— Сама же сказала еще в первой фразе: "Чума на мою голову!": я и есть Чума... Кличка такая с детских лет... А тебя? ...
— Мышка... что смеёшься? Не похожа?
— Похожа: самая настоящая мышь... Ладно-ладно, лежачего не бьют! — Чума задергался на своей койке, пытаясь уклониться от летящего в него тапка. — Дикарка! А серьёзно: как звать-то тебя, спасительница?
— Аэлита! — ответила Мышка на полном серьёзе.
— Класс! А меня — Сын Неба, стало быть, — заржал Чума, выказывая некоторое знакомство с произведениями отечественных классиков.
— Ладно, Сын Неба, укладываемся спать: утро вечера мудренее...
Мысли Мышки разлетелись по сторонам, когда она пыталась уснуть вновь. Поэтому сон к ней пришёл не сразу. События последних минут оказали на нее немалое впечатление, несмотря на старание выглядеть супергёрлой... Вот везёт же ей, как утопленнице: надо было этому чудаку забраться именно в её пустое купе в поисках спасения! Куда теперь его девать? И жалко его немного: как он доберётся до своего Новокузнецка? Наверняка, у него и денег таких нет, даже если трястись всю поездку в автобусах, от области к области... Сколько нужно ему на дорогу: пять, шесть тысяч? А если нет таких денег, так и продолжит забираться в поезда, пока не поймают... Ведь поймают обязательно, а в итоге у парня сдадут нервы, и что будет? И пристрелить могут!
— Чума! Не спишь? У тебя деньги на автобус есть? Ведь на поезде паспорт требуют на вокзале, сейчас даже у "зайцев" паспорт спрашивают... Да еще эта форма твоя, выбросить ее следует, и прикупить что-нибудь из гражданки...
— Спи! Завтра поговорим, — ответил сердито солдат. Очевидно, те же мысли тревожили и его самого. — Клянусь, что не попытаюсь ночью тебя пристукнуть или сбежать: ничего лучшего, чем твоё купе, в поезде нет... только, слушай: вдруг проводница придёт, — ты меня не выдашь, а, Мышка?
— Нет. Завтра поговорим. Благодари бога, что тебе я попалась, а не какая-нибудь офицерская жена... Вот не было печали...
Утром, еще только рассветало, та же игра в посещение важного места повторилась, но с большими предосторожностями. Мышка даже перестала чувствовать ночную робость. К ней возвратилось чувство юмора, и в создавшейся ситуации стала видеться некая пикантность. Когда Чума вышел из туалета, лицо его выражало некое недоумение. Вернулись в купе, и он сказал:
-Знаешь, Мышь, что-то мне там показалось странным.. Сам не пойму... Крыша, должно быть, едет: у меня же сотрясение головного мозга было... Глюки, верно... Сходи, не поленись, а потом скажешь, что не так... посплю пока.
— Да мне не... — возразила было девушка.— Ладно, схожу, если не шутишь, — подхватилась и убежала, не споря со своим "узником".
Вернулась, пожимая плечами. Сердито стала выговаривать солдату:
— Ну, точно глюки у тебя! Все там как вчера. Только бумагу для "факса" поменяли: вчера была розовенькая да целая, а сегодня — ошметок серого цвета висит. Вот и все перемены... И шторы еще как будто постирали: светлее стали. И когда только Фаина успела? Молодец, старательная, а вчера она мне не понравилась: косо на меня глядела, словно неясыть...
— И мне тоже странным показалось: в вагоне СВ — и такой цвет у "факса"! — подхватил Чума. — Может, это вчера мне розовенькая привиделась? И шторы были синие, а теперь поголубели ни с того, ни с сего...
— Знаешь, мало ли какие у них тут, на РЖД, порядки: вчера вот на шторках была надпись дурацкая: РЖД, а сегодня — нет никакой надписи! Похоже, у нас с тобой — массовый психоз, нам обоим чудится одно и то же! Но так не бывает!
— Не бери в голову! — парень поудобнее устроился на полке. — Мягкая полка... Смотри: и здесь шторки поголубели... может, просто вчера было другое освещение? Скорее всего... И нет тут ничего странного.
— Ладно, забудем! Давай завтракать, — предложила Мышка, вытаскивая из продуктового пакета еще один тетрапак с соком, крошечную баночку красной икры и нарезку черного хлеба. Чума смотрел на все это изобилие диким взглядом голодного вепря. Мышка молча намазала ложечкой, — принципиально не брала в дорогу нож, — пару бутербродов. Съела один сама, второй скормила Чуме. Потом сделала еще один бутерброд, и вновь скормила пленнику.
— Раз ты мой заключенный, то я несу за тебя ответственность...
Налила сок: себе — в стеклянный стакан, ему — в пластиковый.
— Спасибо! Ну, ты даёшь! На кой... тебе кормить меня?
— Вот и я тоже так думаю? Но что же: я буду есть, а ты — смотреть? Считай меня доброй феей... Только знаешь что: мне кажется, что жарковато становится? Тебе как? Прямо невозможно жарко в этом трикотажном костюме спортивном! Что, тоже чувствуешь? Давай я тебе пуговицы расстегну, чтобы не взмок... И какого лешего они так топят? Словно в Душанбе в июле... то есть в Дюшамбе!
Никак не привыкну к этому переименованию привычных названий: меня туда в дошкольном детстве бабушка возила к родственникам, в гости... Потом те родственники из Таджикистана спешно уехали: беспорядки начались... Нет, все-таки ужасно душно в вагоне: отвернись-ка к стенке, я майку тонкую надену вместо этой ужасной спортивки...
Сбросив трикотажную курточку, Мышка почувствовала себя лучше, вздохнула с облегчением. Представила себе, каково несчастному беглецу в его кирзовых сапогах. С грустью повернулась к нему лицом. А он лежит и глазеет в ее сторону широко распахнутыми глазищами, бессовестный!
— Ах ты, чума бубонная, сова лупоглазая! Я сейчас из тебя циклопа сделаю!
Смех пленника отрезвил ее: в сущности, что такого он увидел, кроме ее спины и полоски бюстгальтера? Но любопытство — это свинство!
— Давай свои лапищи, сниму с тебя сапоги, не то сопреешь весь... Фу, ну и дух! Вот это и есть запах русской армии... Я бы эти портянки давно отменила!
— Ничего ты не понимаешь, глупая: в носках солдату не проходить, все ноги мигом в кровь собьёшь! Кабы мы в ботиночках или туфлях ходили... кстати, в моем пакете, что под твоей койкой лежит, — ботинки. Вчера на Каче прикупил у узкоглазых по дешевке. Моего размера, за триста рэ!
— Ладно, сейчас вытащу, потом наденешь, когда будешь выходить... И еще прими совет: перед выходом на перрон постарайся принять вид более светский, что ли... эта твоя форма... вот что: все нашивки содрать нужно, будто ты уже давно дембель... может, тебе лучше пораньше сойти, не катить до Москвы?
— Но ты же в Москву едешь? — спросил Чума.
— Ну, и что с того? Хочешь со мной туда, куда я еду? Между прочим, по делам еду, в командировку! Там лишние люди не нужны...
— Ты же с мужчиной собиралась в Москву, проводница сказала...
— Раздвинь карман шире! Это я ей сказала, чтобы ко мне "зайцев" не подсаживали... я на самом деле еду "в дело", в командировку...
— По виду ты — студентка, — заметил Чума. — Чем занимаешься по правде?
— Студентка и есть, — подтвердила Мышка. — Но в настоящее время подрабатываю, как агент иностранной разведки.
Парень засмеялся так, что кое-как развернулся и уткнулся носом в матрац, лишь бы не слышно было, как он хохочет. Мышка сердито смотрела на него.
— Сомневаешься? Думаешь, простая студентка смогла бы тебя так... уделать?
— Да уж... сейчас немало девчонок и боксом, и карате, и дзю-до занимаются, ничего в том удивительного нет... Но на шпионку ты не похожа, честно!
— Не шпионка я, ты прав, пошутила...— Мышка рукой махнула. — Люблю повеселиться... Так как тебя на самом деле кличут, жертва обстоятельств?
— Максимом... или Максом... Но дружки только Чумой звали, — за характер.
— Идёт. Буду тебя звать по обстоятельствам, как захочу... Меня правда Аэлитой зовут. Мама после родов, думаю, в горячку родильную впала, раз вздумала дочь наречь именем любимого литературного персонажа... но я не в претензии: как только восемнадцать исполнилось, так паспорт поменяла. Хорошо иметь свободу выбора! Впрочем, долго волокита шла с этой переменой имени...
— И как зовут тебя теперь? — солдат явно заинтересовался. — А по-моему, Аэлита — это круто! Тебе идёт! Ты сама на Аэлиту похожа...
— Читал, что ли? Не верю! Мальчишки Толстого не читают... ныне я — Лита! Вот такое уменьшительное имя от Аэлиты... С детства подружки так звали, вот я и взяла это странное имечко... Как тебе?
— Класс! Лита-Аэлита... Съела троглодита наша Афродита...
— Замолчи, поэт доморощенный! — Мышка вновь замахнулась на пленника тапком. — Давай еще поспим, пока не совсем рассвело. Спи! Тебе это особенно важно: неизвестно, что принесёт тебе ближайшее будущее...
Под неумолчный шум колёс юноша и девушка вновь задремали. Когда проснулись, ослепительно яркое солнце светило в окно, не считаясь со спасительными шторами. Было так жарко, как...летом! Слишком жарко для конца марта, вот что!
Сбросив с себя остатки сна, Мышка приблизила к окну заспанное лицо и ойкнула от неожиданности. Максим лениво зевнул, потряс затекшими руками:
— Что там такое? Ты что пищишь, как школьница пятого класса, леди босс?
— Сам ты... Давай я с твоей стороны окно приоткрою: полюбуйся на ЭТО! — и Мышка сердито распахнула шторки настежь. — Смотри, пожалуйста!
Блики света солнечными зайчиками проскакали по курносому носу Чумы, озарив его удивленные голубые глаза. От удивления он даже рот приоткрыл:
— Чума меня забери! Трава зеленая! Да где это видано? Мы с тобой точно в Москву едем, не на Юг? Или мою крышу совсем закюветило?
— Точно в Москву. У меня билет проверяли, как ты догадываешься... И никто нас ночью не отцеплял от поезда и не цеплял к другому составу. Но трава — зеленая! И на дворе у нас — конец весны или, скорее всего, лето: кое-где трава жухнет, видно, жара стояла... Мы с тобой из марта угодили прямехонько в лето, Чума! Флуктуация!... Ну, не может у нас двоих разом быть шизофрении, верно? Значит, здесь и впрямь — лето, но почему? Мы что, проспали пару-тройку месяцев, и никто нас за это время из вагона не выкинул? Я фантастику читать люблю, но в сказки не верю! Поэтому объяснения тому, что за окном, — не нахожу! Или я перепутала, в какое время года садилась в поезд, — забыла?
— Эх, ты, королева! — саркастически ухмыльнулся солдат. — Надо мыслить шире! Представь себе, что мы моментально перенеслись сквозь время, раз — и готово! И мы — в лете! Мало сайенс фикшн читала, что ли? Вспомни Пола Андерсона, или хоть того же Герберта Уэллса...Получается, на нас с тобой рабочий вариант модели машины времени использовали, представляешь? Хотя я, конечно, случайно затесался в искусственно созданную временную флуктуацию, но — не жалею! Здорово я тут у тебя приземлился, приключение почище моего побега...
— Не верю я ни в какие временные флуктуации! — выпалила Мышка. — Просто невероятная случайность: скажем, канва времени немного ссохлась, как старая шагреневая кожа, и мы с тобой перепрыгнули разом на несколько месяцев вперёд... Или назад... Но не уверена, что человеческому разуму, на его современном этапе научного развития, по силам воссоздать нечто подобное в полевых условиях... Можешь ты мне технические возможности объяснить?
— Ну, технически все это, конечно, не объяснишь, но по-научному, гипотетически — вполне допускаю... слушай, зато меня, наверное, уже и искать бросили, раз столько времени прошло, решили, что дело — "висяк"! Кто будет одного задохлика квартал целый искать?
— "Висяк"! — передразнила Мышка. — Сколько тебе лет, умник?
— Ну, двадцать, — растерялся парень. — И что с того?
— Так слушай старших, мальчик: я старше тебя! Мне двадцать один должен был исполниться в самом конце марта... Посмотри на себя: на тебе — зимняя форма одежды! Снимешь свой...зипун...бушлат то есть, наденешь осенние жаркие ботинки, да? И пойдешь в одной нижней майке по столице, верно? Без денег и документов в карманах, с одним легендарным апломбом мистера Икс, так?
— Деньги у меня есть, — обиделся Чума. — Целых две тысячи! Брат прислал.
— Из деревни который? Две тысячи — это такой капитал, просто дворец Гаруна ар-Рашида ты на них прикупишь... Тебе не хватит этого, чтобы добраться в твою бесценную Сибирь! И штаны у тебя ватные, зимние, как ты в них поедешь? Выглядишь по-дурацки совершенно... Господи, ну, почему я должна думать о неизвестно откуда взявшемся чудике, который не смог откосить от армии, но и в армии служить не смог по причине своего несговорчивого нрава? Почему я должна заниматься твоими проблемами?
— Не занимайся! Никто тебя ни о чём не просит, — возразил парень. — Мне бы только до Москвы добраться, а там уже я как-нибудь разберусь...
— Как-нибудь!... Именно так! Не будь гордым, не то передумаю тебе помогать! Задела за живое? Зануда я, не злись! Как приедем, помогу тебе выйти из поезда, — Вместе выйдем, всё меньше подозрений, а там посмотрим... понимаешь, у меня важные дела в столице, я правда приехала с поручением, а теперь, из-за тебя, мои планы несколько нарушаются... Но ничего: разберёмся!
На несколько минут в купе установилась оглушающая тишина: пассажиры в безмолвии наблюдали за мелькавшими за окном видами бесконечных пшеничных полей, перемежавшихся с зеленью лесополос, лесков, сверкающих на солнце речушек, маленьких станций и деревень...
Обхватив себя за голову, Мышка вспоминала самый важный пункт начальной инструкции: "в полночь ты должна быть одна. Непременно. Запри накрепко дверь купе и попытайся уснуть ранее указанного времени. Утром и днем веди себя, как обычно. И пусть ничто не вызывает твоего удивления..."
Глупостью показался подчеркнутый красным пункт, но не означают эти слова, что ровно в двенадцать ночи ее перебросили из одного месяца в другой? Бред сивой кобылы... Но это может служить объяснением... Однако, почему она должна была находиться в это время именно одна? Она же не в уединенном лесу или в пещере находится, но едет в поезде, где предостаточно людей? Или же переброска осуществлена исключительно для нее и всего прочего, что находилось в тот момент в её купе? И всех прочих, учитывая наличие в купе второго пассажира?... Бред, бред, бред!
— Ты чего за голову держишься? Голова болит? — почти заботливо спросил Мышку парень. — Если так, то у меня в пакете много чего есть от головной боли: цитрамон, анальгин... Даже фенотропил есть, — это для памяти после сотрясения прописали. Круто действует: даже на стихи прошибает, если недели две курсом пропьёшь, по себе знаю. Веришь: никогда раньше стихи не писал, а в последнее время стихоплётством занялся, сам удивляюсь... И в побег меня тоже эти таблетки, боюсь, сподобили: понял вдруг, если вернусь в свою часть, — не жить... Въяве представил: не вернуться мне живым из нашего гарнизона...
— Ты и в госпитале раньше не лежал, — прошептала Мышка. — Вот тебе стихи и пришли... Охотно верю, что такой чумовой парень стихи пишет. И на гитаре играешь, думаю? В самодеятельности, верно, участвовал в своем училище?
— Верно! Как угадала? Лицо блаженное, да? Так еще моя бабка говорила: лицо, внучек , у тебя блаженное... Не ходи ты в то военное училище, иди в доктора! Или в учителя! Или инженером стань, — только не военным и не милиционером!
