Долгая заря Ивана Ефремова

Густой сладкий аромат вишни коснулся обоняния. Упругий женский сосок невзначай задел тыльную сторону ладони, и Ивана тут же бросило в жар, а чресла приятно заныли, наполняясь кровью.

Ленинград. Иван Ефремов и академик Свитальский

— Ванька! Ты гений! — Ася бросилась на шею Ефремову, едва тот переступил порог квартиры Свитальских. — Я в восторге от романа. Как у тебя фантазии только хватило такое придумать? Проходи на кухню, я сейчас самовар скажу поставить. Папа тоже одну главу прочитал, и что-то хочет тебе сказать. Ворчал вчера...

Ася чмокнула Ваню в щёку и упорхнула в глубины профессорской квартиры.

Не ожидавший такого урагана эмоций, Иван стянул сапоги, аккуратно поставил их в угол и прошёл по знакомому коридору на кухню.

— Здравствуйте-здравствуйте, Иван Антонович, — приветствовал Ивана уже расположившийся под большим оранжевым абажуром профессор. — Мне тут Аська все уши про Вашу гениальность прожужжала, что не удержался, каюсь, прочитал ваш любопытный опус. Две первых главы всего, но самый общий вывод для себя сделал. Сразу скажу: — Бросайте вы это дело! Сосредоточьтесь на ваших любимых лабиринтодонтах. А то, может всё-таки в мою лабораторию? Геология куда важнее и, что главное нужнее для страныи народа. Вот не далее как третьего дня вызывали меня в 'Инцветмет'. Золотые горы сулили... Да-с! Это значит, финансирование будет лучше, премии, награды. А с Криворожским месторождением столько работы предстоит!? Непочатый край работ. Переходите, не пожалеете.

— Спасибо, Николай Игнатьевич, но я уже в палеонтологию влез по самые уши, — пошутил Иван. — Наши исследования для вас же, геологов, нужны, поэтому думаю, без наград и премий не останусь.

— Папа, ну вот куда ты торопишься! — Ксения даже топнула ножкой от возмущения. — Сейчас поставим баранки, нальём чаю... Ваня с работы, вагоны с солью разгружал. Правильно?

— Да, вагон раскидали... — Иван повёл натруженными плечами. — Чай будет очень кстати... Но ты, Ась, не права, мне очень важно услышать мнение Николая Игнатьевича. Тем более, если я буду хлюпать чаем, то ему помешать не смогу.

— Молодец, Иван Антонович, — засмеялся профессор. — Срезал барышню.

Он тут же повернулся к дочери. — А ты, дочь моя, раз так заступаешься за голодный пролетариат, то не стой, наливай чай, насыпай сахар, ну и так далее... Тем более, что на столе, кажется, закончились баранки. Придётся тебе сбегать в кладовку.

— Пока Аська бегает, я скажу несколько слов, которые могут вам, коллега, не понравиться. Таланты принято хвалить, тем более и есть за что, но лучше всё-таки вам услышать мнение опытного человека.

Первое, что мне хочется сказать, это излишний эротизм. Я всё прекрасно понимаю, молодость, весна, жажда жизни, жажда любви... Но для публикации в советском издательстве это не годится. Знаете, что стало с ребятами, что голыми бегали по Ленинграду?

— Это те, что 'Долой стыд'? — Нет, не слышал. Как-то они резко исчезли, а я-то полгода в поле. Вы же сам геолог, знаете, как в поле с информацией.

— 'Долой стыд' это анекдот, — его один журналист придумал, а всем так понравилось, что ушло, как говорится, в массы. Но отдельные несознательные граждане всё-таки бегали, да-с. Я про общую тенденцию, закручивания гаек в стране. Поэтому вам будет легче напечататься, если вы уберёте откровенные фрагменты. Детали физиологии тоже ни к чему. Это мы с вами люди науки спокойно можем рассуждать на любые самые спорные темы, а издатели народ с одной стороны крайне пошлый, а с другой, страшно зажатый в тисках обывательской морали. Ханжи!

К тому же, коммунизм — тема сама по себе очень скользкая, вдруг какому-то чиновнику покажется, что вы как-то не так описываете коммунистическое общество? Не думали на эту тему? Эх! Молоды вы ещё, легкомысленны.

Профессор начал задумчиво расхаживать по столовой в ожидании чая.

* * *

От Свитальских уходил начинающий писатель в расстроенных чувствах. 'Прав он, прав, — говорил сам себе Иван. — За двумя зайцами погонишься, ничего не поймаешь'.

Прикинув всё услышанное, он решил сосредоточился на двух самых важных для себя темах: — палеонтология и женщины. Последние сами висли на нём. И первой среди череды поклонниц оказалась дочка профессора. Описание быта команды 'Тёмного Пламени' так вдохновили девочку, что та решила, что готова проводить самые рискованные эксперименты в области межполовых отношений. Тем более что у неё 'под рукой' оказался такой прекрасный образец, как Ваня Ефремов.

Узами брака поначалу они обременять себя не собирались, как и большинство их товарищей по университету. На увлечения друг друга на стороне смотрели с пониманием, и всё так бы и шло в русле доброй дружбы, но однажды Николай Игнатьевич и Ольга Иосифовна, на свою беду, вернулись из Мартышкино с раньше положенного. Вид застигнутых врасплох полуголых парочек, вызвал в родителей резкий всплеск возмущения. Профессор поставил вопрос ребром, и через неделю научная общественность Геологического музея поздравляла Ивана и Ксению с созданием новой ячейки социалистического общества.

Постоянные экспедиции и длительные командировки никогда и никому не помогали укрепить семейные узы. Пример родителей у Аси постоянно стоял перед глазами, но она надеялась, что подобно маме сможет пережить длительные отлучки мужа. Надеждам не суждено было сбыться. Горячий темперамент девушки, унаследованный от папы, требовал внимания, восхищения и поклонения. Это сильно напрягало Ивана, и он всё дольше задерживался в лаборатории и экспедициях. Через год молодые скоропостижно развелись. Иван дал зарок, не жениться пока не достигнет научной известности.

4. ПОСЛЕ БАЛА

31 декабря 1935 года. Москва. Палеонтологический институт на Большой Калужской улице, 16. Иван Ефремов и Елена Конжукова

— Леночка, позвольте предложить вам бокал вина, — Лабунецкий, пьяно улыбаясь, ухватил Елену Конжукову за рукав костюма. — Давайте выпьем! За Новый год!

Невысокая, стройная, с большими глазами и чувственными губами, Конжукова всегда привлекала внимание мужчин.

— Вам, Дмитрий Вячеславович, уже хватит, — Елена пытается высвободить руку. — Вы пьяны. Лучше сыграйте нам ещё что-нибудь.

— Точно! А потом вы выпьете со мной на брудершафт, и прекратим уже выкать.

Лабунецкий сел к стоящему на эстраде пианино. Помотал головой, отгоняя хмель, и пробежался пальцами по клавишам.

Ты уходишь, чтобы не вернуться,

Но ещё раз ты себя проверь.

Лучше всё забыть и улыбнуться,

Чем уйти, захлопнув счастью дверь...

Играл он действительно очень хорошо. Профессиональный музыкант всё-таки. Но вот третий куплет, по пьяному делу, забыл. Рассердился, вскочил и хлопнул крышкой так, чтозадребезжали молоточки внутри инструмента. Лабунецкий недовольно тряхнул гривой волнистых ухоженных волос и спрыгнул с эстрады.

Увидев рядом с Леночкой мощную фигуру Ивана Ефремова, Лабунецкий раздосадованно сжал губы. С молодым крепким палеонтолом он ни за что бы не справился. Пришлось срочно переключиться на другую жертву. Благо в палеозоологическом институте хватало молодых сотрудниц.

— Ванечка! Какое счастье, что ты сегодня в Ленинграде! — Елена не скрывала радости по случаю избавления от навязчивого музыканта. — Этот Лабунецкий пристал как банный лист, никак не могла его прогнать.

— Леночка, а давай ты научишь меня танцевать, — неожиданно для себя, выдал Иван. — Скоро тридцать, а до сих пор так и не научился.

У обоих год выдался удачным. Оба стали кандидатами геологических наук, и оба по совокупности трудов. При этом у Ивана даже не было диплома о высшем образовании.

Урок танцев постепенно перешёл в празднование Нового года в квартире Конжуковой, где, по только что уставновленной моде стояла маленькая ёлочка.

Утро первого дня нового 1936 года они встретили в одной постели. С этого началась дружба, перешедшая в большое чувство.

Иван был настолько увлечён Леночкой, что тут же поделился с ней своими видениями. Показал заветную папочку с уже изрядно потёртыми листами, рассказал, что видения иногда посещают его и сейчас. Причём они бывают настолько живыми и яркими, что трудноотличимы от реальных воспоминаний.

— Вань, тебе надо переписать повесть, — с любопытством перебирая страницы, заметила Леночка. — У них уже такой вид, что стыдно кому-то показывать.

— Тебе, правда, неприятно? — спросил Ефремов. — Милая, у меня совершенно нет времени, чтобы переписывать, и нет денег, чтобы кого-то об этом попросить. В институте жалование, сама знаешь какое, а работы у меня — вагон и маленькая тележка...

— Дорогой, ты не будешь против, если я напечатаю?

— Это было бы прекрасно, но мне неловко... Мне нечем тебе заплатить. Но я всё равно очень рад, что ты предложила.

— Мы же друзья! — Леночка потрепала Ивана по взлохмаченной после бурной ночи голове. — С друзей я денег не беру.

Ночь оказалась плодотворной во всех смыслах. Уже на следующий день пара объявила о создании новой ячейки общества, Елена тем же вечером приступила к печати и считыванию 'Долгой Зари'.

Уже через неделю она подошла к Ефремову, только что вернувшемуся с работы.

— Вань, а как ты относишься к критике?

— Если по делу, то нормально. — Иван удивлённо поднял глаза. — Ну, неприятно, конечно, но не смертельно. А что? Всё плохо?

— Нет, как раз местами очень даже не плохо. Но в целом... — Лена разгладила складки платья на коленях. — Не хватает художественности. Вот смотри, четвёртую главу... — Она зашуршала листами уже отпечатанного текста.

Орбита Торманса. Звездолёт 'Тёмное пламя'. Иван Ефремов, он же Вань Рем, Чеди Даан, Олла Дез и Эвиза Танет

...Тяжело дыша, Иван взбирался по скользкому и крутому склону. Обнажённой кожей он чувствовал его наждачную шершавость. Каждый камешек под его рукой шатался и норовил улететь вниз. Где-то позади остался Саныч. Ваня наклонил голову, чтобы посмотреть как там дела у пожилого спутника, но сквозь радужную пелену разглядеть ничего не смог. Внезапно острая боль в темени отвлекла Ивана от мыслей о Макарове. 'Наверное, камень...' — подумал он и проснулся.

'Приснится же, такое...' — подумал он, но завершить мысль не успел, так как голова болела по-настоящему. Сухой язык царапал губы. Всё тело ломило и выкручивало, как от испанки , которую он перенёс пять лет назад. — 'Я же не пил ничего, перед тем как на Богдо лезть' — пронеслось у него в голове.

И тут он всё вспомнил.

Осторожно открыл глаза, надеясь, что всё произошедшее с ним накануне — странный сон. Он ясно вспомнил удивительно красивых женщин в ярких цветных париках, вспомнил ласки Эвизы, танец Чеди, всполохи цветных прожекторов, звуки странной музыки. Массовое распутство он тоже вспомнил, как и своё участие в нём. Заныли натруженные тестикулы, отдавая тянущей болью в мышцы бедра.

Голова жутко болела. Ваня открыл глаза и приподнял голову над мягкой и тёплой поверхностью пола. С трудом, но ему это удалось. Золотистый неяркий свет заливал зал, где вчера гремела вакханалия. Мягкая мелодия на грани слышимости наполняла пространство. Среди невысоких бледно-зелёных бугров в поле зрения никого не было видно. Он медленно попробовал оглядеться. Только тогда заметил людей. Рядом с бассейном две женщины выполняли странные упражнения. Девушки, широко расставив ноги, медленно опускали головы, стараясь дотянуться макушками до пола. Чернокожую, как он вспомнил, звали, кажется, Оля. Высокая, с широкими бёдрами, налитыми ядрами грудей и крепкими ягодицами, она олицетворяла силу и стать здоровой женщины. Вторая — её противоположность. Хрупкая, белокожая, небольшого роста, она грациозно сгибалась, почти касаясь блестящей макушкой пола, при этом непринуждённо забрасывая ладони за ступни ног.

Плавные движения девушек завораживали. Иван любовался их грацией. Он даже вздрогнул, когда почувствовал нежное касание женской руки у себя на плече.

— Вань, ты как себя чувствуешь? — Эвиза решила продолжить наблюдение за новичком. — Давай-ка я тебя осмотрю.

Она с профессиональной бесцеремонностью осмотрела тело юноши, уделив почему-то особое внимание чреслам. Увидев воспалённую плоть, покачала гладкой головой.

— Перестарались мы с девчонками... — Она нежно погладила парня по голове. — Ничего, регенератор выпьешь, и будешь как новый.

Эвиза покопалась в сумочке, закреплённой на предплечье, достала что-то похожее на речной окатыш и приложила его к воспалённому участку. Иван почувствовал приятное тепло и лёгкое покалывание. Через минуту процедура завершилась. Опухоль спала, и член вернулся к нормальному виду.

— Видишь, как удобно быть обнажённым! — усмехнулась Эвиза. — Как общее самочувствие?

— Если честно, то не очень, — Иван смущённо снова прикрыл срам ладонями. — Голова сильно болит. Мне бы аспирину...

Эви достала прозрачный пузырёк с похожей на молоко эмульсией.

— Аспирина у нас нет, выпей это. Микроботы, восстанавливающие все повреждённые ткани. Когда ты после удара молнии к нам попал, нам пришлось тебя в этот раствор целиком погрузить.

* * *

— Вот к чему в литературном тексте такие физиологические подробности? — лукаво склонив голову к плечу, спросила Леночка. — Это же не учебник по анатомии человекообразных.

— Зато это правда.

— Правда или нет, для художественного текста это не так важно. Понимаешь, есть правда факта, а есть правда литературы.

— Не выдумывай чепухи, милая. Правда, одна. Было так, как было.

— Ты хочешь сказать, что всё вот это, — Лена ткнула пальцем в бумагу, — всё это произошло с тобой в действительности?

— Это было в виде видений, — Иван смутился. — Наверное, ты права. Решил не развивать тему. Он и сам не понимал, отчего его видения были так подробны.

— Идём дальше.

— Ёжик! Пожалей меня, я же с работы. Устал, голоден и зол, как тысяча чертей!

— Нет, уж... Попросил редактирования, вот и получай. — Елена озорно хлопнула мужа по макушке папкой, правда, едва коснувшись. — Ужин на плите, так что голодным не останешься. Быстро расскажу, что заметила, а потом кормить буду, и будешь ты у меня добрый и сытый.

Она снова начала читать.

* * *

— Эви, давай к нам, — раздался звонкий голос Чеди. — Мы только начали Сурью Намаскар , можешь присоединиться. Ваня тоже тащи сюда. Пусть к йоге привыкает.

Действительно, стоило Ване сделать глоток зелёной жидкости, как почти сразу ушла головная боль. Кроме лечебного эффекта раствор, похоже, оказывал ещё и стимулирующее действие потому, что настроение заметно поднялось.

— Девчонки, слышали приказ Фаи? — Эвиза тоже широко расставила ноги, прогнулась, вытянув вперёд руки. — Через час общий сбор.

— Жаль! Мы с Оллой хотели Ваня на Камасутру раскрутить, — Чеди лукаво подмигнула Ивану.

Иван смутился, покраснел и опять попытался прикрыться руками.

Все три красавицы дружно рассмеялись.

— Перестаньте, девочки! — с укором посмотрела на подружек Эвиза. — Ему сегодня не до Камасутры. Сами же вчера его заездили. Пусть передохнёт немного.

— Можно мне присутствовать на общем собрании, — сменил тему Иван. — Ему не нравилось публичное обсуждение интимных деталей его организма. Принятая на звездолёте открытость пока его всё больше раздражала.