Fever

— Или секс, — сказал я тихо, не поднимая головы.

— Секс в любом случае, — ответила Блайт, нисколько не смутившись. — Он дал мне все это и потому мог меня не бояться.

— Тогда почему вы расстались?

— Я заболела, и никто не мог определить диагноз. Мой Fever страдал не меньше, он не отходил от меня, проводил у моей кровати дни и ночи... Эдвард был идеальным убежищем, с крепким телом и легко подавляемым рассудком. Но я оказалась неподходящим хранителем, так он сказал. Так бывает. Если Cherish или Asylum недостаточно сильны для этого, они рано или поздно погибнут, и первым пострадает уязвимое место. У кого это тело, у кого — душа. Кто-то умирает, кто-то сходит с ума. Душой я была в порядке, но тело... не выдерживало. Ему много нужно было, чтобы жить. Я отдала бы ему все, но у меня столько не было.

Блайт посмотрела на Торн, которая сидела замершая и молчаливая, как статуя.

— Вы хорошо выглядите, значит, вы лучший Cherish, чем была я.

— О чем вы? — голос Эша.

— Вы должны знать. Fever получает энергию в основном через секс... так ему, вероятно, удобнее.

— Мы нечасто это делаем, — сказала Торн равнодушно.

Блайт выглядела по-настоящему удивленной.

— Правда? Это очень странно. Вероятно, вы и есть этот мифический идеальный партнер, и вам хватает... хотя, зная его аппетиты, я не могу этого даже представить. Наверное, каждый случай может быть частным.

— И как же вам удалось выжить? — не выдержал я. Мне совсем не хотелось развивать эту скользкую тему, я-то знал, что Блайт абсолютно права.

— Однажды утром я начала задыхаться. Мой Fever повез меня в больницу, и мы попали в аварию. Врезались в машину с молодой парой и мальчиком лет четырех, они не пострадали. Но мы... Я была пристегнута, он — нет...

— Он вылетел через стекло, — сказал Эшли шепотом.

— Да.

— Я вас там не помню...

Мы с Торн уставились на него, но не понадобилось и минуты, чтобы мы вспомнили.

— Я была на заднем сидении. Сломала ребро, лицо разбила, но это было самое неопасное из повреждений. В больнице сказали, что у меня почти отказало легкое, и обратись я к ним несколькими неделями позже, то не выжила бы. Своей любовью Fever сделал из меня полную развалину, и какой-то степени его смерть спасла мне жизнь. Но эта жизнь больше не имела смысла. — Блайт улыбнулась, в полумраке ее лицо напоминало маску, вырезанную из дерева. — Понадобилось два года, чтобы я окончательно стала на ноги, хотя здоровье окончательно так и не вернулось. А потом я решила разыскать его новый Asylum.

— Предупредить?

— Если честно, нет. Я хотела просто еще раз взглянуть на мой Fever. Но вы с родителями уехали из города, и ваш след затерялся. Не смотрите так, Эшли, все равно ничего нельзя было поделать. Это с самого начала были вы?

— Мама, — произнес Эш одними губами. — Потом я.

— Мне очень жаль... как я понимаю, вы потеряли ее. Но поймите, это просто способ его существования. Он не может сменить свой Asylum до самой его смерти. Как и свой Cherish. Но я была плохим хранителем, он уничтожал меня, не желая того, и в конце концов уничтожил бы, если бы не та авария. Единственная моя вина в том, что я любила монстра, больше человека... иначе убила бы его сама. Поверьте, я убила бы его сама.

Эш молчал, и я боялся даже смотреть на него.

— Его можно уничтожить?

— Не думаю. И зачем это вам? У вас идеальный хранитель, у вас все в порядке.

— У меня не все в порядке, — сказал Эш глухо. — Совсем не все в порядке, миссис Финнеган. После аварии мама изменилась, с ней творились странные вещи. Она не отходила от отца ни на шаг, а на меня не обращала внимания. Становилась прежней, только когда отца не было поблизости, да и то... была как не в себе... будто очнулась от сна. Я боялся ее — и такой, и другой, мне было пять лет, и я ни черта не понимал! — Голос Эшли становился звонким и дрожащим, и я увидел, как в отсвете лампы что-то блеснуло на щеке. — Что касается отца, он вообще будто забыл обо мне. А потом она заболела. Была слабым... убежищем, так вы это называете? Отец не отпускал ее руку, он так рыдал, что слышно было даже внизу. Я вырос, но сих пор не знаю, что с ней было — у нее просто начали отказывать внутренние органы, один за другим. Она не хотела в больницу, врачей вызывали на дом, я только и помню, как они входили и выходили. Отец знал, что она умрет. Думаю, она сказала ему об этом. И он...

Торн сжала его руку.

— Если не хочешь, можешь не рассказывать.

— Да чего уж там. Он, наверное, был настоящий, истинный Cherish — не мог жить без своего хозяина, пустил себе пулю в лоб и все. Ясно вам? Он снес себе башку, когда она умерла, а я в это время стоял на пороге. Он даже не удосужился запереть дверь!!! А я? Я ненавидел родителей всю жизнь, понятия не имея, кто на самом деле во всем виноват! Вы все еще думаете, что со мной все в порядке, Блайт?!! Может, попросите еще, чтобы ваш Fever выполз, чтобы вы смогли расцеловаться?!!

Эш резко встал и выскочил за дверь, Торн пошла за ним не оглядываясь. Я остался — у меня вдруг появилась догадка, такая очевидная, что от злости в глазах потемнело.

— Есть вопросы, Стивен? Только не спрашивайте, что он такое. Этого я так и не знаю.

— Нет, у меня более практичный вопрос.

— Я отвечу, если вы ответите на мой.

Это меня насторожило, но я согласился:

— Ладно. Эш сказал... его мать становилась прежней, когда отца не было рядом. Может ли быть, что именно Cherish вызывает его?

— А как же иначе?

— То есть... без Cherish он появиться не может?..

— Как давно вы его хранитель, Стивен?

Я попытался возражать, но моего замешательства хватило. Она издалека сделала жест, будто погладила меня по щеке.

— Я сразу это поняла, просто сейчас убедилась. Потому и удивлена вашему вопросу. Fever физически не способен на активность, если рядом нет его хранителя, это невозможно. Потому мы с ним старались не расставаться. Не понимаю, как он от вас это скрывал столько времени?

Единственное, чего я сейчас желал, — побыстрее выйти отсюда. Но я же пообещал.

— Десять лет.

Она покачала головой, это могло означать что угодно, но мне было не до нее. Я очень хотел кое с кем побеседовать.

Я вышел за дверь. Эш и Торн стояли, обнявшись, и Бог знает о чем они там говорили. Потом Эш вдруг отдернулся от нее и сел в машину.

— Мне это все не нравится, — сказала она, когда я подошел.

— Мне тоже.

Я не знал, почувствовала она или нет, как я выдернул Аддисона из Эшли почти силой. И у меня получилось. Он выглядел ошарашенным и, возможно, даже слегка напуганным и разозленным, как разбуженный человек. А может, как человек, которого укусила его смирная собака.

Я сел за руль, делая вид, что не смотрю на соседнее сиденье. Он молчал, уставившись в стекло и обхватив себя руками, но мне не было дела до его чувств.

— Торни, пожалуйста, дай нам поговорить. Прошу тебя, — сказал я и протянул ей ключи от своей машины. Я очень боялся, что сейчас она скажет, что не бросит Эшли, и что ей надоели секреты, и она не собирается оставаться в стороне.

Торн не возразила. Только внимательно посмотрела на него, ожидая реакции. Но он к ней даже не повернулся и никак не среагировал на мои слова.

— Привези его домой, — сказала она и вышла.

Я рванул с места так резко, что его отбросило на спинку.

— Почему ты так поступил со мной? — Мой голос был куда резче, чем этот старт, и мне самому было от него больно.

— Я ничего тебе не сделал.

— Ты лгал мне десять гребаных лет. Это, по-твоему, ничего?!

Аддисон замолчал, уставившись в окно. Пару раз он пытался сбежать, уйти в Эшли, как под темную воду, но я не позволял. Власть и знание, в которых он мне отказывал, впервые оказались в моих руках, но я был слишком зол, чтобы радоваться этому. Аддисон покорно следовал за мной до квартиры и тут же залез с ногами на софу, пока я сдирал с себя куртку, не позволяя гневу утихнуть. Я швырнул ее на пол, будто она была в чем-то виновата, и демонстративно поставил стул напротив Аддисона.

— Только что мы имели содержательный разговор с одной пожилой леди. Ее имя Блайт.

— Я ее не знаю, — сказал он наконец, не поворачивая головы.

— А она тебя знает. Отлично знает. Она твой бывший чудом выживший Cherish.

От этого слова он вздрогнул и впервые посмотрел на меня.

— Отчего же ты не вышел к ней, Аддисон? Ей было бы приятно тебя снова увидеть, в каком бы теле ты ни находился. И знаешь, что она мне рассказала?

Злость мешала мне говорить, а еще больше то, что он сидел так тихо, уже не предпринимая никаких попыток исчезнуть.

— Что ты обманул меня. Ты не можешь завладеть телом Эшли и никогда не мог. Ты властен над ним, только когда рядом твой Cherish. А твой Cherish — это я. Я думал, что делаю как лучше для Эша, а на самом деле стоит мне исчезнуть — и исчезнешь ты. Оказывается, ты не можешь заменить меня, пока жив Эш! Ты останешься заперт в нем до конца его жизни, я не знаю, что ты будешь чувствовать, но меня это не волнует. Мне нужно просто уехать. Они с Торн будут счастливы, это единственное, что имеет значение.

— А ты? — спросил он вдруг бесцветным голосом, два слова капнули, как свечной воск.

— Выживу как-нибудь. Блайт выжила, выживу и я.

Не факт. Это будто обожгло мне мозг изнутри — не факт. Я не такой, как Блайт. Я могу и не выжить.

Ну и черт с ним.

— Я ее не помню, — прошептал он.

— Перестань, я уже наслушался.

— Я не говорю, что она не была моим Cherish. Просто я ее не помню.

— И как же так вышло? — спросил я издевательски. — Ты влез в ее мужа, чуть не убил ее, потом влез в мать Эшли, убил ее, довел его отца до самоубийства — и ничегошеньки не помнишь?!

— Я... никогда не помню своих Cherish. Это правда.

— Правда потому, что невозможно проверить?!

— Это правда! — вдруг он повысил голос, и я запнулся. Аддисон всегда говорил тихо, и я понятия не имел, как он звучит выше полуголоса. Это было жутко, как ледяная вода в лицо. — Черт тебя дери, Стивен, какой же ты придурок!! Кое-что можно проверить — пусть эта Блайт скажет, любил ли я ее! Я любил ее! Я люблю всех моих Cherish, и забывание — это просто защитная реакция... они все умирают, а я нет, Я НЕ МОГУ ИХ ПОМНИТЬ И ВСЕ! Как после этого жить дальше, Стивен?! Я бессмертен, по-настоящему! Я не могу умереть, даже если очень сильно захочу, я не знаю как, просто не знаю как!!

Его глаза плеснули незнакомой болью, хотя лицо было застывшим, а губы — сжатыми. Я никогда не видел его таким и не хотел видеть — Аддисон всегда был уравновешен, константа, о которую можно опереться и точно знать, что она устоит. Но сейчас он казался тонким и ломким, как ледяная корочка на воде, способная разбиться не от шага — даже от слова.

Голова у меня закружилась, больше не хотелось ничего узнавать, но было поздно.

— Аддисон...

— Ты вообще представляешь, что значит терять их, постоянно, одного за другим, всегда и всегда! Я столько раз менял Asylum, столько Cherish... столько любимых умерли на моих руках, так разве не справедливо, что я этого не помню?! Я так устроен, и оттого, что ты будешь кричать на меня, я не изменюсь, и ты не изменишься!!

Он яростно смахнул слезы, хотя это было бессмысленно, они текли и текли.

— Ты — мой Cherish! Ты сам придумал правило, чтобы я никогда не появлялся без тебя, и мне оставалось только согласиться, хоть иначе и быть не могло! Ты стал бы моим в любом случае, но я солгал только затем, чтобы ты не чувствовал себя виноватым! Эш твой друг, и уехать, чтобы не рушить его жизнь, могло прийти тебе в голову и десять лет назад. Я знаю тебя, ты страдал бы, но не вернулся. Я не мог тебя потерять, ты понимаешь?! Не мог позволить тебе умереть где-то далеко!

— Умереть? — спросил я почему-то шепотом.

— Я же сказал — ты мой идеальный Cherish! Тебе уже известно, что происходит с неподходящими хранителями и убежищами за считанные месяцы или даже недели, — они гибнут! А мы вместе десять лет, и твой голод так же силен, как и мой. Ты в порядке и будешь в порядке. Неужели без меня ты был счастливее?

Я вспомнил женское общежитие, близняшек Андерс, пять часов тренажерного зала ежедневно и кошмарные сны еженощно. Нет, не думаю.

Моя рука потянулась и коснулась его плеча. Он отпихнул ее, отвернувшись, забившись вглубь софы еще сильнее.

— Не трогай меня! Не прикасайся, я тебя ненавижу.

На меня накатила волна сожаления, оглушительная, как судорога. Правда это или нет, мне уже было все равно. Все стало на свои места с треском и болью, как вправленный сустав. Я десять лет игнорировал правильность, десять лет вел себя как заложник, не подозревая, что он такой же заложник, как и я. Мой заложник. Мой Fever.

Я стал на колени у софы, но он переместился на другой ее край, все так же отворачиваясь. Тогда я на коленях обполз ее, силой отнял его руку от лица и поцеловал ладонь. Аддисон поднял покрасневшие глаза, и я прижал его ладонь к своей щеке, к губам — вкус у нее был морской и горький.

— Ты меня простишь?

Он едва пожал плечами.

— Аддисон, прости, я придурок. Твой Cherish — придурок, ты это переживешь?

Он слегка улыбнулся, и сквозь слезы это было так больно, будто лезвием по зрачкам.

— Что мне сделать, чтобы ты простил меня? — Я сложил его пальцы в кулак и стукнул себя в челюсть, чем вызвал то ли всхлип, то ли смех. — Могу стоять на коленях до утра, но я способен на большее.

— Я тебя испортил...

— На самом деле никогда не чувствовал себя чище.

Наконец он развел руки и разрешил себя обнять. Я залез на софу, чуть не завалив ее вместе с нами, уткнулся ему в шею... и успокоение пополам со счастьем вдруг обернуло меня, будто теплым пледом. Ну, если это означает быть Cherish... то пусть.

Не знаю, сколько прошло времени, когда его голос, тоже спокойный, заставил меня открыть глаза.

— Это неправда.

— Что я придурок?

— Что я тебя ненавижу.

— Надо понимать, это прощение.

— Я боюсь одного — что на самом деле ты не простишь меня, Стивен. Я знаю, как ты любишь Эшли, но он — не такой хороший Asylum, далеко не идеальный. Он и так долго держался, а сейчас все рушится. Он страдает из-за меня. Если бы я мог, то изменил бы это, но я не могу.

Я промолчал, я знал это, и знание заставляло мое сердце содрогаться. Просто в данный момент ноющие мысли ушли вглубь под тяжестью его тела, и я только спросил:

— Что творится у него в голове?

— Там тьма и жар. — Аддисон прерывисто вздохнул и еще сильнее прижался ко мне. — Разум разрушается так быстро, наверное, пришло его время.

— Почему ты раньше мне не говорил?

— Мы вообще мало разговаривали. Твое второе правило, помнишь?

Как глупо, Боже ты мой.

— Теперь ты знаешь, что без тебя меня нет. Это ведь железное алиби, Стивен, я не убивал тех людей.

— А Эшли? Убивал?

У меня возникло дежа вю, будто мы уже лежали так на этой софе и говорили об этом, но то были другие мы. То были Стивен-человек и Аддисон-непонятно что. А теперь просто Fever и его Cherish.