Земля! Месть проигравших

Вылез из машины и досадливо крякнул — в спину вступил застарелый радикулит. Дверь закрыл уже осторожно.

Зябкий ветерок налетел, проникая под распахнутую куртку, Александр Сергеевич поежился, хотя морозец небольшой для Урала, все-же прохладно и, торопливо застегнулся. Говорливые людские ручейки проворно текли мимо бетонных коробок многоэтажек, сливались в шумную речку, упирающуюся в КПП, словно в плотину. Неспешно подошел, поскрипывая снежком — первый снег выпал ночью, но его уже почти успели затоптать, к проходной. До начала рабочего времени еще полчаса, так что можно не спешить. Зашел. За поблескивающим металлом турникетом рабочих встречал незнакомый чоповец — охранник. Александр привычно приложил электронный пропуск к датчику турникета, тот открылся. Охранник скользнул подозрительным взглядом по спортивной сумке с обедом, висевшей через плечо Александра, но ничего не сказал. На заводе работала не одна тысяча человек, замучаешься каждого проверять.

Через десять минут подошел к серой коробке цеха и увидел здоровенный висячий замок на дверях и возбужденную толпу недоумевающих рабочих и инженеров на грязном истоптанном снегу перед входом. Он остановился и в полном недоумении вытаращился на закрытую дверь. С каждой минутой люди все пребывали. Александр Сергеевич почувствовала легкий озноб и с нарастающей тревогой вслушивался в речи окружающих. Как-никак отдал родному предприятия пятнадцать лет жизни и сейчас совершенно не понимал, что произошло и почему внезапно закрыли родной цех, неужели сокращают? В толпе ежеминутно рождались самые невероятные предположения, чтобы тут-же умереть, еще больше наэлектризовывая обстановку.

— Виданое ли дело, замок амбарный! А закон, а закон, как говорится, как? Я человек маленький, однако и я права имею. За месяц — не меньше должны предупредить, что цех закрывают! — услышал Александр сварливый баритон и обернулся. Вовик, дохлый мужичек в искусственной шубке, известный сварливым характером и задиристостью, к сорока годам так и оставшийся всего лишь Вовиком, сорвал с головы шапку и метнул под ноги. Глаза его сверкали — как же он сейчас центр внимания всего цеха! Верить ему — себя не уважать, но взбудораженной толпе было не до этого. Напряжение скачком возросло, послышались первые возмущенные крики, — Братцы это чо делается!? А? Чо теперь можно вышвырнуть нас, все общество, как помойных котов на помойку!

Неужели Вовчик прав и цех выкидывают на улицу? Проклятые буржуи! Да чтобы они лопнули от своих денег! А как семью кормить?

— Ну? И чо тут происходит?

Александр узнал знакомый басок начальника цеха и обернулся. Рассекая плечом толпу, словно корабль, раздвигающий форштевнем льдинки, во встревоженную толпу рабочих вошел начальник и подошел к закрытым дверям. Обернулся. Солидно откашлялся и поднял руку.

Когда все взгляды скрестились на нем, а над толпой повисла тишина, с иронией взглянул на Вовика.

— Все бузотеришь? — громко спросил начальническим голосом.

— А я чо? — хмыкнул носом Вовчик и моргнул белесыми и редкими ресницами, — Я ничо, народ тут гуторит (разговаривает — уральский диалект), я как общество, ага, — и попятился, быстро передвигая короткие ноги, пока не уперся спиной в плотную толпу — сбежать не получилось. Начальник не раз жестко и прилюдно отчитывал и наказывал Вовчика за нарушения дисциплины и брак, и его скандалист побаивался. Оглянулся назад — становиться крайним не хочется:

— Я как общество! А оно интересуется! — попытался перевести с себя стрелки, на последних словах голос дал петуха. Вокруг послышались обидные смешки, стало слышно, как газует, завязнув в снегу неподалеку, грузовик. Вовик с выражением побитой собаки на лице, втянул голову, обстановка явно разряжалась. Начальник снисходительно махнул на скандалиста рукой и повернувшись к обступившим его рабочим и инженерам, рассказал, что цех закрывается на недельную реконструкцию, а за это время обучат обращению с новым оборудованием. А время вынужденного простоя оплатят. Но даже не это безмерно удивило людей. Оказалось, что новая техника, которую собираются установить в цеху, закуплена у драуни, а сейчас они пройдут на первое занятие. Александр облегченно выдохнул, худшие опасения не оправдались и, направился следом за начальником цеха.

Через полчаса цех — и рабочие и инженеры, с шутками и дружескими подколками расселся в просторной аудитории учебного центра Уралмаша. Когда вместо привычного уралмашевского преподавателя производственного обучения, в класс вошел лысоватый профессор средних лет, представившийся что он из столицы, великовозрастные ученики, приглушенно зашумели. Москвичей на Урале недолюбливали, но все признавали — Москва — это уровень!

Преподаватель раздраженно поморщился и, подойдя к столу, снял коробку с лежащего на нем устройства. Рабочие увидели некое устройство, размерами с баскетбольный мяч, оно мигало разноцветными огоньками и, порой мелодично свиристело. С первого взгляда понятно, что оно произведено под светом других звезд.

Аудитория пораженно замолчала, рассматривая диковинных очертаний прибор. Потом в аудитории прошелестело:

— Драуни! Это их техника!

Довольный произведенным эффектом профессор кивнул.

Москвич рассказывал и демонстрировал работу устройства под названием программируемый репликатор, а рабочие, в полной растерянности, разглядывали чудеса инопланетной науки.

Вечером, за традиционным чаем, Александр со вкусом рассказал родным о событиях на работе, об учебе, потом показал снимки диковинного прибора. Жена и дочь восторженно охали, но верили — против фотофакта не выступишь.

До пятницы Александр Сергеевич прозанимался в учебном центре. Оказалось, что, несмотря на всю диковинность аппаратов инопланетян ничего сложного, главное скрупулезно выполнять инструкцию.

Все это время в здании старого цеха круглосуточно работали, демонтируя оборудования и устанавливая новое, хотя. В цех не пускала охрана на входе, лишь одна за одной в ворота цеха въезжали пустые грузовики — большегрузы, выезжая назад с кузовами строительного мусора. А в среду в цех завезли стандартные автомобильные контейнеры.

В пятницу, в конце занятий, пришел начальник цеха и объявил, что реконструкция закончилась и в следующий понедельник прибыть на рабочее место.

Александр Сергеевич на работу добирался общественным транспортом. Уже подходя к цеху, остановился и принялся растирать щеки варежкой — не хватало еще обморозить! Второй день как ранние морозы под тридцать градусов оккупировали город и заставили поменять куртки и вязанные шапки на тулупы, дубленки и меховые ушанки. Его переполняли смешанные чувства: с одной стороны, распирало любопытство, каков он новый цех? С другой стороны, как человек положительный, в возрасте и консервативный, он немного побаивался нововведений.

Одинокая лампочка над закрытой из-за ранних морозов дверью цеха бросала блеклый свет на пятачок рядом, территория дальше тонула в утреннем полумраке. Время от времени дверь открывалась, чтобы впустить в здание очередного человека и тут же с силой — дул приличный ветер, захлопывалась. Сразу за дверью оказалось первое нововведение — турникет с охранником, окидывавшем входящих придирчивым взглядом. Мимолетно удивившись новым порядкам — никогда раньше не стояла охрана в цеху, вновь приложил пропуск к сенсору.

Через ярко освещенный коридор зашел в цех и замер в легком ступоре, уставившись на знакомый до последнего закоулка, родной цех. Все было необычно и, почти празднично. Тишина и чистота, лишь негромко гудит система вентиляции да жужжат двигатели конвейеров. Нет, стены, потолок, все осталось, как и раньше, ну разве-что их покрасили в светло-серый цвет. От одного края до другого двигались две параллельные линии конвейеров, а между ними в шахматном порядке серебрились металлом, хорошо изученные за последнюю неделю программируемые репликаторы.

— Нда, — обескураженно почесал в затылке Александр Сергеевич.

— Что застыл, — усмехнулся незаметно подошедший мастер, — пошли, покажу твое новое место, — по лицу его скользнула слегка снисходительная улыбка.

Рабочий день пролетел пулей.

Семнадцать часов — уже можно идти домой, но Александр Сергеевич не спешил уходить. Слишком хорошее настроение, к тому же хотелось увидеть, что же получилось из изготовленных собственными руками деталей. Он заглянул в сборочный цех и в первый момент ему показалось, что ничего не изменилось. На черном, жирном цементе пола застыли диковинными динозаврами полусобранные остовы гигантов — гусеничных карьерных экскаваторов ЗКГ-5А. Около них никого, только на противоположном входе в окружении недоумевающей толпы рабочих из его и сборочного цехов, стоит собранный экскаватор.

Александр Сергеевич протолкался поближе и недоуменно замер. Экскаватор, как экскаватор — знакомый до последнего винтика. Ничего необычного, если не считать того, что вместо дизеля — электрический аккумулятор разработки драуни. Понятно, что под новые материалы еще не успели спроектировать машины, он понимал, но в чем здесь новшество?

— И чо? В чем тут загвоздка. Никто не скажет, ага? А, братцы? Так посмотреть и не поменялась ничего! Ага? — саркастическим тоном произнес Вовик и легонько стукнул ногой по еще не установленному массивному ковшу.

'Бум' — отозвалась массивная железяка металлическим гулом.

— Какой был экскаватор — такой и остался! А я-то думал...— Вовик обернулся к толпе, по лицу поползла довольная и глумливая улыбка,

— Ты Вовик, не думай, — послышалось из-за спины. К экскаватору протолкался начальник цеха, — вредно это тебе, головка будет бо-бо.

Послышались обидные смешки а Вовик побледнел и начал тихонько сдвигаться назад, в толпу.

— Подвинься, Вовик, — начальник цеха легонько постучал по плечу Вовика.

Вовик демонстративно нехотя посторонился, а начальник цеха наклонился и, ухватившись обеими руками за гусеницу, сдвинул ее почти на полметра. Дружный удивленный вздох гулко пронесся по цеху. Старая гусеница, из стали, весила несколько центнеров, а изготовленная из новых материалов по технологии драуни, стала легче в десятки раз.

Александр Сергеевич почесал лысеющий затылок. Ничего себе. Фантастика... это же... Да как такое вообще может быть...— лихорадочно заметались мысли в голове -... хотя... нам же объясняли во время учебы... но одно дело слышать и совсем другое видеть собственными глазами!

— Ну и дела, — произнес удивленно.

* * *

Жизнь в дальнем гарнизоне не балует разнообразием и любое предложение посетить крупный город встречается на 'Ура'. Поэтому, когда на офицерском совещании командир эскадрильи подполковник Фисенко предложил коллективный выезд в ближайшие выходные в Салехард — столицу Ямало-Ненецком автономного округа в Культурно-деловой центр, да еще на концерт самого Шамана, желающих нашлось море. Как Соколов выбил два билета — на себя и Аридэль, он сам потом долго удивлялся. Две недели до заветного концерта промчались, словно реактивный Су-30 по взлетно-посадочной полосе...

Концерт начался с задержкой на пятнадцать минут, но, когда на сцене под аплодисменты появился Шаман — высокий, тонкий, с грустным лицом, Соколов простил ему задержку ... да все бы простил.

Свет потускнел. Певец поднял подставку с микрофоном и в зале родилась музыка. Сергей покосился на жену. В лучшем платье зеленом с белым пояском — клановых цветах Лэрдов, с человеческими, а не острыми 'звериными' ушками и нормальной, а не 'мраморной' кожей, она совсем не походила на драуни. Колонии наноботов в крови — прививки их делали еще в младенческом возрасте позволяли менять собственный облик и Аридэль заранее замаскировалась под земную женщину. Глаза ее не отрывались от певца. Губы Соколова дрогнули в немного снисходительной усмешке — так родитель смотрит на делающего первые шаги ребенка.

Встанем

Пока еще c вами мы живы и правда за нами

Там сверху на нас кто-то смотрит родными глазами

Взлетело удивительно чистое сопрано и забилось, словно пойманная в ловушку птица.

Музыка подхватила, понесла с собой. Она неплохо разбиралась в вокале. В детстве мечтала блистать на сцене — у нее был великолепный сопрано. Но не сложилось. Началась война с Ушедшими кланами и юная выпускница школы, повинуясь долгу перед семьей и кланом, поступила в военное училище пилотов. А потом, после выпуска пилота космоистребителя Vandura G-15, кровь и смерти. Кровь и смерти. Но здесь было нечто такое, чего она никогда не слышала. Взгляд молодой драуни застыл. Она понимала, что певец поет о героях своего народа, но не могла ничего поделать — перед мысленным взглядом один за другим проходили отец, мать, она видела погибших на войне друзей и подруг, молодых, красивых, ушедших на задания и не вернувшихся с них. Война... проникла в душу, она — да пожрут ее демоны Бездны, всегда будет с ней!

А еще она наконец поняла испытываемый мужем чувства, когда речь заходила о Великой войне русских против нацистов. Она читала художественную литературу и мемуары о подвигах русских и, даже смотрела несколько фильмов про войну, но это были абстрактные знания. Поражавшие, но не бередившие душу, а сейчас она приняла страшную правду о Войне сердцем и, она жгла, словно огнем.

Сергей с опаской покосился на супругу. Беременные они такие... нервные. Не учудила бы чего!

Они улыбались как дети, и в небо шагали

Встанем

Время исчезло; песня плыла вокруг Аридэль. Глаза защипало и она, не в силах сдержать порыва, крепко сжала руку мужа, одинокая слеза пробороздила щеку. Тихо вздохнула...

Возвращались Соколовы вместе с сослуживцами Сергея в гиганте-вертолете Ми-26. Хотя Аридэль могла вызвать из поселка драуни что-нибудь помощнее и поскоростнее, но супруги принципиально жили как все. Сергей время от времени смотрел на Аридэль. Глаза ее были сухи, а губы крепко сжаты, вот только Сергея этим не обманешь — он достаточно изучил супругу и понимал, что она на грани нервного срыва.

Ее томила беспричинная тоска и тревога, беспокойство... Внутри будто дрожала натянутая до предела струна. Аридэль хватило выдержки и здравомыслия не показывать перед коллегами Сергея состояние, которое было для нее абсолютно непривычным.

Она почувствовала теплую мужнину руку, скользнувшую в мимолетней ласке по ладошке. Аридэль поправила кольцо на пальце, провела кончиками пальцев по краешку глаза, упорно не глядя на мужа...

Когда они пришли домой, Аридэль, не раздеваясь, повалилась на тахту. Включился головизор, занимавший большую часть противоположной стены — его Аридэль привезла из поселка драуни. На улице свистела, выла вьюга, слегка кружилась голова, воспоминания, навеянные земной музыкой, вызвали в ней такое острое и щемящее чувство потерянности, жалости к самой себе, что она едва не разрыдалась.

Неподвижный взгляд девушки, не отрывавшийся от картинок в глубине головизора, испугал Соколова.

— Так... лисичка, подожди! — мужчина метнулся на кухню. Взгляд Аридэль по-прежнему не отрывался от глубин головизора.

— Тадам! — услышала она голос. Когда Аридэль подняла взгляд, муж стоял в дверном проеме. В нескольких метрах Соколов увидел побледневшее лицо, подрагивающие от сдерживаемых эмоций губы.