И тут мне в голову пришла мысль.
Я обернулся, схватил побледневшую Эльзу и толкнул вперед.
— Нет! Что вы делаете! Только не это!
Я направил ей в лицо револьвер и обнадеживающе улыбнулся.
— Идите к ним, фрейлейн Кралле. И побыстрее, пока солнце не зашло.
— Танкред, что ты делаешь? — воскликнула где-то позади Эрика.
— Молчите! Я знаю, что я делаю!
Эльза молча замотала головой.
— Не вынуждайте меня стрелять, фрейлейн Кралле. Ну же, идите.
— Нет, вы же знаете, как я боюсь дикарей! Пожалуйста, нет! Лучше уж стреляйте...
Я взвел курок. Она замолкла.
— Идите. И говорите что-нибудь... Все равно что. Только громко и четко. Быстрее. У нас мало времени.
Она зажмурилась, повернулась и нетвердыми шагами двинулась навстречу туземцам.
— Не молчи же... Говори. И открой глаза!
Туземцы настороженно молчали, видимо силясь понять, что происходит.
Эльза медленно вышагивала навстречу Солнцу. Деревянным голосом она повторяла:
Ich weiЯ nicht, was soll es bedeuten,
DaЯ ich so traurig bin,
Ein Mдrchen aus uralten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn.
Не знаю, о чем я тоскую.
Покоя душе моей нет.
Забыть ни на миг не могу я
Преданье далеких лет.
О боже, Гейне? Никогда бы не подумал... Мне почему-то вспомнилась гимназия, старый учитель, довоенные Вена и Пришпорок.
Эльзу и туземцев разделяло уже едва метров пять. И тут мой план, наконец, сработал.
Предводитель всплеснул руками и пронзительно закричал. К нему один за другим присоединились ближайшие соседи. Эльза испуганно остановилась. Вождь повалился на колени и перьями головного убора коснулся земли перед ней. За ним последовало еще несколько стоявших рядом аборигенов. Девушка попятилась.
— Что происходит? — пробормотал Хеммет.
— Вперед, — скомандовал я, — все за мной. И без стрельбы!
Я подбежал к Эльзе и схватил ее за локоть.
— Уж извини, что мне пришлось обойтись так грубо, — прошептал я ей в ухо, — но тогда не было времени объяснять. Они приняли тебя за свое божество, так что веди себя соответственно. Лицо поважнее, голос построже. Да прекрати же, наконец, пятиться. Все в порядке. Тебя не будут приносить в жертву. Скорее уж жертвы будут приносить тебе...
Эльза была сообразительной девушкой. Бледность сошла у нее с лица, и она впервые за последние дни немного воспрянула.
Сбежавшиеся аборигены удивленно толпились вокруг, и теперь я смог их поближе разглядеть. Невысокие, темнокожие, с курчавыми волосами. Из одежды — набедренные повязки, бусы из каких-то зубов и белая краска. Похоже, близкие родственники центральноафриканских пигмеев.
Они что-то говорили, но я ничего не понимал, хотя иногда мне казалось, что я слышу знакомые арабские слова, но их смысл от меня ускользал.
Юлиус, один из присланных нам каптшадтцев, прошептал мне в ухо.
— Кажется, они хотят, чтобы Эльза с ними заговорила...
— Говорить то она может, — ответил я ему тоже шепотом, — но они все равно ничего не поймут.
— Я могу рискнуть перевести...
— ???!!!!
— Их наречие похоже на то, на котором говорят охотники хадза на озере Эяси в Танганьике. Я прожил в тех краях почти десять лет...
— Тогда переводи, в смысле говори с ними!
— О чем?
Я на секунду задумался, потом начал шептать ему детали.
Юлиус не соврал. Туземцы его явно понимали. Не без труда, но, в конце концов, боги имеют право на некоторые особенности произношения. Интересно, как так случилось, что ближайшие родственники этих аборигенов оказались в Танганьике? И как их языки сохранили хотя бы минимальную взаимопонятность за четыре тысячи лет минимум? Если не больше. Неужели сторонники теории неравномерной скорости развития языка правы? Будет время, следует обязательно записать местный словарик и попробовать разобраться в их грамматике...
Пигмеи отвели нас к местному святилищу, весьма похожему на то, что мы видели в джунглях. Только рядом с этим располагалась небольшая деревенька из крошечных тростниковых хижин. Разместиться в ней те несколько сотен туземцев, что толпились вокруг, явно не могли. Похоже, что они собрались на какой-то межплеменной праздник, и появление Эльзы в образе разноглазой богини оказалось весьма к месту.
Нас разместили в одной из хижин и щедро одарили бамбуковыми сосудами с чистой водой, фруктами, рыбой и мясом. Дары были приняты с радостью и по большинству съедены на ужин.
— Они же не будут верить в это постоянно? — испуганно спросила меня Эльза, когда туземцы покинули хижину.
— Кто знает. В любом случае какое-то время тебе придется выступать в этой роли. Надо сказать Юлиусу, чтобы он научил тебя нескольким фразам...
— И как долго будет длиться этот маскарад?
— Понятия не имею. Но не переживай. Эльза — королева джунглей. Это звучит.
Ксантиппа растолкала девушка с разными глазами.
— Что?! Где! — он потянулся к лежавшему рядом мечу, — разве уже утро?
— Мне страшно, господин... — прошептала она, — там кто-то есть. На улице. У самой палатки. Клянусь Минервой.
Стратег вздохнул. Этим женщинам вечно что-то мерещится. Если у палатки кто и стоит, так это часовой. Надо бы прогнать ее на улицу и спать дальше. Но в такую жару, пожалуй, стоит глотнуть свежего воздуха.
— Ну если ты ошиблась, берегись, — для острастки проворчал спартанец, накинул плащ и вышел в предрассветный сумрак.
Часовой действительно был недалеко. Точнее его верхняя часть. Ноги зверь уже доедал...
Плащ соскользнул в грязь. Но Ксантипп этого не заметил. На какое-то мгновение он даже испугался.
Зверь с хрустом перекусил кость, проглотил очередной кусок и повернул тяжелую лобастую голову к спартанцу. Тот ощутил неприятное чувство в животе и икнул. Монстр подслеповато моргнул, облизнулся, и негромко засопел.
Ксантипп ухватил стоявшее у входа копье и почти без замаха метнул. Зверь бросился не него практически в тот же момент. Огромная безмолвная машина убийства, быстрая, не знающая жалости и оснащенная самой совершенной зубной системой.
То ли удар копья отвлек зверя, то ли еще что-то, но в живот спартанцу ударили не клыки, а сухой нос чудовища. Ксантиппу показалось, что сейчас его желудок выскочит через рот. Дыхание остановилось и стратег, перелетев через палатку, тяжело ударился о землю. И впервые он возблагодарил болото. Сырая почва мягко чавкнула, но сохранила ему руки и ноги целыми.
Он хотел закричать, поднять тревогу, но от удара дыхание перехватило и больше чем на сдавленный хрип воздуха не хватило. Он беспомощно озирался. Оружия рядом нет, из губ вырывается едва слышное сипение, часовые мертвы, воины спят, а до зверя рукой подать.
Монстр с удивлением ткнулся мордой в торчавшее из плеча копье. Едва слышно рыкнул и перекусил древко. Обернулся к Ксантиппу и решительно направился в его сторону. К спартанцу вернулась икота.
Пронзительный женский визг разодрал тропическое утро. Монстр замер и прижал уши. Это была выбравшаяся из палатки рабыня. Ксантипп бросился к соседней палатке и схватил копье. Разбуженный лагерь зашевелился. Зверь шагнул к девушке. Та съежилась, зажмурилась, но кричать не переставала.
— "Сколько же у нее там воздуха"? — подумал спартанец, бросая в монстра второе копье.
Вонзившееся в бок оружие заставило зверя отвернуться от рабыни и сделать несколько шагов к стратегу. Тем временем из палаток выскакивали заспанные воины. Зевающий и протирающий глаза Логосфен выкарабкался из своего обиталища прямо у самой морды зверя.
— Что ты развизжалась, дура... — пробормотал он, и не глядя побрел вперед, — ночь же еще... ик...
Монстр повел головой в сторону, и его оскаленные клыки оказались в шаге от разлепившего, наконец, глаза сиракузца. Тот моргнул и как шел, так и грохнулся на землю закрыв голову руками.
Спартанец отвернулся от зверя, чтобы схватить третье копье, но когда повернулся к нему опять, того в лагере уже не было.
— В погоню! — заорал Ксантипп.
Голос к нему вернулся, но все же обычного командного крика не получилось, к концу стратег, что называется, "дал петуха", сорвавшись в тонкий фальцет, и закашлялся.
— Лучше подождать пока совсем рассветет и пойти по следу, — рассудительно заметил выглядывавший из палатки врач, — и накиньте что-нибудь, командир.
Спартанец оглядел себя и понял, что одет в лучших традициях эллинских атлетов. То есть совершенно голый...
Светает в тропиках быстро. Не прошло и пары часов, как отряд двинулся по кровавому следу. Зверь уходил к скалам.
— Где-то здесь его логово, — заверил Ксантиппа проводник, — если он, конечно, не демон.
— Его можно ранить, — отрезал спартанец, — значит, можно и убить. И этого достаточно.
След привел их к входу в узкую расселину. Воины настороженно двинулись вглубь, ожидая встретить зверя за любым поворотом. Метров через двадцать они увидели пещеру, уходившую в толщу скалы.
— Лучше бы встретиться с ним здесь, а не внутри, — вздохнул стратег.
Его желание исполнилось. Раненый монстр влетел в самый центр столпившихся воинов, разбрасывая их в стороны как кукол. Кто-то из наемников успел упереть копье в землю и пропороть налетевшего зверя раньше, чем тот снес ему голову. Самого Ксантиппа спасли тяжелый пехотный щит и командирский бронзовый панцирь. Широкая лапа придавила его к земле, но пробить металл когти не смогли. Это дало возможность спартанцу вытащить меч и полоснуть там, где по его расчетам должны были находиться сухожилия.
Охромевший зверь, дернув раненой лапой, отбросил его к стене. И снова панцирь спас Ксантиппа, защитив спину от удара о камни. Развернувшийся к стратегу монстр подставил уцелевшим воинам бок, чем те немедленно воспользовались. Он еще раз повернулся, заурчал, попятился и осел на землю.
Стратег, пошатываясь, встал на ноги, подошел к зверю и добил несколькими ударами меча. Потом сел на тушу и молча снял шлем.
Кто-то из воинов заглянул пещеру.
— Больше ничего живого там не видно, — доложил он пару минут спустя, — и еще, командир, там вроде есть путь наверх...
— Похожа? — не без скрытой гордости поинтересовался Логосфен.
Ксантипп в знак согласия молча наклонил голову. Потом снова посмотрел на статую. Сиракузец не врал. Скульптор он был хороший. Изваяние богини вышло на славу. Даже глаза были разного цвета, как у послужившей моделью рабыни.
Кто-то из строителей споткнулся и чуть не уронил на ноги стратегу куль с камнями.
— Смотри куда идешь! — рявкнул на неуклюжего рабочего Логосфен, — просто ужас какой-то. Того и гляди скульптуру разобьют. Что делать, хороших зодчих тут не разыскать. Хорошо еще, что среди карфагенян оказались толковые люди. Но их так мало... Я надеялся, что моя статуя украсит достойный храм, а получается какое-то полуварварское сооружение. Может, стоило подождать до нашего возвращения в Александрию и пригласить нормального эллинского архитектора?
— Я держу свое слово, — ответил ему Ксантипп, — храм должен быть закончен как можно быстрее...
На следующее утро я с помощью Юлиуса приступил к осторожному выяснению у аборигенов известно ли им что-то о древнем тайнике. Потребовались немалые усилия, чтобы разъяснить туземцам, что именно мы хотим узнать. Наконец пигмеи дружно закивали, о чем-то посовещались и вынесли вердикт.
— Они говорят, что у подножия скал находятся какие-то "странные камни", оставленные древними великанами, — пояснил Юлиус, — может это и есть руины храма, где находится тайник?
— Они могут нас туда проводить? — спросил я.
Юлиус перевел. Аборигены отрицательно закачали головами.
— Что такое? Чем они недовольны?
— Говорят, там живут злые дикие люди, и они боятся туда идти...
— О, нет, только не это! — дю Понт уронил лицо в ладони, — теперь еще и троглодиты...
Я проигнорировал его возмущение.
— Спроси, если богиня им прикажет, они пойдут?
На этот раз туземцы задумались и в итоге ответили уклончиво.
— Они готовы показать нам путь, но пока богиня не истребит диких людей в руины не войдут...
— И то хлеб, — вздохнул я.
Увы, мой оптимизм оказался преждевременным. Как я и предположил, множество туземцев собралось здесь только по случаю ритуального праздника. Обменявшись новостями, поторговав друг с другом, и заключив пару браков, они начали расходиться по собственным деревенькам и становищам, разбросанным по всей котловине. Расчет на их помощь не оправдался. Оставалось надеяться только на себя. Мы начали готовиться к последнему броску. Я воспользовался случаем и занялся изучением языка аборигенов.
Записав очередную партию слов туземного наречия, я закрыл тетрадку и убрал ее в сумку. Сидевший рядом доктор Лайвсли невозмутимо покуривал свою трубку.
— Доктор, прекратите же, наконец, курить. Вы их пугаете...
— Ничего, зато идущих по нашим стопам этнографов ждет увлекательный рассказ об изрыгающих дым и огонь божествах, — едва заметно улыбнулся англичанин.
— Слушайте, Алан, — спросил я, — вы ведь перед выходом спасательной экспедиции в котловину уведомили о происходящем кого-нибудь? Я понимаю, что вы не разведчик-профессионал, но даже мне бы это пришло в голову.
— Мне тоже пришло, — он выколотил трубку, — но у меня почти не было доверенных людей. Фокс пропал с вами, Кробар был нужен мне на месте. Пришлось использовать местных рабочих. Не уверен, что это дало результат. Ближайший наш человек находится в Луксоре. Когда и как это информация до него доберется, никто не знает.
— А французам в Харге вы сообщить постеснялись?
— Они могли быть в сговоре с дю Понтом и Невером.
— Ясно, — вздохнул я, — то есть в случае чего помощи нам ждать будет неоткуда?
— Боюсь, что вы правы, — невозмутимо согласился Лайвсли, — к счастью мисс Кралле достаточно хорошо вошла в роль местной правительницы и под ее властью мы находимся в относительной безопасности.
— Как бы у нее не взыграли деспотические наклонности...
— О, не бойтесь, мистер Бронн, она отлично понимает, что без нас окажется с туземцами один на один. А ей этого не очень-то хочется.
"Странные камни", о которых говорили местные жители, действительно оказались руинами. Причем действительно странными.
— Это не римская архитектура, — констатировал дю Понт, передавая мне бинокль.
— Определенно, — согласился я, приглядевшись, — я бы предположил что-то пуническое с местными ливийскими влияниями. Построено без шика, но основательно.
Древний храм был сооружен у подножия скалы из ее же обломков. Много столетий спустя обвал перегородил путь бежавшему неподалеку потоку, и возникшее болото поглотило часть построек. Теперь заросшие мхом ступени вели прямо в зеленоватую тускло блестевшую жижу. Даже мой не слишком наметанный глаз мог различить среди пучков тростника и плавающих поверх воды листьев ребристые спины крокодилов. И что неприятно, путь к руинам перекрывал широкий топкий рукав. Он пролегал между двумя каменными платформами. Одной с нашей стороны, второй с той. Между ними было метров десять — двенадцать.