— Красивое украшение, тебе очень, очень к лицу, — Дени судорожно придумывал, что бы такое сделать, чтобы Камина не кинулась будить своего командира.
— Мне дал его господин Диеро, — продолжала эльфийка, и ее голос дрогнул на имени командира. — Как оказалось, очень полезная вещь — отгоняет, скажем так, не совсем запланированный сон.
У Дени даже ушки порозовели от смущения.
— Я тут прогуляться решил, ну, там к Олли забежать, Лею проведать... И Таррий тоже со мной.
Таррий дрогнул под немигающим взглядом розовато-серых глаз и весь словно сжался в ожидании проснувшегося и злого, как демон, Хранителя.
— И Ваш Хранитель, конечно же, идет с Вами? — розоволосая женщина прищурилась и склонилась над принцем.
— Теоретически да, ведь Ксан всегда в моем сердце, — Дени сверкнул улыбкой и сиганул по коридору. Вернее, ему так показалось, потому как заплетающиеся ноги создавали иллюзию невероятной скорости. Крутанувшись юлой, Дени свалился на пол прямо перед застывшей Каминой.
— Троллья ляха, я шикарен!
Женщина отвела взгляд, сжала трясущиеся от смеха губы, но не удержалась, прыснув от смеха.
— Хорошо, мой Господин, раз командир всегда с вами, то и беспокоиться не о чем. — розоволосая подала руку поднимающемуся Дениэлю.
— А? — Дени с силой прижал руки к животу и осторожно поднялся, стараясь не потревожить швы.
Но Камина мгновенно уловила и невероятную бледность ребенка, и то, как он сжимает свои раны и замирает на миг, пытаясь справиться с болью.
— Обопритесь на меня, Господин, я помогу Вам дойти до покоев Вашего брата.
Дени с подозрением покосился на молодую женщину, но от помощи не отказался.
— И ты не доложишь Ксандриэлю? — поверить в то, что Камина ослушается приказа, Дени не мог.
— Не вижу необходимости, — твердо ответила та.
— Хм, — с сомнением протянул Дени.
Чтобы Камина, да пошла против приказа Тени? Быть такого не может! Значит, это Ксандр разрешил ей сопроводить маленького принца. Но как Диеро узнал — первое, что сделает эльфенок — это вновь сбежит от него?
Времени на раздумья не было, и Дени, практически повиснув на Хранительнице, в сопровождении Таррия и пары десятков сероглазых эльфов двинулся в покои своего брата.
Мрачная и безликая — вот те слова, которые пришли на ум Дени, когда они переступили порог безразмерных покоев Олливандра, старшего и наследного принца Комподжоу. Дени замялся у входа, не понимая в полумраке, где же сам Олли.
'Разве здесь может хоть кто-то жить, да еще и не один десяток лет?'
Ни милых сердцу мелочей, ни тепла, ни уюта. Огромная кровать из темного дерева с тяжелым балдахином и массивной спинкой больше походила на клетку, а два овальных крошечных окна, которые были бы уместны в средневековом замке, но никак не в роскошном дворце, практически не пропускали свет. Темно-зеленые портьеры и удушающий желтый оттенок стен давили на психику. Дени тут же захотелось раскрасить комнату в светлые тона, а еще лучше — схватить брата и бежать, бежать отсюда как можно быстрее. Единственное, что привлекало внимание, — это низкий широкий диван в восточном стиле, стоявший в дальнем углу и резко отличающийся от всего окружения.
Диван был обтянут атласными тканями с пестрым орнаментом, и на нем было разбросано столько подушек разнообразных форм и расцветок, что у Дени зарябило в глазах. Большие и маленькие, круглые и квадратные, с искусной вышивкой или гладкие однотонные — все они были украшены шерстяными кистями и будто приглашали прилечь и насладиться удобством. У Дени, словно сговорясь, разом заболели все раны, — от зашитого живота до полопавшихся капилляров на глазах. Низкий диван так и манил нырнуть рыбкой в его объятья.
Дени подошел поближе, чтобы рассмотреть эту красоту, когда внезапно цветастое море подушек зашевелилась, и бледная рука схватила эльфенка за ногу.
— Ой-ёй, — Дени втянул в себя воздух, от резкого движения швы натянулись, но ребенок заставил себя плотно сжать губы. Это ведь всего лишь Олли, забившийся в горы подушек.
— Лея, — сонно протянул старший принц, прижавшись щекой к ногам Предрассветного. — Побудь со мной, я скоро усну, честно-честно.
У Дени на глаза навернулись слезы — синяки брата, замаскированные для торжества, показались теперь во всем великолепии. Светло-русые, почти золотистые, клочки волос местами были просто выдраны. Полдон же так любил таскать 'сына' за волосы.
'Неужели вся эльфийская магия, все это волшебство не может помочь одному-единственному светлому эльфу?'
Олли можно было дать лет двадцать при их первой встрече, но сейчас Дени не дал бы ему и семнадцати.
'Ребенок, какой же мой брат еще маленький, — злость на Полдона окатила принца с новой силой, когда он заметил глубокие порезы на голове брата. — Так бы и треснул этого полоумного императора по его квадратной башке. Олли же его внук! Чем он заслужил подобное обращение? Тем, что был сыном жрицы ту Эрро? Тем, что в нем нет той жестокости, дикости, как в старшем Комподжоу?'
Светло-зеленые глаза молодого Комподжоу были закрыты, и Дени стыдно было признаться, что он этому рад. 'Не хочу смотреть в его глаза. Вдруг, я вновь увижу безумие, вдруг Олли совсем потеряет желание жить?'
Старший принц еще крепче прижался к брату, и Дени начал медленно поглаживать его по голове. 'Я не могу помочь тебе, Олли. Жалкий, такой вот жалкий у тебя брат. Ни сил, ни знаний. Ничего. Скоро и Ксан убедиться в том, что я не его Даркус. Действительно, бледная тень его...'
Взгляд эльфенка наткнулся на небольшую картину.
— Нет, ну вы издеваетесь! — Дени дернулся, чуть не разбудив тем самым брата.
На стене красовалась миниатюрная копия другого портрета, того, что краем глаза эльфенок рассмотрел в покоях Полдониэля. Даркус! Даркус собственной персоной и во всем своем великолепии. Дени чуть было не чертыхнулся вслух.
Разъяренный взгляд голубых глаз встретился с янтарным — мудрым и немного лукавым.
— Да уж, тебе точно не составило бы труда вылечить Олли, — насупился Дени. — Для тебя вообще ничего невозможного не было.
— К сожалению, это не так, мой Владыка, — Гидемон нарочито медленно, чтобы не напугать мальчика, подошел и низко поклонился ему.
Легкая седина темно-каштановых кос засеребрилась в бледном свете. Эльф распрямился и посмотрел сначала на Дени, а затем на портрет Даркуса. 'Котенок против хищной пантеры', — подумал пожилой эльф, сравнивая два воплощения одного Дракона.
— Господин ту Амон? — Дени моргнул, только сейчас осознав, что смотрел на себя прошлого, не мигая.
Губы управляющего дрогнули.
— Какой же я Вам господин? Разве не помните, как раньше меня называли?
— Наседка Гиди? — у Дени было такое забавное и немного потерянное выражение лица, что Гидемон рассмеялся
А Дени вспомнил, как, будучи неуемным свободолюбивым Даром, раз за разом сбегал из дворца, а Гидемон в это время с кряхтением обыскивал каждый чердак, каждое дерево или крышу резиденции Предрассветных, обещая всыпать негоднику и не посмотреть, принц он или простой конюх. Ведь где еще можно было найти упрямого беглеца? Конечно же, на самом высоком месте! А когда Гидемон его находил... О, выражение лица молодого Дракона нужно было видеть! Непроницаемое, оно будто бы вопрошало: 'А разве вы меня потеряли?' И до того далеким и одиноким казался он господину ту Амону в этот момент, что управляющему становилось стыдно, что он посмел беспокоить Владыку, а ведь тогда Даркус считался еще ребенком.
Даркус находился на крышах, высоких ветках, верхних балконах либо с куском дерева и инструментами, либо с очередной книгой о путешествиях вместо того, чтобы присутствовать на уроках этикета, военной тактики, экономики, управления... Если бы Гидемон не догадался следить за Ксандриэлем, убежища Даркуса так бы и оставались для управляющего непостижимой загадкой. Но Гидемон не был бы главным управляющим, если бы не знал своих Господ лучше себя.
Если Дар чего-то не хотел — он это просто не делал, причем не делал с таким королевским величием, что Гидемон еще пару минут мог стоять с глупой улыбкой во все лицо, в то время как будущий Правитель всех иллитири улепетывал с новым 'сокровищем' — очередным свитком о других мирах. Даркус не хотел править, и Миримон с Гидемоном об этом, конечно же, знали. Но кто еще мог стать Правителем, если не истинный Повелитель? У Даркуса на этот счет было другое мнение, но разве он стал бы разочаровывать любимого деда?
— В прошлом я доставлял вам немало проблем, Гиди... господин Гидемон, — назвать старца просто Гиди у Дени язык не повернулся.
От уголков глаз пожилого эльфа лучиками разбежались морщинки, едва ли заметные для человека. Но любой Первородный, глядя на господина ту Амона, понял бы по его блеклым карим глазам и седым вискам — перед ним далеко не юнец.
'Если Гидемон нянчился с Даром, а до этого был другом детства самого Миримона, тогда сколько же ему лет?' — подумал Дени, а потом понял, что уж кто-кто, а этот эльф должен был все знать о Даркусе, вернее, о том, кого он любил.
'Ну конечно! — Дени расплылся в коварной улыбке. — Если Ксан и остальные не рассказали мне о дуэно, то я сам могу найти тех, кто с радость сделает это за них'.
— Вы хотели о чем-то спросить меня? — лукаво поглядывая на принца из-под тяжелых век, как бы невзначай поинтересовался ту Амон.
— Я? Да... — Дени настороженно огляделся, но кроме их с управляющим и спящего Олли, в комнате больше никого не было. — Моя дуэно...
Дени с трудом смог назвать половинку, ни слова больше не мог произнести он, но управляющему и не нужно было продолжение. Гидемон отвел взгляд и показался Дени совсем старым.
— Ну конечно, — изящные эльфийские пальцы, ничуть не тронутые временем, начали теребить серебристо-коричневые косы. — О чем же еще Вы могли спросить меня.
— Так что же? — от нетерпения Дени подался вперед, горло перехватило, и он неосознанно сжал руки Олли, до сих пор удерживающие его подле себя.
— Лучше не думайте об этом, Повелитель. У Вас новое тело, у Вас новая жизнь. Зачем Вы хотите страдать? Неужели прошлого оказалось мало?
— Что ты знаешь о моей дуэно? — глаза Дени засветились голубоватым огнем.
Гидемон отшатнулся, закрывая руками рот, но губы сами отвечали Владыке.
— Что дуэно — вся Ваша жизнь. Миримон был прав, когда говорил, что половинка убьет Вас. Он знал, он подозревал...
— Что значит убьет? Не понимаю! — Дени трясло. Он узнает о дуэно все, чего бы ему это не стоило. — Не молчи, говори. Как ее звали? Кто она? Что с ней случилось? Где? Когда? Скажи мне, говори, я приказываю!
Дени била крупная дрожь, он чувствовал, что готов сорваться, что еще немного, и он все здесь разнесет. 'Она нужна мне. Как, как мне жить без нее?'
Все поплыло перед глазами.
'Невозможно, я устал, я больше просто не могу, я не выдержу', — Дени повалился на бок, и Гидемон едва успел подложить руки под его голову.
Сияющие пряди белым ковром укрыли пол. Дени вцепился в руки старого эльфа и одними губами шептал:
— Дуэно, ска... скажи мне. Кто?
Гидемон зажмурился, перед его взглядом замелькали картины прошлого. Когда он поседел? Было ли это после того, как Миримона убили, или тогда, когда иллитири только начали понимать, что демонов им не одолеть? Сколько потерь, сколько крови!
Нет, это было много позже, тогда, когда он увидел, как умирает их бог, этот удивительный мальчик, который любил так, как никто до него.
— Война с демонами была в самом разгаре, — слова будто бы застревали, а горло жгло раскаленным металлом, но Миримон не мог видеть Дени таким — беспомощным и несчастным. Даркус и так настрадался за свою жизнь.
Гидемону захотелось завыть в голос, вспоминая тот ужас.
— Мы не сразу поняли, что Драконы больше не прилетают в наш мир. Эра, помогая вылечить Вас, поставила это условие. А кто, кроме Мироздателей мог контролировать духов? Первыми поняли это демоны. Они всегда были самой воинственной расой. И Мор — дух демонов и всевозможной нежити, гори он в Преисподней, не мог не воспользоваться подобным шансом. Помните ли Вы, что демоны получают наслаждение, причиняя другим боль?
Дени нетерпеливо кивнул, и Гидемон продолжил рассказ.
— Недаром каждый воин предпочитает умереть, но не оказаться у них в плену. Садизм присущ даже их детям, он в их сущности, в их крови. Но я раньше не знал, откуда в них это. К сожалению, позже узнал. Мор... Каждый дух в той или иной степени зависит от своих подопечных. Мор же нашел способ многократно увеличивать свою Силу за счет пыток. Энергия боли питала его, делая самым могущественным духом Галеи. Осознав это, он пожелал стать настоящим богом. А Зордан, его любимчик, тот, кто поставлял ему эту невероятную Силу через изощренные кровавые оргии, без умолку твердил о том, что когда-нибудь победит Предрассветного. Мор был в ярости. Как так, накачанный силой своего духа, но все же неспособный победить какого-то эльфа? Зордону не стоило гневить своего бога. Мор не мог не заинтересоваться Вами, мой Повелитель. Война была неизбежна.
— Дуэно, Гидемон, дуэно... — Дени чувствовал, что еще немного, и он вспомнит, ему казалось, что он уже видит очертания, чувствует прикосновения...
— Это случилось после той битвы у Куранвета, тогда Вы еще... — Гидемон захрипел, схватился за горло, а Дени, испугавшись за эльфа, попытался подняться.
У Гидемона исказилось лицо, губы его повело, словно невидимой рукой кто-то заклеил рот лейкопластырем или попросту стер его. На лице управляющего не оказалось рта. Ни губ, ни дыры, ни щели. Ничего! Дени пришел в настоящую ярость.
— Кто ты? Кто это делает? — закричал он, разбудив Олли.
В дверь тут же ворвались Камина с парой десятков Хранителей, оглядываясь в поиске угрозы. Таррий подскочил к сидящему на полу Предрассветному. Но Дени только оттолкнул человеческие руки и попытался подняться.
— Покажись, трус! Не смей меня игнорировать! — стены задрожали, и Олли, не отошедши от сна, зажал уши руками, зажмурился и начал громко икать.
— Олли, о, Господи, прости меня. Это я, Дени, твой брат, ты узнаешь меня? Камина, воды, быстро! Таррий, успокоительного!
Приказы Предрассветного исполнялись с невероятной скоростью. Через пару секунд Олли, стуча зубами о стакан, пил мутноватый раствор, а Дени гладил его по спине, расположившись на цветастом диванчике позади брата.
— Все хорошо, я тоже часто икаю. Там, где я жил, это означает, что тебя кто-то усиленно вспоминает.
Олли вздрогнул. А Дени треснул себя по лбу. 'Про кого, кроме Полдона, вернее 'Ставруса', мог подумать бедный Олливандэр? А тут я, весь такой чуткий и, как всегда, сообразительный'. Дени спрятал в ладонях лицо и застонал.
— Дени? — старший принц развернулся и пристально посмотрел на эльфенка.
Предрассветный тут же принял беззаботно-счастливый вид, ослепительно улыбнувшись брату и незаметно застегивая жилетку, чтобы не видно было выступившей на рубашке крови. 'Эти швы все-таки разошлись. Ой, что будет, когда Ксан это заметит!'
— Дени, с тобой все... Хм, у тебя все хорошо? Вчера, после приема, ты пошел к отцу... — Олли не мог подобрать слов.
