Демон шарлатана. Часть первая.

И отправился домой.

Глава 3.

По неведомым причинам всё самое интересное в моей жизни начинает происходить, как только я смыкаю веки. Помню, будучи ребенком, я закрывал глаза, пытаясь защититься, когда ясное зрение пробуждало страх, и требовалось немедленно спрятаться, тьмой укрыть сознание от уродства внешнего мира. Разумеется, это никогда не срабатывало, и со временем я перестал так делать, научившись ненавидеть предмет своего страха, а не бояться его. Но волшебное ощущение надежды, что как только я распахну веки, всё изменится, навсегда осталось приковано к моим глазам.

Утро ничем не отличалось от предыдущего: задернутые шторы, тусклый свет, нега... суккуб в моей постели. Мы лежали, обнявшись, и я не мог вспомнить, как до этого дошло. Наркотики и черная магия вредны для памяти, определенно.

Я лежал неподвижно и смотрел в потолок, где прямо над моей постелью развесил свои ловчие сети мой домашний паук. Я никогда его не видел, но неуловимый хищник, несомненно, существовал — весь потолок был оплетен его трудами. Мне всегда нравились пауки — есть в них нечто благородное — поэтому я почти никогда не убирал паутину. Она меня не раздражала, а вот мошки и моль — весьма, посему я позволил невидимке охотиться в моем жилище к нашей обоюдной пользе.

Я разглядывал узор, мысленно ещё оставаясь во сне. Мне часто снятся очень яркие сны, в которых я переживаю чувства, недоступные в бодрствовании: восторг, радость, гордость. Мой разум подавил многие эмоции, но не уничтожил, и царство теней возвращало их мне в красочных видениях, порой превосходящих так называемую реальность по силе впечатлений.

— Я знаю, что ты не спишь, — прошептала демоница, не шевелясь.

— А вот я в этом не уверен.

К моему удивлению, она промолчала.

— Ты никогда не спишь? — озарило меня.

— Никогда.

Пришла моя очередь неловко замолчать. А что я мог сказать? Восхититься, удивиться, пожалеть ее? Сны часто служили мне утешением, но они всегда заканчиваются, и это болезненно.

— Тебе что-нибудь снилось сегодня? — спросила она.

— Да.

— Расскажи.

И я стал рассказывать.

Во сне я был американцем, стариком-ветераном, бывшим военным летчиком и прирожденным асом. Я хромал на правую ногу, ходил с тростью и был одинок. Я жил один в большом, но пустом доме, и всё своё время проводил за пыльными книгами, старыми газетами или просмотром новостей. Помню, как я увидел своё отражение во сне: голубоглазый, седой, с пепельно-серыми усами. Старый, но не дряхлый, высокий и ещё сильный, я не жил по-настоящему, а просто продолжал быть. Где-то во внешнем мире, далеко за гранью моих воспоминаний, жили моя бывшая жена и мой сын. Про супругу я знал лишь то, что она есть, а вот сын иногда даже навещал меня. Пухлый, мягкий, в очках и с неизменной дурацкой улыбочкой на лице, он меня раздражал, но я не высказывал недовольства: сын есть сын. Во сне я часто вспоминал прошлые дни, особенно несколько недель, проведенных на Тихом океане. Мы тогда летали вдоль воздушного пространства Советского союза, и постоянно натыкались на русских. Летчики, такие же небесные лихачи, как и мы, затеяли с нами игру "кто-кому-сядет-на-хвост", и в головокружительных маневрах мы едва не разламывали свои машины, а сами чуть не гибли от перегрузок. Никто не мог со мной сравниться, кроме одного неизвестного русского — такого же безумного аса. За добрый десяток вылетов мы так и не выяснили, кто из нас лучший. Потом был Вьетнам, затем череда бессмысленных африканских войн — и над джунглями меня сбили. Полтора месяца я провел в плену со сломанной ногой, подцепил лихорадку, чудом выжил, но когда меня всё-таки спасли, летать я уже не мог. Меня отправили домой, где я превратился из человека в бесшумную тень. Так продолжалось до тех пор, пока сын во время очередного краткого визита не притащил ноутбук и показал сайт, на котором старые солдаты вроде меня искали сослуживцев. Идея мне понравилась, но искать кого бы то ни было я не собирался. Я просто выходил в сеть и читал чужие разговоры на форуме, не вмешиваясь. Но однажды я наткнулся на сообщение, написанное на ужасном английском с множеством ошибок, в котором некий русский летчик описывал свою службу и призывал отозваться американца, с которым вместе летал недалеко от Японии. По изложенным деталям я понял, что речь обо мне, а русский — это тот самый сумасшедший пилот, который не уступал мне ни в чем. Я написал в ответ. Это действительно был он. И моя жизнь вдруг началась заново. Я понял, что есть, в самом деле, существует на свете человек, который понимает меня — такой же мастер и фанатик, даже на земле умом не покидающий небес.

— И что дальше? — с живым интересом спросила суккуб, когда я замолчал. Она слушала с открытым ртом, приподнявшись на локтях и следя за каждым звуком, исходящим с моих уст. Я никак не мог решить, она притворяется или ей на самом деле настолько интересно.

— Дальше... Дальше мы как-то договорились, что он прилетит ко мне, и я встретил его в аэропорту. Он был ростом мне по плечо, сухой и сгорбленный, и у него не было кисти левой руки. Я понял, что он тоже не мог летать из-за травмы. Но самой главной чертой в нем были глаза — такого же ярко-синего цвета как у меня. Глаза небожителя.

— А дальше?!

— А дальше мы обнялись, и я проснулся уже в твоих объятиях. — Я улыбнулся. — Тебе правда так понравилась история, или ты просто хочешь польстить мне как рассказчику?

— А тебе правда это снилось, или ты сочиняешь на ходу?

— Правда. Видел всё как фильм.

Суккуб вывернулась из моих рук и села на постели. Одеяло сползло вниз, открывая моим глазам её обнаженное тело.

— Если бы ты знал, как я сейчас завидую, то не сомневался бы во мне. Всю ночь ты был другим человеком, жил его жизнью, не помня о себе. Это восхитительная способность.

— Этот сон вряд ли длился дольше получаса, — заметил я, — но я тебя понял.

Мысленно я отметил, что если она говорила искренне, то быть суккубом, по-видимому, не так уж и здорово. Эта мысль оказалась весьма неприятной: вдруг она вынуждена вести своё существование против воли, испытывая скрытое отвращение к каждому смертному, с кем делит ложе? Среди женщин-порнозвёзд нередки психические расстройства, глубокие депрессии, доводящие до самоубийства, наркомания и прочие побочные эффекты многократных сделок с совестью. Не то чтобы все поголовно этим страдали, скорее, таковых меньшинство, но если суккуб имеет те же проблемы, то моя жизнь в явной опасности — кто знает, к чему может привести депрессия демона?

От тревожных раздумий меня отвлек звонок будильника в телефоне. Неведомым образом мобильник всегда оказывался под моей кроватью, хотя я не помню, чтобы хоть раз клал его туда.

Суккуб лежала с краю постели, поэтому я не мог запустить руку под кровать, не сдвинув демоницу. Но стоило мне двинуться, как она лениво потянулась.

— Я достану.

И протянула мне телефон.

Мне стало жутко. До сих пор демоница оставалась моей фантазией, соприкасающейся только со мной, но теперь, когда её способность взаимодействовать с материальным миром была доказана, я вдруг понял, что понятия не имею, что она за существо и как устроена. А вдруг она радиоактивна? Или просто ядовита?

Конечно, мне следовало сразу понять, что демоница осязаема не только для меня — одеяло, например, укрывало её как обычный физический объект, имеющий достаточно высокую плотность, а не проходило насквозь как голограмму. Но в то же время демоница была невидима для всех людских глаз, кроме моих. Она обманывает только мой разум, будучи невидимкой изначально, или же стирает память всем остальным, являясь на самом деле видимой?

Последнее проверить было нетрудно. Отключив звонок будильника, я в бесшумном режиме сфотографировал демоницу, когда она снова улеглась мне под бок. На фотографии под приподнятым одеялом находилась пустота, и сомнений не осталось — суккуб невидима. Вопреки ожиданиям, меня это ничуть не встревожило: ни вставших дыбом волос на голове, ни мурашек по коже, ничего. Моя нервная система воспринимала обнимающую меня загадку природы как нечто само собой разумеющееся. Поначалу я даже обиделся на свой ум за такое равнодушие, но потом вспомнил, что демоница уже призналась в манипуляции моими эмоциями, простил себя и вернулся к размышлениям.

Если она невидима и управляет моим сознанием, то её внешний вид просто искусственно сформирован в моем мозгу. В голову пришла неприятная мысль, что на самом деле суккуб может оказаться вовсе не красивой. Здравый смысл подсказывал, что это должно заботить меня в последнюю очередь, но добрый немец Эрих Фромм уже научил меня критиковать сего анонимного лицемера. Желания не берутся с потолка — каждое из них обусловлено миллионами из миллиардов лет эволюции, посему игнорировать их — верный путь к очередному психозу.

Однако как проверить красоту невидимого? Ответ на сию почти дзэнскую загадку я смог придумать лишь один: на ощупь. В фильмах я видел, как слепые иногда просят разрешения прикоснуться к лицу собеседника.

— Что ты делаешь? — засмеялась демоница, когда я закрыл глаза и, чувствуя себя кретином и античным скульптором одновременно, начал осторожно водить ладонью по её лицу.

— Пытаюсь понять, как ты выглядишь, — честно ответил я, сам не знаю зачем. Что мне стоило солгать?

— Ты думаешь... — она на миг запнулась, когда я провел пальцами по её губам, — ...что я околдовала твой ум, чтобы выглядеть привлекательнее?

— Ты невидимка, которая может управлять памятью и чувствами. Как я могу верить, что ты в самом деле настолько прекрасна?

— Резонное подозрение. Не знаю, как его опровергнуть, разве что могу поставить под сомнение саму идею: зачем тебе вообще меня проверять? Раз я прекрасна, как ты говоришь, то имеет ли смысл рисковать и пытаться это опровергнуть?

— Не имеет, — согласился я, ощупывая её лоб в поисках рогов. — Но я так хочу.

— Железный аргумент.

— А то.

Минуты две я честно пытался представить её облик на основании тактильных ощущений, потом был вынужден признать затею неудачной. Кроме того, что на ощупь кожа демоницы была столь же нежной, сколь и на вид, я не сумел определить ничего. Наверное, эта сверхспособность действительно появляется только после травмы, но вырезать себе глаза, чтобы проверить, я не намеревался.

— Ну? — игриво протянула демоница.

— Ещё слишком рано судить, — мрачно ответил я. — Нам требуется время на обработку полученной информации.

Суккуб рассмеялась и ловко выскользнула из моих объятий и из постели. Стоя спиной ко мне, она грациозно потянулась, поставив меня на грань инфаркта.

— Разве демону нужно делать зарядку?

— Разумеется, нет, — отозвалась суккуб, извиваясь. — Я просто тебя соблазняю.

— Снова? — тоскливо пробормотал я, ощущая, как похоть проникает через мои глаза прямо в кору мозга, а оттуда расползается вместе с горячей кровью по всему телу.

Демоница искоса взглянула на меня через плечо, лукаво прищурившись.

— Считай это профилактикой.

— Знаешь, это довольно жестоко, если учитывать, что я опять не помню, чем мы занимались ночью. Вдруг ты распаляешь меня до беспамятства, а потом заставляешь ходить на четвереньках и петь рождественские гимны?

— Мои желания не столь извращены, — хихикнула демоница. Она обернулась. Стоя спиной к окну, в обрамлении света она снова казалась мне лишь чудесной фантазией.

— Вынужден верить тебе на слово, — кисло подытожил я и выбрался из кровати.

Краткий утренний душ пробудил во мне зверский аппетит, будто напомнив желудку, что последние два дня моё питание было отнюдь не трехразовым. К несчастью, моя ненависть к торговым операциям распространялась и на продуктовые магазины, отчего мой холодильник был почти пуст. Но "почти" и "абсолютно" — всё-таки не одно и то же, благодаря чему уже через десять минут я, обжигаясь и шипя, доедал горячий омлет. За годы одиночества я стал настоящим специалистом по сему дивному блюду, методом проб и ошибок открыл добрый десяток рецептов и в совершенстве овладел мистическим искусством определять степень прожарки по громкости шипящего на сковороде масла.

Только покончив с едой, я понял, что даже не подумал предложить демонице разделить со мной трапезу. Но обнаружив её уткнувшейся носом в монитор компьютера, я счёл, что она не заметила моей неучтивости. На ней вновь чудесным образом появилась одежда: почти такое же платье, что и вчера, только пурпурное.

— А тебе не нужно питаться? — спросил я, подойдя ближе, и глянул на экран.

Мои брови неудержимо поползли вверх и дальше, куда-то к затылку, когда я понял, что моя демоница комментирует блог, посвященный проблемам межнациональных конфликтов. И судя по последней записи, под которой уже развернулась громадная полемика, суккуб была ярой националисткой, сторонницей установления диктатуры и чуть ли не разделения общества на касты по национальному признаку.

— Именно этим я сейчас и занимаюсь, — промурлыкала под нос демоница, продолжая стучать пальцами по клавиатуре.

— А я-то думал, что подобные вещи пишут обычные психи, — признался я. — Но никак не ожидал, что тут замешаны настоящие демоны.

— Мир устроен интереснее, чем ты думаешь.

— Это я уже понял. Но мне пора на работу. Ты останешься здесь?

— Э... что? А... нет, — с видимым усилием переключая внимание от компьютера ко мне, ответила демоница. — Я пойду с тобой.

— Но...

— Я не могу далеко отходить от тебя и амулета, — пояснила она, не дав мне возразить.

— Но ты уже делала это, — напомнил я.

— Ладно, могу. — Легкость, с которой суккуб отказывалась от своих же слов, поражала. — Но тогда я становлюсь бесплотной: чем дальше от тебя, тем менее я осязаема.

— И какова максимальная дистанция?

— Метров двадцать. Со временем, когда мы как следует настроимся друг на друга, я смогу отходить дальше, не превращаясь в облако, но это произойдет ещё не скоро.

Я попытался мысленно подыскать этому какое-нибудь объяснение, которое бы не противоречило моим туманным знаниям физики, но безуспешно. Я всё ещё слишком мало знал о демонице, чтобы строить гипотезы. Это следовало исправить, чем я и решил заняться, когда мы вышли из дома и двинулись по улице.

По воскресеньям моя смена начиналась в десять часов утра, и обычно я успевал дойти до проклятого торгового центра за пятнадцать минут медленным шагом. Вот и сегодня, с демоном под руку, я едва плелся, обдумывая, как выудить правду у ворвавшегося в мою жизнь странного существа.

— Скажи, если ты невидима, как ты видишь? — спросил я о первом пришедшем на ум противоречии с законами физики.

— Я не идеально невидима, — беспечно ответила демоница, склонив голову на моё плечо. Сохранять хладнокровие с каждым шагом становилось всё труднее. — В воде или дыму меня видно, да и с помощью хорошей, особенно чувствительной камеры меня можно сфотографировать. Видел фотографии призраков в сети? Не все они поддельные.

— Но невооруженным взглядом тебя нельзя заметить? — насторожился я.

— Вообще-то можно. Если человек очень внимателен и сосредоточен, он меня увидит. Не так как ты, а словно бы прозрачную дымку или колеблющийся от жара воздух над огнем. Но не забывай, что я управляю восприятием людей. Чтобы увидеть меня, человек должен быть полнейшим безумцем или просветленным йогом, что, в сущности, одно и то же.