"Поднимитесь через пять минут", — сказал мужчина в костюме с значком на шее.
Я выглянул наружу, в вестибюль, через полупрозрачные стеклянные двери холла и потянулся дальше другими моими чувствами. Чувство разума сообщило мне, что должно быть по крайней мере пятьдесят человек, разделяющих одну эмоцию по своей сути; своего рода жадное любопытство. Чувство маны, очерчивание объектов с помощью осязания, сообщило мне о других вещах. Было около шести человек с большими камерами, трое или около того с микрофонами для репортеров и еще несколько человек с блокнотами и небольшими записывающими устройствами.
У одного из них тоже был пистолет. Спрятан в кобуре в куртке.
Я точно знал, что огнестрельное оружие нужно проверять перед входом в определенные части здания, особенно в администрацию и комнаты для допросов, но насчет вестибюля я не был уверен. Репортер, о котором идет речь, нервничал, почти напуган. В его уме была цель и сила; он был сосредоточен, решен.
Я кратко подумал, не планировал ли он расстрелять это место, но мне этого не показалось. Он был здесь после одной конкретной цели.
Сам?
Я посмотрел на костюм, составлявший мне компанию. Если я сообщу об этом, PRT, вероятно, будет больше доверять мне и полагаться на меня. Если я не сообщу об этом, мужчина устроит сцену и испортит мой дебют. Было бы довольно глупо позволить ему быть — для этого не было причин.
Это немного напомнило мне слова Рэйчел. Если бы я позволил ему быть в покое, просто чтобы иметь повод обезоружить его, а затем сломать ему руку, я бы не стал придавать этому значения — я бы показал ему, что мой член больше. В этом нет никакого смысла.
"Разрешено ли людям проносить в здание скрытое огнестрельное оружие?" Я попросил. Это был риторический вопрос.
"Не совсем, если только они не агенты правоохранительных органов", — сказал костюм, поворачиваясь ко мне. " Почему вы спрашиваете?"
"У одного из репортеров есть один, с черными волосами, зачесанный назад", — сказал я. "Под левой подмышкой, кобура под курткой. Это Глок 17, полностью заряженный".
Он поднял руку к наушнику и дословно повторил то, что я говорю. "Где в комнате?"
Я снова ощупью ощупью задела человеческую фигуру и саму сущность. "Он стоит прямо у входа, слегка повернувшись к нам. Нервно держится за сигарету, как будто не может решить, выкурит ли он ее или случайно раздавит".
Повторив и эту часть, он кивнул. "Его выводят из здания".
"Хорошо", — сухо прокомментировал я.
"Кстати, вы поднимитесь через две минуты", — сказал костюм через мгновение, когда он повернулся к двери и выглянул наружу. "Ты чувствуешь себя готовым?"
"Вы имеете в виду, я чувствую себя павлином, готовым щеголять своими перьями?"
Он смотрел на меня, ничего не говоря. Он не был впечатлен.
"Одна минута."
Я глубоко вздохнул.
Было безумием, что я столкнулся с Левиафаном, Падшими и Империей, и хотя я чувствовал некоторое количество страха во время этих встреч, я думал, что, возможно, эмоция страха прошла мимо меня. Но каким-то образом постоянный Дамоклов меч, который Выверт небрежно держал над моей головой, в сочетании с идеей не трахаться перед огромной толпой людей, как полный клоун, все еще вселял некоторую тревогу в мою голову.
"Пойдем", — воскликнул он. Он прошел вперед и открыл для меня двери, позволяя пройти в вестибюль, к маленькой сцене, которую они устроили.
На мгновение я представил, как было бы до тошноты жестоко, если бы я наткнулся на дверной порог или что-то в этом роде и упал прямо на сцену, как идиот.
Вместо этого я включил силу кольца и вышел в метафорический и буквальный центр внимания.
Костюм Mystifier был откровенно безвкусным. Он состоял из аквамаринового синего халата с капюшоном и невыразительного белого одностороннего козырька, закрывавшего все мое лицо, которое без капюшона выглядело почти как яичная скорлупа. Остальная часть костюма представляла собой комбинацию набивки брони, подобной той, что носили солдаты PRT, и жесткой ткани, выкрашенной в эту отвратительную яркую схему основного синего цвета с отделкой из блестящего золота и чистого белого цвета.
Его также обрабатывали каким-то гидрофобным веществом, созданным мастером, настолько сильным, что, если кровь попадала на костюм, он просто падал, а не прилипал. В основном это было потому, что моя непобедимость была идентична силе Эйджиса, но, в отличие от него, я не мог позволить себе ржаво-красную цветовую схему, чтобы скрыть правду. Где бы я ни дрался, я, вероятно, оставил после себя комично большие лужи и следы крови.
Когда я поднимался на сцену, меня засыпали криками журналистов и вспышками их фотоаппаратов. 'Смотри сюда!' "Помаши вон там!" и такие просьбы я слышал больше всего во время моей зеленой мили.
"Привет. Я мистификатор", — я попытался заговорить через толпу, используя микрофон, установленный передо мной. Одна из вспышек застала меня под странным углом, оставив очень специфическое слепое пятно на моем правом глазу, которое исчезло через четыре или пять мгновений, а затем появилась небольшая влажная слезинка.
Несмотря на то, что предыдущий костюм не впечатлил моей репликой, на самом деле я должен был выставлять напоказ свои перья самым возмутительным образом, утверждая, что Левиафан сбежал при виде меня, при этом, как это ни парадоксально, оставаясь таким вежливым и скромным, что нормальное явление люди смогли понять меня. Другими словами, я должен был быть мистером Чадом.
Короче говоря, это было чем-то совершенно недостижимым для ребенка с аутизмом. Я не мог нормально разговаривать с незнакомцем — не говоря уже о группе незнакомцев — за всю жизнь.
Я был неспособен поддерживать постоянный зрительный контакт, и я имел тенденцию спотыкаться о словах, делать неловкие паузы, смотреть в разные стороны, не отвечая на утверждения или вопросы, заимствовать неформальный сленг у людей, которых я слышал, и я имел тенденцию ругаться по рефлексу. И хотя реже, иногда я говорил или повторял то, что мне говорили люди.
Для этого я сделал волшебное кольцо. Я назвал это "Кольцом вежливого поведения". Он использовал мою собственную телепатию, усиливая свою силу по всему моему телу, что позволило мне по сути овладеть собой. Второстепенным элементом заклинания формулы кольца было то, что автоматически переводило каждое мое действие в более вежливое и приветливое. Пока он был активен, у меня была правильная осанка, и я не смог бы действовать грубо, даже если бы попытался.
Однако у меня не было большого опыта в концептуальной магии такого рода — первая половина элемента заклинания была довольно простой, а вторая половина была смешной. Пришлось немного перебрать магию, и в результате кольцо съело ману, как пылесос. Он должен был продлиться часа четыре или около того, а потом опустел. Если бы я хотел зарядить его до полной емкости, мне бы пришлось посвятить этому целых двенадцать часов.
В комнате воцарилась тишина, когда я постучал в микрофон. Перед тем, как успокоиться, динамики издали неприятный визг, заставляя всех вздрагивать, и, наконец, в комнате воцарилась тонкая благословенная тишина.
"Mystifier ответит на ваши вопросы по очереди поднятием руки", — сказал со стороны сцены сотрудник отдела по связям с общественностью. Руки подняты в толпе, столько сразу, что мне нужно несколько секунд, чтобы пересчитать их все.
Я наугад указал на одного из журналистов. Меня проинструктировали, как отвечать на вопросы, как дрессированную обезьяну. "Что вы можете рассказать нам о себе, мистификатор?"
Я понятия не имел, как ответить на его вопрос. Мне дали копию под копирку, которую я должен был скопировать в своем ответе, но почему-то, когда он спросил об этом и использовал имя Mystifier, все мое тело застыло. Секунду спустя мне удалось восстановить контроль, и мне показалось, что я думал о природе вопроса.
"Я всего лишь ребенок, который вырос в центре Броктона. Тут не о чем сказать", — ответил я уверенно. Я указал на кого-то еще, как только руки снова поднялись.
Женщина встала с блокнотом в руках. "Что именно произошло, когда Левиафан напал на город?"
Ах.
Этот вопрос возник во время моей подготовки и репетиций. Это было то, что г-н Рид, глава отдела по связям с общественностью ENE, назвал "золотым вопросом вечера".
Это был вопрос, от которого зависело все. Мой ответ здесь определил, был ли я, по его собственным словам, Эйдолоном следующих двух десятилетий или просто могущественным членом списка. Хотя может показаться, что это было небольшое событие, часть всего мира наблюдала за мной прямо сейчас через прокси этих камер или даже ждала за пределами здания, за этими стеклянными дверями, одновременно наблюдая за происходящим через свои телефоны.
Каждый из тех людей, кто знал, что мне удалось что-то сделать с Левиафаном, что заставило его остановиться, хотел получить здесь ответ.
"Это немного сложный вопрос", — ответил я. "По соображениям общественной безопасности я не могу ответить полностью. Однако я могу сказать, что после продолжительной битвы Левиафан попытался связаться со мной. Наш разговор был даже дольше, чем наша битва, но мне удалось убедить его изменить его взгляд на мир. Левиафан никогда больше не будет заботить человечество. Он больше не желает нам никакого зла, если мы также оставим его в покое ".
Наступило долгое молчание, за которым последовал шум вопросов, когда журналисты встали, направив микрофоны в мою сторону и задавая так много вопросов одновременно, что я не мог расслышать ни единого слова.
Я указал рукой на случайного журналиста из толпы. Сработала грубая социальная вежливость, заставив замолчать остальных.
Заговорил указанный мной журналист. "Как именно вы остались на равных с Левиафаном, особенно глубоко в океане? Насколько вы сильны?"
"Моя сила гораздо более эзотерическая по своей природе, чем у большинства паралюдей", — загадочно ответил я. Специалисты по связям с общественностью хотели, чтобы я при каждой возможности создавал атмосферу волшебной таинственности. Это было несколько неловко, но они утверждали, что со временем я перерасту в это. "Было бы правильно сказать, что со временем я смогу развить больше способностей".
Другой вопрос. "Ты сильнее Эйдолона, как сейчас? Если нет, то будешь? Сколько времени это займет?"
Я рассмеялся на мгновение. Это не был притворный, вежливый смех со стороны СМИ. По-прежнему было немного сложно справиться с этим так, чтобы это не звучало излишне снисходительно.
"Как и сейчас, я считаю, что Эйдолон покрасит пол моей задницей", — сказал я. "Может быть, однажды. И я не знаю, как долго".
Это был непростой вопрос, но мне удалось честно ответить.
Возникло больше шума. Я указал на еще одного журналиста. "Что побудило тебя покинуть Неформалов и присоединиться к Стражам?"
"Забота о своей безопасности, а также о безопасности друга".
Журналист почти мгновенно узнал об этом. " Вы можете уточнить? "
"Я, ммм", — я на мгновение взглянул на один из костюмов отдела по связям с общественностью в стороне, который слегка покачал головой. "Извини, но я не верю, что смогу".
Последовало все больше и больше вопросов. Обо мне, моем прошлом, моих силах. Я установил, что я был простым ребенком, который любил рисовать и писать в свободное время — оба утверждения были верны с определенной точки зрения — и что мои способности были настолько близки к магии, насколько это могли быть парачеловеческие способности, что позволяло мне создавать заклинания. что я тогда смог бросить.
Некоторые журналисты продолжали настаивать на Левиафане, отчаянно пытаясь узнать как можно больше. Что бы я ни отвечал, я не мог утолить их жажду знаний.
Главный директор не хотел, чтобы я говорил слишком много.
После этого прошла вторая часть конференции. Пришла кучка пиарщиков и начала объявлять товарные линии для моей новой личности — огромные гонорары, которые надо было заплатить.
Тем временем я сел за стол, и образовалась очередь, идущая от самой дальней стены вестибюля до стены у входа, а затем несколько раз назад.
Сидя за столом, я подписывал все: записные книжки с автографами в них, листы бумаги, бейсбольные мячи, обломки обломков из мест, где я дрался раньше, таких как Медхолл, что, по моему мнению, было несколько неуместным, и одна девушка на несколько лет старше чем я хотел, чтобы я подписал ее сиськи, что я считал очень неуместным. Однако она не стала снимать бюстгальтер, так что я все равно это сделал. Однако вместо того, чтобы использовать ручку, я наложил заклинание, чтобы сформировать стилизованный логотип Mystifier на ее груди, заставляя всех смотреть с трепетом. И от этого как-то стало еще неуместнее.
В какой-то момент к столу подошла группа детей с фигурками, блокнотами и другими памятными вещами, которые они, должно быть, купили всего несколько секунд назад в магазине. Они, должно быть, были на три-четыре года моложе меня — еще не достигли полового возраста.
"Мистер Мистификатор!" один из них завелся. Это был невысокий пухлый ребенок с ужасающе некрасивым вырезом. "Я-это правда, т-что ты... ты пнул Левиафана по заднице? С большой волшебной туфлей?"
Я жестом показал ему и его друзьям наклониться вперед. Как только они это сделали, я прошептал: "Я пнул его двумя ногами ".
Я надеялся, что этого будет достаточно, но потом все дети начали задавать мне все более излишние и глупые вопросы, и через одну или две минуты я был в одном поспешном движении от того, чтобы бросить их через всю комнату, но я не мог отклонить им или быть грубым. Поэтому я придумал альтернативное решение: я спросил их, хотят ли они увидеть что-нибудь интересное, и когда они подтвердили, я сделал шар из лампы накаливания, излучающий призрачных бабочек и птиц, и отправил его через вестибюль, заставив детей убегайте за ним, как собаки, гоняющиеся за мячом.
Как будто PRT пытается проверить мое терпение.
Раздача автографов длилась около часа, и меня приставали все больше и больше вопросов. Некоторые из них даже спрашивали, могу ли я наложить для них заклинания, могу ли я сделать их красивыми, удачливыми или что-то в этом роде, и я обычно отвечал с помощью отработанной болтовни о самопринятии и некоторых туманных тайных планах, которые судьба приготовила для всех.
Для особо заядлого фаната я склонился, чтобы поднять ручку над его блокнотом и написать им свое имя на расстоянии. PRT не хотел, чтобы я делал это, потому что это было сочтено слишком безличным и механистичным.
После этого было проведено специальное мероприятие, на котором люди купили кучу лотерейных билетов, и три счастливчика, победившие, должны были прочитать их будущее, используя карты Таро. В течение еще одного часа я делал именно это, отвечая на вопросы и представляя победителям интересные сценарии один на один.
Финальный победитель розыгрыша вошел вместе со мной в комнату и сел.
Он был довольно молодым человеком, возможно, лет двадцати или поздней юности — примерно того возраста, в котором можно уйти из дома, чтобы поступить в какой-нибудь далекий университет. Его короткие каштановые волосы ничем не примечательны, если не считать крошечного завитка спереди. Он был очень чисто выбрит, так что я, вероятно, мог бы беспрепятственно написать на его лице. Он был очень высоким, почти возвышался надо мной по сравнению с ним, и на нем был толстый пиджак, хотя было не так холодно.
