Смотрицки нескольких особо ценных изданий, Гермиона подошла к входной двери и приложила к ней руку. Она представила свою квартиру и приготовилась к перемещению. Но ничего не произошло. Она попробовала еще раз. С тем же успехом. Тогда она подергала ручку, перебрала с десяток заклятий, в конце концов, просто пнула дверь ногой. Без всякого эффекта.
Гермиона покинула прихожую с отвратительным чувством побитой и выброшенной собаки. Она стояла посреди гостиной, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Он не просто сбежал. Он закрыл ее тут. Распорядился по-хозяйски и даже не счел нужным объясниться. Она осмотрелась в поисках хоть чего-нибудь, что помогло бы ей... на чем хотя бы зло можно было выместить. На столике у камина лежала знакомая салфетка. Гермиона знала, что под ней — завтрак. Позаботился, значит... Она почувствовала, как в душе поднимается волна нехорошего удовлетворения. Сейчас она размажет этот его завтрак... Гермиона сбросила салфетку, из-под которой сразу же показались тарелки, чашка, кофейник. Она не стала рассматривать, что там за снедь. Просто схватила чашку с намерением швырнуть ее... например, в окно. Интересно, заколдованные стекла легко восстановить? Небось, "репаро" не поможет... Но чашка не далась — она была словно приклеена к поверхности стола. Точно так же не поддалась тарелка. Кофейник. Гермиона громко выругалась. Пошвыряться тостами? Или они тоже приклеены к блюду? Впрочем, их все-таки лучше съесть. Она схватила тост с тарелки и, отломив чуть не половину, затолкала в рот.
Потом подошла к окну и принялась, как в первое свою утро в этом доме, ощупывать раму. Потрогала стекло. Может, и правда разбить? Тут ее взгляд привлек кусочек пергамента, лежащий на подоконнике. Рядом она увидела перо. Знакомое. Гермиона взяла его в руки и с удивлением признала в нем то самое перо, которое нашла когда-то в спальне Снейпа в числе прочего хлама. Во всяком случае, очень похоже. Такое же засаленное, потрепанное и вымазанное в чернилах. Гермиона осмотрелась, но чернильницы поблизости не увидела. Тем не менее, на пергаменте писали. Гермиона развернула его и разгладила на подоконнике.
Грейнджер, не вздумай высовывать отсюда нос. Все, что ты должна была сделать — ты сделала. За что тебе большое человеческое спасибо. Ты хотела купить этот дом — он останется тебе. То есть он уже твой — в любом случае. Подумай об этом, прежде чем превращать его в руины только из-за того, что тебе не дали совершить очередную глупость. Дверь откроется, когда придет время.
С.
Гермиона тупо смотрела в пергамент. Под подписью стояла клякса — Стен хотел приписать что-то еще, но почему-то не стал. И кляксу не удалил. И бросил письмо, где писал — а не положил на столик, где она нашла бы его сразу. И писал почему-то на подоконнике, а не за столом в кабинете... Спешил? Впрочем, чернильницу убрать успел. Не в карман же он ее сунул. А вот перо бросил. Гермиона снова взяла в руки перо. Чернила казались давно засохшими. Может, другое перо? Гермиона автоматически провела пером по пергаменту и изумленно уставилась на неровную линию. Перо писало. Несмотря на свой ужасный вид — писало тонко. Заколдовано? Гермиона перевернула пергамент и написала несколько слов. Действительно, перо прекрасно писало, не требуя чернил. И было кое-что еще, от чего у Гермионы задрожали пальцы. Она не узнала собственного почерка. То есть почерк был похож — тоже округлый, та же манера не соединять буквы внутри слова, так же трудно отличить "н" от "к", но... чужой. Она перевернула пергамент и снова уставилась на записку Стена. Определенно, это его почерк. Этим почерком были написаны его письма. Этим почерком сделаны записи в веленовой тетради... Она автоматически крутила в пальцах перо. Значит, заколдовано. Не только пишет без чернил, но и скрывает авторство. Неудивительно, что она не выявила чар изменения почерка, когда проверяла палимпсест. Чар-то не было. А то, что записи сделаны заколдованным пером, без особых довольно сложных чар не определить. Значит, он забрал перо из дома в Тупике Прядильщиков. А она не обратила внимания — разумеется, кто станет оплакивать пропажу старого засаленного пера?
