Косатка бегло осмотрел хижину и сарай.
— Ну конечно, здесь её нет. Она же к скалам ушла. Но я её найду!
И он стал обходить скалу. В одном месте поверхность скалы показалась ему какой-то неестественной. Бандюган решил проверить, нет ли здесь потайной двери. Это на самом деле была была несовершенная иллюзия Алтироссы.
Пират потрогал скалу, и вдруг рука провалилась, тут же её как будто схватили огненными клещами и стали сосать его жизненную энергию. Косатка, забыв о достоинстве, истошно завопил, кое-как выдернул руку со следами чего-то типа ожогов и частично содранной кожей, и помчался к лодке.
— Знал я, что ты, Спрут, умный. И правда, ведьма здесь или демоница. Убираемся поскорее.
Пираты не заставили себя долго ждать. А Алтиросса получила ещё чуть-чуть энергии от грязной, но физически очень сильной особи.
Алтиросса после отхода пиратского корабля сутки отсыпалась, а затем осторожно перетащила на яхту немного еды и воды, надела свою дерюгу, вспомнив в последний момент, достала медальон Высокородной гетеры, который несчастный Кинь так и не обнаружил, и взяла белый бич Элир, который погибший юноша посчитал чем-то обычным и прислонил к стене хижины. Ходила она в основном с палкой, но движения уже не доставляли такой муки.
Она была совсем не сильна в навигации, но ветер был практически восточный, и она просто пустила яхту по ветру: на западе всё равно наткнёшься на остров или берег.
Через четыре дня гетера увидела горы, подошла ближе и поняла, что это имперский остров Киальс.
Рядом с ней прошли на катамаране двое парнишек.
— Парни! Я потерпела кораблекрушение и чудом спаслась. Яхтой управлять практически не умею. Помогите мне прийти на остров.
Парни поглядели на неё, заметили медальон Высокородной, и один из них ловко забрался на борт. Поставив парус как нужно и взявшись за руль, он запел весёлую песенку, и, смеясь, спросил:
— Высокородная, я Тот Араннат, гражданин. А ты кто, небось, знаменитость?
— Я Алтиросса.
В глазах у парня мелькнул страх:
— Та самая, что бросилась в море! То ли ведьма, то ли ученица самой Элир!
И раньше, чем Алтиросса успела что-то сделать, он закричал другу, который шёл рядом на катамаране:
— Син! Мчись и сообщи портовому официалу: Алтиросса нашлась!
Когда яхта прибыла в порт, её уже ждала сотня человек, среди которых три официала Имперского Суда.
— Женщина, что с тобой случилось?
— Элир велела мне пройти суровое покаяние за мои грехи и потом вновь вернуться к ней. Я струсила и уплыла куда глаза глядят. А она, конечно же, нашла меня и наказала за ослушание. Вот я и прибыла выполнять её повеление.
— Достойный ответ. Все мы порою бываем слабы. Следуй с нами.
Алтироссу привели не в тюрьму, а в подземную келью при Храме Двенадцати. Там она каялась. Её осмотрели врачи и подтвердили, что она сумела почти исцелить рану, которая привела бы к неизлечимой травме у обычного человека. Служительницы-монашки и духовник относились к Алтироссе со смесью страха и уважения: ведь раз в много столетий можно встретить человека, удостоившегося наказания от самой Победительницы. И за что! За то, что она оказалась нерадивой ученицей!
Раз в полгода с Алтироссой беседовал Патриарх в окружении специалистов. Ей приходилось напрягать всю свою интуицию, чтобы не соврать, не дать заподозрить, что она скрывает часть правды и не выдать того, что действительно произошло. Поскольку это удавалось, постепенно она стала относиться с лёгким презрением к способностям обычных людей, даже самые тренированные из которых не смогли отличить ауру Элир от ауры Князя. Но ведь только в дешёвых сказках Дьявол пахнет смолой и серой! Стойко выносить покаяние Алтироссе помогало то, что после встречи с Князем она знала и свою цель, и то, что ей предстоят не годы, а как минимум тысячелетия жизни. Если, конечно, она не ошибётся...
Через два с половиной года её перевели в келью в горах на границе Валлины и Айвайи. Место было уединённое и очень красивое. Надзор внешне ослаб, но чувствовалось, что тем не менее в основном постоянный. Но теперь уже лишь в основном.
* * *
Но спокойными эти три года были не везде. В "расколе Йолура" в Империи правоверных произошли решающие события.
Словом,
Путь свой к вершинам,
Иль в Преисподнюю бег.
Каждый сам выбрал
Жизни дорогу.
Ныне проходит её.
15. Имперское посольство
Даналид, канцлер императора Южной Империи Кароля, после разговора с монархом о необходимости отправки посольства к лиговайцам и в Агаш, вернулся домой в мрачном настроении. Он и вообще-то был низкого роста и редко улыбался, а сейчас как будто ещё больше съёжился. Хотя день был не такой уж жаркий, сановник то и дело снимал шляпу и обтирал платком лицо и лысину от пота. Пока канцлер ехал в паланкине, глаза всё время были закрыты, но он не спал. Его короткие ноги всё время ёрзали, как будто в жёлтые сапоги и синие штаны кто-то подсыпал колючек. Свой плащ с двумя пурпурными полосами — знаком высшего придворного и чиновничьего ранга — и роскошный бархатный малиновый камзол Даналид снял, а белая рубашка была расстёгнута, как у пьяного. Войдя в дом, он ни за что обругал слуг и сразу же уткнулся взглядом в пол, чтобы больше ни на кого не обрушиться.
Его жена Крюнхильт сразу почувствовала: муженёк в таком состоянии духа, что может взорваться. Она отослала всех, кто хотел бы пообедать у канцлера и заодно помучить его своими просьбами и проблемами, объявив, что сегодня открытого обеда не будет. В небольшой комнатке в женском крыле здания она проследила за тем, чтобы столик был накрыт красиво, выставлено лучшее вино и холодный шербет с ледника в подвале, а прислуживать велела вновь купленной симпатичной молодой рабыне, одетой в полупрозрачное платье. Если на мужа ничего не будет действовать, то она была готова развеять его глубокую тоску даже таким средством. Вообще-то Даналид был убеждённым одножёнцем и на дам мало обращал внимания. Поэтому жена считала допустимым иногда подкладывать ему наложницу, тем более что супругу свою канцлер в своё время искренне любил, а теперь уважал и почитал, но родить ему детей она так и не смогла. Два сына и две дочери канцлера были дети от наложниц, узаконенные и признанные его женой как свои собственные.
Но Даналид не смотрел на прелестную девушку. Он поглощал изысканные блюда, не обращая на них внимания, и съел вдвое больше обычного, а вина выпил чуть-чуть. Он вяло отвечал на осторожные и ласковые реплики жены. Тут жена вспомнила о приглашении соседа по имению Адрайта погостить у него, и ласково сказала:
— Милый, государственные дела так тебя утомили. Может быть, пошлёшь письмо государю, что приболел, и пару неделек проведём у себя в имении, в тишине, подальше от суеты. Заодно посетим и нашего соседушку Адрайта, а то он уже раза четыре приглашал.
Жена и сама не очень долюбливала соседа, имение которого было намного больше и богаче. Тот всячески уклонялся от службы, после того, как прослужил несколько лет в императорской гвардии, а затем при дворе, что было практически обязательным для дворян. Он неоднократно во время охот, которые разрешались лишь в промежутках между сбором урожая и посевом, заскакивал на землю Даналида. Если сам хозяин заставал его за этим, соседушка извинялся практически всегда одинаково: "Уж очень вошел в азарт, почтенный канцлер! Ухожу, ухожу,... Извини меня, неразумного и возьми половину моей добычи", и приглашал его в гости, С остальными Адрайт не считался: скажем, старшего сына Даналида Касторада он просто приглашал присоединиться к охоте и попировать затем вместе.
Крюнхильт, увидев, как мужа перекосило при упоминании соседушки, вначале испугалась, что сболтнула не то. Но вдруг лицо Даналида посветлело, он вздохнул, как будто тяжелый камень упал с души, и расцеловал свою супругу:
— Хильдэ, ты умница! Именно это мне и надо сейчас. А, кстати, зачем здесь эта девка? Отошли её, сегодня мы проводим весь вечер наедине.
Жена просто растаяла: редко удавалось столь успешно рассеять плохое настроение мужа, а в последнее время оно случалось всё чаще. Крюнхильт не интересовалась делами государства, но, судя по всему, они шли всё более и более скверно. Хорошо хоть, император не был деспотом, скорее, мягкотелым добряком, да войны либо мятежа уже лет тридцать не было.
И Даналид немедленно написал императору краткое письмо (Южная Империя сохранила в общении высших между собою остатки делового стиля времён расцвета, например, отсутствие вычурного украшательства).
"Ваше величество!
Я знаю, сколько неотложных дел сейчас в государстве, и мне крайне неудобно писать данное письмо. Но, придя домой, я просто свалился с больной и тупой головой и еле-еле диктую это письмо слуге, так что прошу извинить меня, недостойного и хилого, за то, что не написал его собственноручно. Две-три недели отдыха от тяжких дел и лечения мне просто необходимы, и после этого я смогу вновь так же неустанно служить Вашему величеству.
Мой помощник тайный советник Линхас сможет временно заменять меня в текущих делах, а ежели, паче чаяния, случится нечто требующее моего личного попечения, я немедленно вернусь, поелику буду просто отдыхать и подлечиваться у себя в поместье, в полу-дне езды от дворца.
Желаю, чтобы недомогание сие взяло на себя Ваши, государь, заботы, грусти и недуги и Вы здравствовали бы и были бы беспечальны.
Ещё раз краснею от великого стыда за свою слабость.
Канцлер Даналид".
Император послал своего врача помочь канцлеру. Тот осмотрел Даналида, который заранее выпил расслабляющего чаю и действительно чувствовал себя полностью разбитым и отупевшим, прописал ему укрепляющие и возбуждающие травы и одобрил его решение отдохнуть. В тот же вечер Даналид получил собственноручно написанный рескрипт императора Кароля, повелевавший ему на месяц удалиться от дел и заняться укреплением собственного здоровья. Канцлер, как и полагалось, поцеловал императорские письмена, искренне выразил восхищение каллиграфическим почерком государя (искусство высокой каллиграфии было давним увлечением Кароля и его письмена славились по всему Югу; даже старкский Император и Император правоверных повесили на стены своих кабинетов приветственные письма Южанина).
А внутри себя Даналид горько вздохнул: "Был бы наш государь простым знатным чиновником! На месте тогда оказались бы его дарования: и красивый слог, и благожелательность, и доброта, и разум, и совершенное знание классиков, и благочестие, и каллиграфия. Но властителю нужна воля, а воли-то у него — ни капли".
Ранним утром Даналид с женой и кучером отправился к себе в имение на карете. К обеду в столице должно было стать невыносимо жарко и душно, а в поместье микроклимат был гораздо мягче. По дороге встретился соседушка Адрайт, наоборот, двигавшийся верхом в сопровождении дюжины слуг в столицу. Соседи мило раскланялись друг с другом. Адрайт повторил свое приглашение заехать в гости, и Даналид неожиданно его принял, выговорив, что сначала недельку отдохнет.
Холодные отношения с канцлером давно беспокоили Адрайта, но его вспыльчивый и даже взбаламошный характер вкупе с обостренной гордостью не позволял ему принижать себя перед безусловно высшим, но более бедным соседом. Конечно же, он понимал, что такое в принципе могло стоить ему разорения или даже осуждения, но времена вроде были мягкие и спокойные, а канцлер не был наглым вымогателем. Некогда, вступив во владение имением, Адрайт, как и полагалось низшему, младшему придворному советнику, нанёс визит Даналиду, тогда еще тайному советнику. Но ответного визита он дождался лишь через пару дюжин лет.
Неделю придворный наслаждался отсутствием надоедливых посетителей, пышных и длинных дворцовых ритуалов и необходимости контролировать каждое слово, каждый жест, каждый взгляд. Но частенько лицо его становилось сосредоточенным, он напряжённо размышлял. Зная привычку своего мужа в самый неожиданный момент задумываться над серьёзными вещами, жена подготовила ему дощечки для черновых записей и бумагу для чистовых. Но муж на сей раз ничего не записывал, хотя про себя проговаривал, явно стремясь накрепко запомнить. В итоге лишь на одном листе бумаги появилось стихотворение, написанное без помарок и без черновиков. Умение слагать стихи было необходимой частью образования, но муж баловался этим исключительно редко.
Текла спокойно, сыто жизнь моя
В родных местах, семьёй моей любимых.
Я место занял средь высокочтимых,
Но ныне вижу: всё, что делал — зря.
Душевной лени противостоя,
Не стал искать ещё успехов мнимых.
Из края сих полей неистощимых
Днесь ухожу, намеренья тая.
Из мирно умирающей эпохи
Уносим не ценимые здесь крохи
Мучительнейшей мудрости времён.
Событий нить прервала неизвестность,
И, восстанавливая целей полновесность,
Бреду, духовной жаждой распалён
Затем прибыли слуги с подарками от Адрайта, что было ненавязчивым напоминанием о запланированном визите. Канцлер немедленно собрался вместе с женой и с младшим сыном Эолидом (Касторад, статский советник и кандидат в тайные советники, был занят на службе, а две дочери уже были замужем) и тем же вечером уже был в имении Адрайта. Хозяин встретил его на границе своего главного села. Сосед был польщён тем, что ему наносят не просто визит, а семейный, и сердце его грели благосклонная улыбка канцлера, радостная встреча своего сына Адрикта с Эолидом и сдержанная улыбка жены вельможи. Он, разазартившись, начал восхвалять мудрость канцлера, красоту его сына и благородство жены. Заодно он обратил внимание на чистые и аккуратные дома крестьян, явно живших в достатке.
— Некоторые считают, что дворянин, который ушёл в отставку до пятидесяти лет и живёт в поместье, лентяй. Но видите, почтеннейший, как процветают мои сёла. А если бы я доверился какому-то ворюге-управляющему, и доходов было бы раза в три меньше, и крестьян бы наглый и жадный наймит разорил бы и они стали бы разбегаться. А сейчас ко мне, наоборот, просятся третьи сыновья отовсюду, уже ни одного свободного участка не осталось. Думаю у пьяницы Хантхора его деревеньку выкупить. Она, конечно, разорена, но в моих руках за три года цветущей станет. Но, впрочем, мы уже подъезжаем к самой усадьбе.
— Действительно аккуратная деревенька, — сдержанно похвалил Даналид. — Её хоть показывай другим дворянам как пример хорошего управления.
Адрайт прямо расцвёл. Он своим пронзительным голосом привёл в движение всех слуг и невольников. Рабов была более чем дюжина, что в Благодати считалось роскошью. Даже знатные богачи обычно имели несколько рабынь-наложниц и пару рабов. Рабство в землях Южной Империи менее распространено, чем у старков и у степняков.
Весь вечер Адрайт накачивал гостя и его сына действительно прекрасным вином, а женщины пировали в своей комнате. Как следует выпив, Даналид, икая, сказал:
— Ну одну-то деревню, что прямо перед очами хозяина и его гостей, легко сделать образцовой. А другие-то у тебя, сосед, наверняка обычные.
