— Это я тебе потом расскажу, когда подрастешь. Так вот, брось ты свой бзик насчет усиков. Темными они у тебя быть не могут, все-таки ты блондинка и вообще это у тебя возрастное. Пойми, выщипывание практически ничем не отличается от бритья, от него волосы точно так же со временем станут жестче. А легкий пух у девушки должен быть. Нет пуха — любой догадается, что выщипываешь. Так что только крем для остановки роста. Вот, смотри, — Макс взял с тумбочки планшет — вот, фоткаем твою руку, увеличиваем фотку, видишь какая красивая ручка. А теперь убираем весь пушок. Вот, сравнивай. Раздражения на коже нет, но все равно она стала менее аппетитной.
— Мааакс? Ну откуда ты про усики знаешь? Я про них вообще никому не говорила. Все-таки ты за мной подсматривал?
— Нет, клянусь. Все в тот день было, ну, когда я с фотографиями над вами шутил. Могу видеозапись показать. Хочешь?
— Это как в телевизоре?
— Это круче. Изображение объемное.
— Ну тогда давай. Никогда себя в телевизоре не видела.
— Сейчас. Вот ваш файл за тот день. Поехали.
Часть обстановки комнаты исчезла, заслоненная собравшимися работниками лаборатории и Сырцовым.
— Так, проматываем... Это вы по коридору идете... дальше... это Сырцов вас допрашивает... дальше... Вот он фотографии нашел, вот, стоп... посмотри на Зинкино лицо, когда Сырцов фотографию начал доставать. Глаза закрыла, испугалась, что на фотке вы а-ля натурель.
Ленка прыснула.
— Честное слово, ну не ожидал я, что, когда вы фотки обнаружите, кто-то еще в комнате будет и эти фотки начнет доставать из конверта, причем так медленно. Так, давай дальше перемотаем. Вот, Сырцов ушел, вот... нет, надо немного назад, это вы уже начали скрытые фотографии искать.
— Оставь пожалуйста, дай посмотреть.
— Ну смотри. Вот тут на планшете в углу будет то, что кто-то из вас увидит на фотке. Ну, то есть именно скрытая фотография. Держи планшет, будешь сама изображением управлять. Вот так пальцем можешь крутить, с какой стороны на вас смотреть. Тут пауза, тут вперед-назад по времени. Можно просто по линейке тапнуть на нужное время.
Целую минуту Ленка смотрела и слушала, просто улыбаясь, но потом начала громко смеяться. Смеялась она и над Зинкой, и над Юлькой. Но когда запись дошла до ее собственных опытов, смех перешел в бульканье, Ленка остановила запись и, трясясь и задыхаясь от смеха, чуть не сползла с кровати. Макс, столько времени ненавидевший эту свою шутку, тоже улыбнулся. Ленка, отсмеявшись, поцеловала Макса и продолжила просмотр. Макс лежал и счастливо смотрел на смеющуюся Ленку. Когда запись дошла до прихода Сидорова-три, Ленка остановила ее.
— Ой, Макс, я так давно не смеялась. Не то что давно, а просто никогда так не смеялась. И что, ты у меня за это прощения просил?
— Но вы же сами, там дальше, меня за эти фотографии поносили.
— Да? Но мы то думали... Во всяком случае я думала, что на тех скрытых фотках, которые Зинка с Юлькой обнаружили, что мы не совсем одеты, вернее совсем не одеты. А сейчас я посмотрела — все фотки, которые скрытые, приличные.
— Ну, к сожалению, не все. Я Зинке в самом начале одну неприличную показал. Но только один раз и только ей.
— Точно. Зинка сказала, что мы там все голые. Ну тогда покажи ее мне.
Макс вывел фотографию на планшет. Ленка взглянула и рассмеялась. На фотографии Эдик стоял на четвереньках, изображая лошадь, а на спине у него восседали трое смеющихся девушек, спереди Ленка натягивала веревочную уздечку, зажатую у Эдика во рту, а сзади Зинка хлестала ладошкой по лошадиному крупу.
— Ну и что тут неприличного? Это точно та фотка? Разве мы тут голые? Ты в плавках, мы в купальниках. Это же еще в первый день мы на тебе катались.
— Ну, не знаю. Как по мне, очень фривольная фотка. Зинка вон, меня по заднице шлепает.
— Но ведь не голые? А Зинка сказала, что мы там голые.
— Да ничего она такого не говорила. Сейчас найду, смотри сама.
На записи Зинка произнесла: " Я вот как-то так повернула и никаких парусов, никаких платьев. И сосны на заднем плане, а не море". Макс остановил запись.
— Без платьев ведь не значит, что вообще без всего?
— Вот черт! А я подумала — без всего. И Юлька, наверное, тоже. А что там на пленке было, которую мы у тебя в квартире нашли?
— Да ничего. Вы же не стали с этой пленки фотки печатать. А напечатали бы — увидели бы, что там везде стоят три статуи из Эрмитажа, только в разных ракурсах.
— Ой, Макс... Скажи, а мы тебя сильно ругали? Ну скажи, а то я не помню.
— Сильно. Сама можешь потом посмотреть. Но все равно, во всем только я виноват. В двух словах не расскажешь, но я попробую. Понимаешь, я слишком быстро начал у вас прогресс двигать, и все завязал на вашем институте и заводе. Уже круги в стоячей воде пошли, мне надо было исчезнуть. Могла комиссия нагрянуть — откуда этот завод взялся, откуда оборудование, откуда сырье, кто разрешил, кто строил... А там много на меня завязано было. Ну надо было мне удирать. Случилось бы расследование, узнали бы, с кем я общался, вышли бы на вас. Не устояли бы вы против советских органов, рассказали бы все, что знаете и даже чего не знаете. Именно поэтому я вам ничего и не сказал, когда смывался. Я за вас боялся. Но повезло, все устроилось, никакая комиссия не приехала и уже не приедет. Но во всем везти не может — попались Вы Брежневу и начались усиленные поиски пропавшего Эдика. И опять я не мог вам весточку подать, следователь попался уж слишком дотошный. А сейчас пропажа нашлась, следствие закрыто и вот, я вернулся.
— Макс, а чего ты так сложно все устроил? Нападение, исчезновение... Ты же, наверное, мог сделать как-то по-другому — ну, например, машина тебя сбила насмерть?
— Насмерть... Вы при просто пропаже так надо мной плакали, а что бы было, если бы меня мертвого нашли? Да после такого ты меня вчера вообще прибила бы.
— Так ты сразу планировал когда-нибудь ко мне вернуться?
— Ну конечно.
Ленка улыбнулась.
— А где мой завтрак в постель? Я так проголодалась за эту ночь, слона готова съесть. И съела бы, если не боялась бы потолстеть. У тебя какие-нибудь лекарства от потолстения есть?
— Конечно есть. Только если ты съешь слона, то не успеешь их принять.
— Почему?
— Потому что лопнешь при поедании уже первой слоновьей ноги. Ладно, я пошел охотиться на слона. Не скучай, я быстро.
— А я пока еще раз посмотрю твой розыгрыш, — потянулась Ленка к планшету.
Макс вышел из комнаты, прикидывая, что приготовить Ленке и себе на завтрак, достал из синтезатора поднос с заказом и вернулся в спальню. Ленка смотрела запись, но не смеялась, а сидела на кровати с каменным лицом. "Я просто их перепутала" — донесся до Макса голос голографической Ленки. Ленка на кровати заметила Макса и попыталась остановить воспроизведение. "А во-вторых, даже если вы и правы, это совсем другое дело, когда девушка с двумя парнями, тем более с такими" — успела сказать голографическая Ленка, прежде чем замереть.
Ленка уткнулась в подушку и зарыдала. Макс поставил поднос, посмотрел на Ленку-голограмму, усмехнулся и сел на кровать. Погладил рыдающую Ленку по голове.
— Ну что ты, котенок, ну что с тобой?
— Ты это слышал еще тогда? Ну зачем ты нас подслушивал? Зачем? У меня ничего с теми парнями не было! И не напилась я совсем! Это всё Зинка с Юлькой меня вечно подкалывали, что я недотрога и всегда им вечеринки порчу, а в тот вечер я и подтвердила, что все было, чтобы отстали. А ты подслушал и, наверное, такого себе нафантазировал! А у меня ничего с ними не было, я просто с ними договорилась, чтобы Зинку с Юлькой... ну... это...
— Разыграть?
— Да! Нет... Чтобы они... чтобы...
— Лен, ну какая же ты молодая и глупенькая. Ну обманула, ну приукрасила, ну наврала им. Ну что такого? Я-то знаю, что я у тебя первый.
— Это ты сейчас знаешь — всхлипывала Ленка, а тогда? Ты же мог подумать, что я шлюха какая-то и никогда, никогда ко мне не вернуться. Ну зачем, зачем ты подслушивал?
— Ну успокойся, Лен. Мне, по большому счету, безразлично, что там у тебя было до меня. Ну ты сама посуди, ты что, именно меня должна была ждать? А если бы я выбрал какой-нибудь другой город, и мы никогда не встретились бы? Ты что, должна была бы ждать неизвестно кого, всю свою жизнь? Это что, все девушки с которыми я встречался, должны были именно меня ждать? Или все девушки мира? Да если бы такое было бы возможно, человечество бы вымерло. Ну представь — сидят пенсионерки на лавочках и спрашивают друг друга — "Где же наш Макс, почему он не едет к нам на белой лошадке? Не разыгралась ли у него подагра или совсем старенький стал, на коня ужо залезть не может?"
Ленка, очевидно, представила и рыдания притихли.
— Безразлично... А Зинка с Юлькой? Ты ко мне первой пришел, потому что подслушал, какие они оторвы? Да? Потому что они с половиной города перетрахались? Вот скажи, почему ты ко мне первой вернулся? Только честно.
Ленка перевернулась на спину и стала смотреть Максу в глаза. Макс задумался.
— Честно говоря, я не знаю. Не к Юльке — потому что у нас с ней вообще ничего не было, так, только общая симпатия и взаимное влечение. А почему не к Зинке — может сердце приказало, может еще что. Мне число ее любовников, которые до меня были, тоже до лампочки. Да, немного обидно, что их было много, но обидно лишь самую малость. Потому что они, как по мне, не привнесли в Зинку ни капли вульгарности или распущенности. Я ведь два месяца среди вас провел, ничего такого в ней не заметил. И не разглядели ее прежние в ней ничего хорошего, иначе так быстро не расставались бы. А к тебе первой вернулся может потому, что Зинка больше всех вас на меня обозлилась, а ты меня даже немного защищала.
— Это когда я тебя защищала?
— Ну, когда вы у меня дома мандарины ели, а Зинка хотела шкурки в холодильник засунуть. Кстати, мандаринку не хочешь? Я завтрак принес, но он уже остыл, придется снова готовить.
— А что, есть мандарины?
— В этом доме все есть.
Макс взял с подноса вазочку с мандаринами и поставил Ленке на живот.
— Лопай давай. Уже чищеные. А я пойду остывший завтрак заменю.
— Подожди Макс. Я хочу тебе сказать насчет Зинки с Юлькой. Я, конечно, не так давно с ними дружу, как они между собой, но думаю, что врут они всё про свои победы на любовном фронте. Я однажды подслушала разговор парней про них. Парни говорили, что Зинка неприступная как скала. Мол, предупреждали их, что Зинка всех динамит, они не поверили, но получилось так, как предупреждали. Спор у них был на нее, и никто не выиграл. Говорили, что ее подруга, то есть Юлька, почти такая же. Говорили, что Зинка целуется только в большой компании, а как наедине с кем-то останется, все, закончились поцелуи. А за неделю до этого Юлька с Зинкой при мне трепались друг дружке, и с кем из них было, и сколько раз, и что потом даже целую неделю с ними встречались. А я, когда парней подслушала, не стала Юльку с Зинкой разоблачать. Разоблачишь — удовольствие на день, а так — слушаешь их и каждый раз весело. Зинка очень любит меня про второго поучать, а я вот ни капельки не удивлюсь, если у нее никакого второго не было, а был только бывший муж и кто-то третий.
— Макс усмехнулся.
— Третий это типа я?
— А у тебя с ней было?
— Было, конечно.
Ленка вздохнула.
— А я надеялась, что все-таки врет Зинка. Видела, что между вами все очень серьезно и все равно надеялась.
— Ну теперь у меня и с тобой все серьезно.
— Макс, а у тебя много было девушек, с которыми у тебя было "серьезно"?
— Ну, смотря что понимать под словом "серьезно". Лично для меня "серьезно" это не просто секс, но и желание быть вместе долго-долго. Но в любом случае — много. Кого-то я уже забыл, а о ком-то иногда взгрустнется, хотя прошло уже несколько десятилетий, как мы расстались.
— Десятилетий? А сколько же тебе тогда лет?
— Ну это как посмотреть. Родился я, вообще-то, в 1960-м. Так что, если просто по календарю считать, сейчас я чуток моложе тебя, просто выгляжу чуток старше. Ну а если смотреть с той стороны, сколько я на белом свете прожил, то я старше твоих родителей. Так что на серьезные романы времени у меня было предостаточно.
Ленка недоверчиво посмотрела на Макса.
— Да, мне уже 57.
— Ну ни фига себе... А дети у тебя есть?
— Нет. Может где-то и есть, но мне об этом ничего неизвестно. По молодости лет не случилось, потом я стал осторожнее, ну а потом как-то поздно стало детей заводить. А потом и серьезные романы перестали случаться, так, только встречи.
— И сейчас поздно?
— Сейчас уже не поздно, сейчас еще рано.
— Почему рано?
— Потому что я еще не переделал этот мир, в нем еще очень много проблем. Проблемы с жильем, проблемы с детскими садиками, проблемы со школами, проблемы с преступностью, проблемы с органами, которые должны детей от этой преступности защищать, проблемы с вашим комсомолом, добровольно-обязательным, проблемы с партией, которая вырождается в касту жрецов. Даже с законами проблема. Не хочу, чтобы мои дети жили в таком проблемном мире. Переделаю как надо, тогда посмотрим.
— "Не хочу" — передразнила Ленка. — Ты, Макс, законченный эгоист. Вот, например, ты меня спросил, хочу ли я от тебя детей? Пусть ты сто раз прав, но ты меня спросил?
Макс улыбнулся.
— Ну хорошо, спрашиваю. А ты хочешь от меня детей? Не прямо сейчас, конечно, но всего через девять месяцев?
— Представь себе, хочу.
— Лен, ну ты чего? Ты только в институт поступила. Как ты учиться будешь? Маленький ребенок — это куча проблем. Просыпаться по ночам, менять памперсы...
— Чего менять?
— Неважно. Пеленки такие одноразовые, из будущего. Конечно, при моих возможностях все это, наверное, будет гораздо проще, чем у других родителей, но все равно, кормить ребенка грудью тебе придется самой, ну еще что-нибудь найдется только самой делать.
— Справлюсь как-нибудь. В институте возьму академку, да и зачем теперь мне этот институт? Чему я там выучусь? Ты вот здесь прогрессорствуешь, значит знания наши изрядно устарели. Зачем учить то, что устарело? А ребеночек... Вот будет он у тебя, может ты и забудешь даже думать о новых серьезных романах. Хочу быть у тебя единственной.
— Понятно. Но меня, наверное, уже не переделать. Да и рассчитываешь ты вперед лет всего на шестьдесят. А представь, что будет лет через сто, через двести, через триста? Я буду такой же молодой как сейчас, ты тоже, ребенок наш вырастет, сам женится. Придется тебе рожать детей как минимум раз в каждые двадцать лет. Не надоест однажды? И потом, чтобы любить лет двести, надо укрыться от всего остального мира — не ходить по улицам, ни с кем не разговаривать, не смотреть ни фильмов, ни сериалов, не смотреть ни новости, ни шоу. Ты вот уверена, что лет через десять ты не встретишь кого-нибудь лучше, чем я?
— Уверена.
— А вот я не уверен. Ты вот веришь в коммунизм, который вы строите?
— Не верю, конечно. Нет, конечно мы его когда-нибудь построим, но не скоро.
