Темные Комнаты

Погрузившись в процесс, в какую-то минуту я нечаянно направил струю воздуха снизу вверх... и прядь волос Дэшила, взметнувшись, упала мне на лицо.

В этом виноват был фен, я уверен. Да, уверен...

Едва волосы коснулись моего лица, все враз переменилось — еще секунду назад я плыл в эйфории, а сейчас меня окутал страх, темный, безотчетный, почти суеверный, от которого подгибаются колени и отмирает воля. Фен выпал у меня из рук, я глубоко вдохнул, почти в панике, — и внезапно все прекратилось. Прядь соскользнула, не спеша, будто кто-то коснулся лба ладонью, задержалась на щеке таким же ласковым прикосновением и послушно опустилась по шее вниз. Это длилось не больше секунды, но в моем сознании затянулось на половину жизни... Оставшуюся половину.

Кажется, когда-то я это уже говорил?..

— Что с вами? — спросил Дэшил, не оборачиваясь. — Вы в порядке?

— Да, — ответил я. Это была правда сейчас. Давно я не чувствовал себя лучше, а испытанное отодвинулось в тень, как дурной сон.

Дэшил очень смирно сидел, пока я не закончил, но головы так и не поднял. Я убрал его волосы назад, открыв лицо на секунду, и даже в неверном свете блеснули белки его глаз — совсем красные, будто от слез. Или от солнечного света.

— А ну посмотри на меня, — сказал я почти требовательно, вдруг заметив, что оставил церемонный тон. Ну, наверное, глупо раскланиваться после практически совместного душа.

— Все хорошо, детектив Стоун.

— Ни хрена не хорошо. Что в таких случаях делает твой Бруно?

— Там в машине, наверное, что-то есть, — ответил он неопределенно, и я был рад ускользнуть, ругая себя последними словами. Посмотреть захотелось, видите ли. И все равно, как бы я ни вызывал чувство вины, оно было вторичным. Я просто хотел увидеть. И увидел.

— Это и от телевизора бывает, — объяснил Дэшил. — Ничего страшного, я же говорю.

— Сам сможешь?

Он посмотрел на меня, будто я предложил ему собрать "Конкорд" на заднем дворе.

— Глэм делала это...

На покойной миз Оливейра заостряться не хотелось. Но в закапывании глаз у меня не было совсем никакого опыта, и я спросил:

— Как?

Дэшил шмыгнул носом, минуту колеблясь, потом повернулся и положил голову мне на колени, так, что я видел его лицо наоборот. Волосы рассыпались черной тенью. У меня руки дрожали, и несколько раз я промахнулся, но в конце концов попал. Дэшил выдохнул и на некоторое время закрыл глаза.

— Как ты меня нашел? — спросил я. Не чтобы заполнить паузу — просто происходящее вдруг плавно перестало меня напрягать.

Он посмотрел на меня вверх тормашками, не спеша убирать голову, капли блестели на ресницах как слезы. Краснота пропала почти мгновенно. Теперь в ушах сережек не было, и я заметил несколько тонких шрамов — кто-то снимал их, не расстегивая?..

— Мистер М возил меня сюда незадолго до смерти. Сказал, что после Глэм и Бруно вы единственный человек, на которого я могу рассчитывать.

Вот старый сукин сын. Все спланировал.

— Вообще-то водить я почти не умею... я сам в шоке, что добрался без приключений. Правда, он настроил это... такую вещь...

— Навигатор?

— Да. Но дороги я все равно не помню...

— Дэшил. Он сказал — после Бруно и Глэм. Но с Бруно все в порядке, как я понимаю?

Он сел, выпрямился, снова убрав все волосы назад, и они почти коснулись кровати.

— Бруно совсем не такой послушный, как кажется, детектив Стоун. И знаете... я на секунду просто перестал ему верить. Он говорил, что все под контролем, что ничего не случится, чтобы мы не волновались. Что он справится. И вот...

Нужно было от этого отвлечься, и я спросил:

— С Магнуссеном тебе было лучше?

Дэшил все еще сидел прямо, глядя перед собой, но потом перевел взгляд на меня — вполне спокойный, собранный.

— Что на самом деле вы хотите спросить, детектив Стоун?

— То, о чем уже спрашивал. Глэм и Бруно недвусмысленно показали мне свое отношение к Магнуссену, а ты — свое. Я хочу понять, что не совпадает.

— Как именно?

— Глэм говорила что-то про щипцы. И про портсигар.

— Если хотите — вот портсигар.

Он повернулся в профиль, и в свете я едва заметил чиркнувшую по скуле светлую полоску.

— Он был серебряный, не очень тяжелый, но с острым углом. И я почти увернулся, — сказал он, просто констатируя факт. Интересно, а если бы не увернулся?

Я понятия не имел, как реагировать, и тогда он спросил:

— У вас бывало когда-нибудь чувство... когда целуете кого-то с такой нежностью, а в следующий момент хотите впиться, рвануть так, чтобы кровь потекла, и не можете себе в этом отказать? Это как бы два чувства — а на самом деле одно?

У меня даже шея одеревенела, так что пришлось сказать словами.

— Нет.

— Значит, вы никогда с собой не конфликтовали... От щипцов следов не осталось. — Дэшил приподнял густую черную прядь пальцами, будто развесив в воздухе. — Мистер М любил их накручивать, когда был на взводе — говорил, это успокаивает нервы. Но волос так много... и вместо того, чтобы успокаивать, это иногда начинало его раздражать.

— И часто так бывало?

— Бывало.

Дэшил подполз поближе и снова откинул часть волос назад, открывая лоб, чуть ли не светящийся на этом черном фоне. Я по-прежнему ничего не видел, и тогда он взял мою руку и прижал ко лбу — пальцы холодные, как льдинки. Сразу я не почувствовал, но слегка скользнув, нащупал подкововидный шрам у самой кромки волос.

— Как это произошло? — спросил я, не вполне уверенный, что хочу услышать.

— Просто произошло. Просто держал руку на волосах, перебирал их, наматывал на ладонь... и в какой-то момент просто стукнул об спинку кровати. Что потом, правда, не помню. Да ничего, в принципе, небольшое сотрясение, хотя столько крови — когда я глаза открыл, даже испугался за него. У мистера М все руки были в крови. Он так расстроился, стоял рядом на коленях, пока Глэм швы накладывала...

— Он расстроился?!

Дэшил отодвинулся и снова завесил лицо волосами, только глаза блестели. Я зря искал там понятное выражение, на этом неотсегомирном лице. И не знаю, найду ли когда-нибудь.

— Ему было очень, очень жаль.

— Дэшил, ты себя слышишь? А тебе — не жаль? Что нужно сделать, чтобы расстроился ты — уложить в кому?

— Я тоже расстроился, — сказал он тихо. — Мы ведь не о монстре говорим. Вы не хуже меня знали мистера М, и знаете, что я не совсем вписываюсь в его жизненные представления. И порой он срывался. Приходил в ярость оттого, что там ему так комфортно. Злился, что не может владеть мной, и что я имею над ним власть. Злился на Агнес. Злился на меня. Очень сильно.

Так же и Глэм сказала, и это походило на правду. Он считал это все неправильным и страдал оттого, что неправильное так ему в кайф. Опасно.

— Ты говорил, что Берлинг это поощряла?

— Мистер М платил за все. Вы и представить не можете, сколько ему это стоило, — Дэшил снова коснулся подкововидного шрама. — И еще — она не позволяла забирать меня больше чем на насколько дней, даже если за каждый последующий день цена возрастала геометрически. Он умолял, а она не давала. Когда она умерла, я думал, ему станет получше.

— А ему стало хуже? И поэтому он покончил собой?

— Ни лучше, ни хуже, детектив Стоун. Ничего не изменилось, кроме того, что мы переехали в этот дом, он забрал Глэм с Бруно и купил мне помещение для "Темных Комнат". Чтобы мне было не скучно. Ничего не изменилось, и я не знаю причины, по которой он... Дэшил закрыл и открыл глаза — будто очень медленно моргнул — и отвел их. Понято. Меняем тему.

— Ты голоден?

Он пожал плечами.

— Да нет. Кофе бы выпил, хоть мы и не сможем так приготовить...

— Кофе нет, — сказал я поспешно. — Придумай что-нибудь другое.

Дэшил внимательно глянул на меня своей невероятной сумеречной синью.

— Ох, Бруно... Он звонил, да?

Я кивнул.

— Он... ведь не приедет, да?

Я снова кивнул.

— Пока ты не скажешь, не приедет.

— Вы не будете возражать, если я скажу ему завтра утром?

— Без проблем.

С каких это пор я начал говорить не подумав? Завтра утром мама привезет Лекси, и у меня нет ни малейшего желания объясняться с ними по поводу Дэшила в моей спальне. Хотя это будет не раньше десяти— одиннадцати, да еще они позвонят... Без проблем. В самом деле.

— Спасибо, детектив Стоун, — сказал он, немного повеселев. — Я бы хотел вас отблагодарить, и даже знаю, как. — А поскольку я молчал, добавил: — Поверьте, никто из клиентов еще не жаловался.

Предупрежден — значит вооружен? Ни хрена. У меня все равно было такое лицо, что Дэшил несколько секунд не сводил с меня глаз, а потом его будто осенило:

— Что еще вам Бруно сказал?..

Я все еще не владел голосом, но видимо молчал красноречиво, потому что он вдруг рассмеялся, все той же хрустальной россыпью, но абсолютно искренне и уже не так остро, как я слышал впервые:

— Да не тех клиентов, детектив. Теперешних. Вы с вашей подругой сможете приходить в "Темные Комнаты", когда пожелаете.

Забавно, но в тот момент я думал совсем не о том, насколько глупо выгляжу, а о том, что с эмоциями у Дэшила прогресс. О том, как меняется его смех. И о том, что рад любым способом удерживать его от истерики.

— С чего ты взял, что у меня есть подруга?

Он улыбнулся, как-то одной стороной губ, и любая кокетка сдохла бы за умение так улыбаться и при этом выглядеть естественно.

— У такого, как вы, не может не быть подруги.

— Неужели?

— Кто такая Лекси?

— Моя дочь.

— А Натали?

Я замолчал, и он сказал:

— Вы звонили Лекси из моего дома, помните? А Натали упомянула девушка, которую вы называете Шор. Сказала, что вы ждете письмо.

Вот это слух, а я думал — у Бруно слух. Ну ладно, поверим на слово, что он не заказал у шефа копию моего досье. Да за приглашение в "Темные Комнаты" шеф, небось, и не то сделает.

— Натали моя бывшая жена. А Кортни Шор коллега. Подруга. Но не такая подруга.

— Любая подруга будет рада сходить в ресторан, правда? Это же... как говорят? — престижно? Бруно говорит, что наше заведение — престижное.

— Шор обрадуется.

Я подумал, что Шор продаст себя в рабство за это, хотя и не вдохновился. Обойдусь и тем, что она будет занимать мне парковочное место.

— Так как насчет еды? — спросил я бодро, но внезапно эта легкость и веселость слезла с него, будто кожа под кислотным дождем. Он снова уставился вниз, себе на колени, закрывшись волосами как щитом.

— Дэшил?

— Она была такой хороший человек, — сказал он негромко, но очень внятно. — Она так любила меня.

Я не был уверен, что у прекрасной Глэм Оливейра, обрабатывающей своих клиентов до обморока и обчищающей их кошельки, вообще были другие хорошие качества, кроме этой любви. Однажды они со старшей сестрой переборщили с клофелином, и кое— кто отправился на тот свет. Совершеннолетняя Шелби Оливейра пошла по статье, а Глэм отделалась легким испугом и двумя месяцами принудительного лечения в клинике для наркозависимых. Этого времени оказалось мало, и скоро она вернулась на свое прежнее место под крылышко Берлинг и на иглу. Не знаю, может, при встрече с Дэшилом она испытала катарсис, и у нее отросло золотое сердце, но могу предполагать — Глэм просто заменила один наркотик на другой. Вчера героин, сегодня Дэшил. Миз Оливейра уже в прошлом, ее не спросить, а мне остается лишь догадываться, не этот ли наркотик убил и Магнуссена.

— У тебя есть мысли, кто это мог сделать? — спросил я.

Он мотнул головой — отрицательно. Собственно, я так и думал.

— А Бруно? Думаешь, он знает?

Дэшил взглянул на меня из-под завесы волос — один невозможно сапфировый глаз.

— Бруно никогда не причинил бы Глэм вреда.

— Я этого и не говорю. Но ты сегодня сказал мне, что не уверен, что Бруно ничего не скрывает.

— Думаю, единственное, что скрывает Бруно — страх перед неспособностью меня защитить, — произнес Дэшил с расстановкой, будто обдумывая слова. — Это не факт, что он не способен. Он больше ничего не боится, он — как каменные стены замка. Но я — его уязвимое место.

— Я хочу, чтобы ты спал спокойно. Я ничего не знаю насчет Глэм, скорее всего, это был несчастный случай, не имеющий к тебе отношения. У нее ведь было достаточно врагов, не подозревающих, какой она хороший человек.

Сказав это, я немного пожалел, хотя и не понял, уловил ли Дэшил сарказм. И поэтому предпочел снова вернуться к насущному.

— Что тебе принести?

— Спасибо, детектив Стоун, я не хочу.

Господи, ну я и сволочь. Сейчас неважно, какой была Глэм Оливейра, важно то, какой он ее считал. А я вечно брякаю не подумав.

— Если Бруно узнает, что я морил тебя голодом, он меня убьет, — сказал я обреченно.

Губы Дэшила слегка дернулись, на грани улыбки, и он вдруг дотронулся до моей щеки и убрал руку быстрее, чем я вздрогнул.

— О большем, чем вы для меня делаете, я и не мечтаю. Я просто не голоден. Честно. Но мы ему не скажем.

Я чуть ли не выдохнул с облегчением.

— Тогда спокойной ночи. И... мне очень жаль Глэм. Правда.

— Я вам верю. — Он откинулся на кровати, и волосы легли позади, будто гигантские черные крылья. Или паутина, в которой он был то ли пауком, то ли жертвой. — Спокойной ночи, детектив Стоун.

Дэшил дал мне выйти, прежде чем погасил лампу, и я отправился в другую спальню. Было только десять, время детское, и можно было еще поразмышлять о многом. Например, о том, что сам Дэшил ни разу не сказал, что кого-то любил — ни Магнуссена, ни Глэм Оливейра, ни Берлинг. Или о том, что вокруг него что-то сконцентрирована смертность. Но как только я прилег на кровать, меня вырубило, будто по голове шарахнули. Я уже и забыл, когда засыпал так мгновенно, не ворочаясь по полчаса, без снотворного или глоточка на сон грядущий. И когда мне снились такие сны, тоже забыл. Хотя нет, вру, сны я помню. Они начали сниться мне совсем недавно, но я заметил, что уже привык к их цвету и запаху, как к части себя.

* * *

Утром меня разбудили голоса. Я глянул на часы и не поверил глазам.

Полдень.

Твою ж мать. Вот это полицейский. Всегда вставал как по часам, самое позднее в девять, а сейчас был полдень. И нечего мечтать, что часы остановились — они очень громко тикали.

Следующий звук, который я услышал после тиканья, был визг Лекси.

Нет, у меня неплохая реакция, но тут я застыл как каменный, пока не понял, что визг — на самом деле смех. Я уже забыл, как смеется моя дочь — надо же, как много я вспомнил за такое короткое время. Строго говоря, я не припоминаю, чтобы Лекси так хохотала хотя бы раз после того, как ушла Натали.

Я оделся и пошел на голос. Дверь была открыта, шторы плотно задвинуты. Мне явилась настоящая идиллия в лице Дэшила, сидящего на кровати по— турецки, и моей дочери, усердно плетущей что-то из его волос. Судя по десятку косичек с одной стороны, началось все даже не в последний час. Рядом стоял поднос с надкушенными тостами и два стакана с соком, а также любимая кукла Лекси по имени Зулу. Натали и вправду привезла ее из Африки — черная деревянная мордаха, ручки— ножки на проволочках и пучок косичек, подозрительно похожих на настоящие волосы. Лично мне эта кукла всегда казалась жутковатой, но Лекси нравилась, она без нее не засыпала. И никогда не показывала чужим. Даже Шор.