— По помнем основательно, — заверил Кадм. — Ты же этого хочешь, брат?
Рэми лишь усмехнулся. Хочет? О нет, он этого жаждет. Посох запел в его руках, рассекая воздух, и аура Кадма стала гораздо ярче. Они оба ждали, и виссавийцы, наконец-то поняли — чего. Этим троим не нужны были ни свидетели, ни жертвы. Им нужна была лишь чистая драка, бой на грани безумия, выплеск долго сдерживаемых эмоций и азарт.
Рэми облизнул пересохшие губы. Слепота? Разве это важно? Все его чувства обострились в одно мгновение, и в этой темноте остались только он и его противники. Обезличенные, чужие. Опасные.
Они синхронно, плавно двигались, сосредоточившись друг на друге. Прелюдия боя, оценка противника. Поиск его слабостей. Вспыхнувшая в душе красным цветком радость. Рэми чувствовал себя почти счастливым. Он едва заметил, как оба виссавийца поклонились ему и вышли из тренировочного зала. Он предвкушал и наслаждался вкусом предстоящей битвы.
— Хорошенькое место... не испортим? — холодно поинтересовался Кадм.
— Тренировочный зал виссавийцев, — тихо ответил Рэми. — Его ничем не испортишь, слишком хороша магическая защита... правда, мои друзья его в последнее время не использовали. Они, сказать по правде, разучились драться...
— А зачем? У вас тут так спокойно... скучно?
— Ты будешь болтать или все же начнешь?
— Если настаиваешь...
И игра началась. Рэми слился с посохом в одно единое, его тело превратилось в упругую, верткую молнию, и сила, столько времени сдерживаемая, выплеснулась наружу, пытаясь снести все живое в этом зале. Внутри что-то взорвалось. Рэми уже не помнил ни где он, ни с кем дерется. Он просто превратился в сгусток магии, стремящийся сокрушить, убить, одарить той болью, что чувствовал сам.
Рушились и вновь восстанавливались вокруг колонны. Облетала штукатурка, стонали под ударами защищенные магией стены. Вспыхнула кровь в жилах, запели мышцы, и Рэми двигался все быстрее, рассекая посохом темноту зала.
Он ненавидел в этот момент все и вся. Он хотел убить, достать, вырвать с корнем. Он наносил удар за ударом, вкладывая всего себя в создание боевых рун. Он чувствовал, как слабеет внутри боль, как успокаивается бушующее море силы... чтобы вновь взвиться волной, стремясь достать этих двух... что двигались слишком стремительно. Что атаковали слишком быстро. Что вздохнуть не давали свободно, ни на мгновение не позволяли расслабиться, нанося удар за ударом.
— Хватит... — перехватил кто-то занесенную руку Рэми.
Пальцы вдруг ослабели, посох с глухим стуком упал на пол. Весь гнев, все раздражение ушли, осталась лишь пустота и два слова:
— Мой принц...
Миранис, едва слышно ругаясь, схватил Рэми за руку и грубо втолкнул в переход. Телохранитель вылетел с другой стороны, упал на кровать и тот же миг его грубо заставили подняться на ноги и сесть в кресло.
— Мир... — Рэми тяжело дышал, попытался было встать, но рука принца властно нажала на плечо:
— Сиди уж... телохранитель, — голос Мира был уставшим, тихим. Но принц жив, и Рэми этого хватало. — Привез тебе подарок.
Вновь раздались шаги, зарычал Рык и сразу успокоился (наверняка, Тисмен вмешался), и кто-то обнял Рэми за шею, обливая его слезами:
— Аланна? — безошибочно узнал телохранитель.
— Почему женщины так любят плакать? — спросил Мир. — Сейчас ты уйдешь и дашь мне отдохнуть... но сначала... Тисмен, ты сможешь?
— Конечно смогу, — спокойно ответил зеленый телохранитель.
Рэми радостно улыбнулся. Он был рад, что Тисмен, наконец-то, проснулся и, судя по ярко сияющей ауре, был уже почти полностью здоров.
Пальцы целителя осторожно прошлись по голове Рэми и раньше, чем телохранитель успел вздохнуть, упала ему на колени повязка, пахнуло холодком на смазанные мазью глаза, прошлась по лицу мягкая ткань, стирая с век мазь, и тихий голос Тисмена приказал:
— Посиди еще немного с закрытыми глазами, пока я тебя осмотрю и закончу лечение.
Рэми терпеливо сидел и ждал. Он давно уже привык к боли и был к ней практически нечувствителен. Он даже не вздрагивал, когда в голове вспыхивало красное пламя, когда в виски будто втыкали ледяные иголки, или когда глаза начинало нестерпимо щипать, а к горлу поднималась тошнота от приторного запаха лечебной магии.
Все молчали. У Рэми не было сил на магическое зрение. Он вновь погрузился в густую, тяжелую темноту, в которой более не вспыхивали пятна аур живых существ и не проглядывали неясные очертания предметов. Но в этой темноте было так удобно наедине с болью.
— Открой глаза! — приказал, наконец-то, Тисмен.
Рэми попытался поднять тяжелые веки. Удалось ему это далеко не сразу: ресницы слиплись от засохшей мази, и кто-то еще раз прошелся мягкой тканью по глазам Рэми, стирая с них остатки зелья.
— Открой глаза, Рэми, — вновь приказал Тисмен.
Рэми открыл и неосознанно зажмурился, спасаясь от резанувшей лоб боли.
— Не спеши! — одернул его зеленый телохранитель.
Зашелестела тяжелая ткань — кто-то плотно задернул на окнах шторы. Рэми по приказу Тисмена пытался ослабить веки.
— Еще раз...
Рэми медленно открыл глаза и быстро-быстро замигал, смахивая ресницами набежавшие на глаза слезы.
— Все хорошо... — прошептал Тисмен. — Еще раз... старайся не моргать...
Все вокруг расплывалось. Мягкий полумрак, укутавший стоявшую в двух шагах от Рэми кровать, бледное, неясное лицо Тисмена, и новый взмах ресницами, после которого все резко прояснилось. Рэми вздохнул глубже... чувствуя, как расползается по душе тепло облегчения. Он действительно видел...
— Ты похудел, принц, — улыбнулся Рэми, переведя взгляд на Мираниса, — хотя, казалось, дальше некуда.
— Ты можешь идти, — напряженно ответил наследник Кассии. — Отдыхай, Рэми, через три дня мы возвращаемся в мою страну.
Рэми вздрогнул:
— Мы?
— Ты же хотел быть со мной? — усмехнулся Миранис, помогая Рэми встать с кресла. — Так в чем теперь дело? Если ты надумал остаться здесь... прости... но теперь это невозможно.
Аланна оторвала счастливый взгляд от жениха и резким движением повернулась к брату. Она вопросительно смотрела на Мира, потом на Рэми, и как будто что-то порывалась сказать, да не решалась. И смущалась и робела она явно не перед царственным братом или перед мрачных женихом, а перед стоявшим в стороне и не вмешивающимся в их разговор Элизаром. А вот Рэми уже не боялся — он кивнул приветственно дяде и получил в ответ такой же кивок, сопровождающийся мягкой улыбкой. Рэми отвернулся — ему было странно видеть на устах вождя эту улыбку.
— Нет, не передумал, — твердо ответил телохранитель. — Знаю, во что ты опять играешь. Хочешь меня разозлить, заставить сделать назло. Но я давно не мальчик, Миранис, чтобы ты там себе не думал. Можешь делать что угодно, говорить что угодно, но никогда, даже в сердцах, я не захочу тебя оставить.
— Я сказал что сказал, Рэми, — холодно ответил Миранис. — Не более, но и не менее. Ты сделал свой выбор, а теперь выбор сделали за тебя. Не так ли, вождь?
Рэми внимательно посмотрел на принца, потом повернулся к дяде. Столь же черные, как и у наследника, с ноткой усталости, глаза вождя были спокойны:
— Мы поговорим, — резко сказал Рэми. — И ты мне все объяснишь, не так ли, дядя?
— Мы поговорим, — ответил вождь. — Когда ты пожелаешь, мой мальчик. Но пока тебе действительно стоит отдохнуть... ты же на ногах едва стоишь после битвы и лечения Тисмена.
Рэми почувствовал, что и в самом деле устал. Потому, одарив принца еще одним дерзким взглядом, он позволил Аланне увлечь себя к выходу. Хорошо... он выспится... но потом пойдет к Элизару и заставит его рассказать все... и в подробностях. Рэми чувствовал, что ему это надо, нет, даже необходимо знать. И сейчас!
Проснулся он поздней ночью. Некоторое время лежал неподвижно, любуясь на спящую рядом с ним Аланну. А ведь одно время он думал, что никогда ее больше не увидит. Ее тонкую, белоснежную кожу, мягкие изгибы ее тела, чуть приоткрытые во сне, красные от поцелуев губы... Рэми задумчиво намотал на палец ее локон и, поцеловав в лоб, осторожно соскользнул с кровати.
Глаза покалывало. Голова была набита туманом, как с похмелья, но Рэми был рад, что он видит, что наконец-то не должен оставаться в темноте, полагаясь на милость своего дара или того, кто окажется рядом.
Поднявшись, он быстро, не чувствуя вкуса, осушил чашу с эльзиром. Некоторое время с сомнением смотрел на сложенную аккуратной стопкой одежду. Белоснежная. Цвета вождя Виссавии. И пока еще малоизвестные Рэми руны, вышитые серебром на мягкой ткани. Виссавийцы упрямы. Рэми отказывается стать вождем клана, а они все равно облачают его в одежды наследника. Впрочем, так ли это важно? Рэми наскоро оделся и решительно вошел в пространственный переход.
По другую сторону перехода его встретила тьма. В последний раз он был здесь вместе с Риной после долгого и неприятного разговора с вождем. В последний раз он был для них незнакомцем, которого невесть почему приняла богиня. А теперь входил в этот замок, как хозяин, даже не испросив позволения.
Рэми криво усмехнулся и быстро миновал пустой, мрачный зал. Скользнув в один из коридоров, он безошибочно нашел нужную дверь, толкнув не сразу поддавшуюся створку.
Изнутри хлынул яркий свет. Рэми зажмурился и неосознанно прикрыл глаза, согнувшись от режущей боли.
— Прости, — сказал рядом кто-то, придерживая его за плечи.
Яркий свет приутих, Рэми проморгался, пока не перестало расплываться перед глазами и, опустившись на скамью, выдохнул:
— Все хорошо.
— Не так уж и хорошо... — ответил вождь. — Еще пару дней тебе придется себя поберечь...
Рэми огляделся. Боль это ерунда, он уже привык. Как и к этому кабинету, к портретам, на которых были изображены, наверняка, его предки. Наткнувшись на внимательный взгляд мужчины на портрете, Рэми вздрогнул: к голосу Элизара, полному незнакомых ранее теплых ноток и к заботе он тоже привык... Этот приглушенный свет, полумрак, в котором глаза не так болят и уже не слезятся, холодная чаша в ладонях, приторный вкус эльзира и прикосновение к векам смоченной в прохладной воде ткани. И когда он уже успел со всем этим свыкнуться? И это паршивое облако над головой Элизара, которое стало только гуще. Рэми в глубине души знал, что это такое, но не хотел себе признаваться.
— Что произошло в Кассии? — тихо спросил он.
— Я не могу тебе рассказать.
— Не можешь или же хочешь? — Рэми поймал руку дяди, остановив движение охлаждающей виски ткани.
— Это так важно? Я не расскажу тебе. Это мое последнее слово.
Рэми вздрогнул и, поняв, что от дяди ничего не добьется, отвернулся:
— Ты обещал поговорить, — сказал он. — Если не хочешь мне рассказывать, зачем вы ездили в Виссавию, то мне нечего тебе сказать... так говори ты... и быстрее... мне неприятная эта встреча.
— Ты все еще меня ненавидишь? — прошептал вдруг вождь.
— Ненавижу? — не понял Рэми. — Я тебя никогда не ненавидел. Я просто не понимал...
— А ведь и сейчас не понимаешь.
— Но сейчас мне это не мешает.
— Рэми!
Телохранитель вздрогнул, когда вождь вдруг заставил Рэми подняться на ноги и прижал его к себе. Рэми не знал, что ему делать. Ответить на объятие или вырваться? С одной стороны это не было неприятно, скорее в душе что-то кольнуло, с другой Рэми не понимал, откуда вдруг взялись эти нежности, и почему вождь прижимает его все сильнее и шепчет на ухо:
— Я так сильно вас оплакивал... Я так сильно жалел о тех словах...
— Дядя, — где-то внутри шевельнулся целитель судеб, и по груди Рэми разлилась теплая волна. Он никогда не знал отца... и вдруг так хотел увидеть его в Элизаре.
— Обещай мне... — голос вождя чуть дрожал, бередил душу глубокой, непонятной Рэми тоской.
— Что?
— Обещай мне, что попросишь мать приехать в Виссавию. Всего на пару дней не больше, до того, как мы вместе вернемся в Кассию.
— Вместе? — не понял Рэми.
— Уже сегодня приведешь ее. Обещай. Я открою тебе переход, мой мальчик... Попроси Астрид, я хочу ее увидеть.
— Почему? — голос Рэми предательски засипел.
— Почему что?
— Почему мне кажется, что ты прощаешься? Даже не думай, слышишь! Ты мне нужен!
Элизар вздрогнул и прижал Рэми к себе еще сильнее. Телохранитель дернулся, стремясь вырваться, но услышав следующие слова, испуганно замер:
— Никогда и никого в моей жизни не будет ближе тебя, мой мальчик, наследник.
— Дядя... почему?
— Обещай мне, что приведешь Астрид домой. Прошу тебя...
— Обещаю...
Вождь оттолкнул Рэми, силой усадил его обратно на скамью. Телохранитель подчинился, ошеломленно уставившись на Элизара. Хотя щиты дяди были монолитны и не позволяли Рэми заглянуть вождю в душу, телохранитель чувствовал, что дядя безумно чего-то боится... Рэми очень хотел бы помочь, но не знал как. По сути, он и дяди-то своего совсем не знал. И только ли Элизара в том вина? Или Рэми, частично, тоже?
— Достаточно этих нежностей... — грубо отрезал вождь.
Рэми ошеломленно сжал зубы. Он не понимал Элизара. И почему так тошно... будто что-то внутри разбивается на мелкие кусочки, что-то очень важное, чего больше никогда не удастся собрать воедино...
Рэми отвел взгляд, чувствуя, как уходят из него силы. Высший маг, целитель судеб... он сейчас чувствовал себя беспомощным.
— Я ничего не понимаю, Элизар, — сказал вдруг Рэми. — Я не могу сказать, что я тебя люблю... я не могу любить того, кого почти не знаю, но и ненависти к тебе в моей душе нет. Я пойду за матерью. Я приведу ее к тебе. Но я не позволю тебе творить глупостей во благо твоей Виссавии.
— Грозишь мне, мой мальчик? — грустно улыбнулся вождь.
— Нет, предупреждаю. Потому что мне не нравится, что ты делаешь. Мне не нравится твоя таинственность и таинственность Мираниса. Но если вы думаете, что так просто от меня избавитесь, то очень сильно ошибаетесь... оба.
— Ты будешь и за меня бороться, мой мальчик? — голос вождя дрогнул. — Как упрямо борешься за своего принца?
— Я всегда борюсь за тех, кто мне дорог, разве это не нормально? — ответил Рэми. Элизар вздрогнул, взгляд его слегка просветлел. — А теперь прости, но мне пора...
Ночь была тихой и безветренной. Рэми стоял на верхней ступеньке сбегающей в темноту лестницы, и смотрел в усыпанное звездами небо Виссавии. Он и не замечал раньше, что звезды так красивы. До своей слепоты он много не замечал.
— Могу ли я последовать за тобой? — спросил Эллис, поправляя складки его плаща.
— Нет, — отрезал Рэми. — Я предпочел бы ехать туда один...
— Могу я спросить куда? — осмелился задать вопрос хариб. — В наряде архана... ты так давно...
— Я еду к матери.
Рэми оторвался от земли и резко взмыл вверх. Арис откликнулся на зов немедленно: ударили рядом огромные, длинные крылья, и пегас повис в воздухе, позволяя Рэми плавно опуститься на свою спину...
"Плеть? — обиженно спросил Арис. — Я недостаточно тебе подчиняюсь?"
"Мне взять в Кассию другого пегаса?"
"Значит, мне опять играть в глупого коня... — вздохнул Арис. — Хорошо, пусть будет плеть".
