Ночь четвертая. Большая честь

— Она сама начала.

— Я знаю. Может, ты и права, что боишься нас.

— Да не вас я боюсь, а вашего возраста. Меня пугают тысячи лет, которые прошли

мимо вас, когда появлялись и вымирали народы, гибли цивилизации, рождались новые

языки и культуры. Я не могу представить, как можно пережить это и уместить все

это в себе.

— Люди недаром живут так мало, это времени вполне достаточно, чтобы взять от

жизни то, что она должна дать... — сказал Демон задумчиво, и сарказм из его

голоса ушел. На какое-то время. — Только насчет нас ты не права. Фокус в том,

что мы остаемся в своем возрасте, и сколько тысячелетий не проходили бы, они

проходят мимо. Это лишь опыт. Когда-то я слышал, что мудрость порождается лишь

близостью смерти, и поэтому мы никогда не познаем мудрости обычного смертного

старика, не достигнем моральной зрелости и не поймем некоторых элементарных

вещей, недоступных молодым. Опыт опытом, но мы будем продолжать делать те же

ошибки бесконечно, и в этом минус вечной юности.

— Ну... ты не выглядишь морально незрелым.

— Мне был тридцать один год, а в те времена до этого возраста и доживали-то

редко. Так что считай, что мне повезло. Данте было двадцать пять, Антигоне —

двадцать восемь. А Сид — лет шестнадцать. Делай выводы.

— Угу, — ответила я в том же тоне, — ты многое прояснил. Но если то, что Сидди

разменяла тысячелетку — не повод ее предпочесть, то что? Ее телепатия? На мой

вкус не ахти какое приятное качество.

— Это на твой, не тебе же нужен Чериш. Дело в том, что Эркхам не общается как мы

с тобой, ее способ коммуникации не имеет аналогов. И Сидди ближе всего к этому

способу. Им было бы легко общаться.

— Ну если это главное... Не уверена, что понимаю, как им должен быть Чериш, но

Сидди это определение мало подходит. Не тот тип.

— А какой она тип?

— Техасская резня без бензопилы, — сказала я тихо, будто боясь, что стены меня

услышат. Демон услышал точно, потому что минут пять смеялся.

— То-очно. Но если тебе кажется, что Джиа больше напоминает Чериш, то ты плохо

ее знаешь. Она — и есть бензопила.

— Джорджия — редкое имя в этих местах. Она что, с Юга?

— Смотря с юга чего. Джиа — дочь одного князя древнейшей фамилии и с грузинскими

корнями, при этом известного радикала и англофила. Однако же ее выдали замуж за

какого-то голландца лет в четырнадцать. Он был стар, уродлив и богат во всех

традициях некоторой литературы.

— И ты во всех традициях той же литературы ее похитил?

— Это может разбить твое романтичное сердце, но я ее купил. У нее десять лет не

было детей. Бесплодна, и к тому же крайне агрессивна — да муж просто рад был от

нее избавиться.

— М-да... неромантично... Но ты так и не рассказал, чем она уникальна. Конечно,

кроме того, что она твое творение.

Что ж, сегодня мне везло, настроение у Демона было просто супер, он реагировал

на шутки и молнии над головой не метались. Надо бы воспользоваться этим, пока

снова не начался сезон дождей.

— О... Georgia in my mind... Песня. Джиа лучшая из моих женщин.

— А у тебя их было тьма, так что это ого какой комплимент.

— Тьма-то тьма... но только у одной в сердце серебряная пуля.

— Что?

Я даже бокал отодвинула, пытаясь понять, серьезно он или издевается.

— Серебряная пуля? Но как же Джорджия...

— С ней живет?

— Ее получила.

Он пожал плечами и снова затянулся. На мгновение его глаза стали как две золотые

монетки.

— В перестрелке. На них напали мародеры. Лучшие Семь, слышала про таких? Хотя

конечно слышала, ты же с одним из них спишь.

Я поверить не могла, что он это сказал, но Демон продолжал, будто ничего не

случилось:

— Все пули удалось достать. Кроме одной. Она застряла в сердце и каким-то

чудесным образом ее не убила. Представь только, уже несколько лет сердце Джиа не

бьется.

— А если стукнет?

— Не знаю. Неизвестно. Может, ничего не будет. Или она умрет, и это может

произойти в любую минуту.

— Не знаю, как бы я смогла жить, постоянно ожидая смерти...

Демон посмотрел на меня так, будто что-то вертелось у него на кончике языка, но

уверена, сказал совсем другое.

— Сейчас это для нее не так важно. Важно то, что Эркхам выбрала ее такой — со

смертью в сердце, и другой такой нет.

Я вдруг подумала про Уильяма. И про то, как, наверное, ему хочется вновь ощутить

биение ее сердца и одновременно очень страшно, что это ее убьет. Как страшно ему

жить, постоянно ожидая ее смерти.

— Уильям знает об этой пуле гораздо больше, но спрашивать его я бы не советовал.

По-человечески. Ему сейчас и так нелегко.

Нелегко... Какой-то дискомфорт насчет Уильяма все не давал мне покоя... пока я

не услышала эти слова. Другой такой нет.

— Кстати, ты нашла его?

— Да. В ресторане, как и думала. — Я сделала ударение на последней фразе, но он

сделал вид, что не заметил. — А еще встретила Калеба, не совсем одетого, и он

уделил мне целых две секунды своей вечности.

— Наверное, хотел скорее вернуться к семье. Они ведь там живут, на первом этаже.

— В одном номере?

— То есть?

То ли это был подкол, то ли Демон искренне был удивлен моему вопросу.

— Ты спросила, живут ли они в одном номере? Или спят ли они в одной кровати?

— Меня не касается, где они спят.

— Это что, тебя шокирует?

— Да ничего подобного. Поверь, Генри, меня это совсем не шокирует. Может, я и

кажусь тебе девочкой из обычной американской семьи с обычными американскими

ценностями, но на самом деле меня окружает вполне достаточно странного.

— Неужели?

— Говорю тебе.

— Например?

— Нет, тебе что, и правда интересны все эти человеческие бредни?

— Мы убиваем время, и я хочу услышать историю. Твоя очередь. Тем более что ты

действительно неплохо рассказываешь.

Это была чуть ли не первая похвала моим литературным способностям, и долго

ломаться у мня не хватило духу. Демон улегся на ковре поудобнее, раскурил новую

сигарету и подпер ладонью подбородок.

— Я весь внимание.

Ладно. Интересно только почему мой бокал почти пуст? Я отпила глоток из его

бокала и начала:

— Мой брат Джимми женат на Маноле уже три года. Но когда он впервые привел в наш

дом ее родителей, это бы настоящий цирк. Джимми познакомился с ней на одном из

маминых показов мод. Мать Манолы тоже модельер, ее зовут Хоши. Знаешь торговую

марку Риоко?

— Стоп. Хочешь сказать, что Манола Кидман-Риз, топ-модель, — твоя золовка?

— Это несущественно.

— Как для кого. Ты нас, конечно, не познакомишь?

— Только через мой труп, дорогой, и не говори, что это легко устроить. Короче

говоря, однажды на ужин в День благодарения Манола привела всех своих родителей.

Всех троих.

— Троих?

— Да, они пришли все. И Хоши, и Риз. И Элис.

— Это значит, что у Риза две жены? — уточнил Демон.

— Это значит, что у Хоши два мужа. Ну ладно Риз, он самый нормальный в этом

сумасшедшем доме, а вот Хоши и Элис — иногда мне кажется, что они и не люди

вовсе. И пошло-поехало. Выяснилось, что папа и Риз учились в одной школе и

закончили один колледж.

— Он почти ровесник твоего отца, и ты зовешь его просто по имени?

— Во-первых, это фамилия. А во-вторых — тебя же зову. Хоть ты и ровесник Цезаря.

Демон усмехнулся.

— Так уж и Цезаря... Ну логично. Продолжай.

— Элис Кидман тоже учился в этом колледже, и папа рассказывал, что он был чуть

ли не легендой, такой себе местной страшилкой. В это легко поверить, когда

смотришь в глаза цвета шато бордо... Там они с Ризом познакомились и больше не

расставались. А Хоши Риз встретил еще в детстве.

— И они действительно такие... странные?

— Не знаю, ты, наверное, за всю жизнь видал вещи и постраннее, но для меня —

более чем. Элис не умеет читать. И боится больших зеркал... А Хоши не ест ничего

желтого. И то, что они иногда говорят, не совсем понятно... И то, как они

говорят. И выглядят они гораздо моложе моих родителей. Но к чем я вела? Манола

понятия не имеет, кто из них ее биологический отец, и ей даже в голову не пришло

бы проверять. Они одна семья, и если после этого ты еще думаешь, что твои дети

шокируют меня, то мне нечего добавить.

— Я думаю, что тебе все-таки пришлось к этому привыкать.

— Не спорю. Просто... у меня действительно по человеческим меркам ОЧЕНЬ

нормальная семья. Мой папа, Алекс Бенедикт, нормальный человек. Сейчас

занимается семейной фотографией. В маме тоже нет ничего богемного, хоть она и

модельер. Коллекции Сью Эллен Сэлинджер потрясающи в простоте и консервативности,

понятия не имею, что ее свело с Хоши, и что у них могло быть общего даже в

профессиональном плане. Но она часто обедает с ней, ходит по магазинам и

приглашает в гости не только по праздникам. А папа действительно обожает и Риза,

и Элиса. И не потому, что они имеют отношение к Маноле.

— И нет никаких страшных секретов?

— В том-то и дело, что есть. И у отца...

— Антигона.

— Да. И у мамы. Таинственный ангел-хранитель, о котором бабушка рассказывала ей

в детстве. В его честь она даже назвала свой первый дом моделей.

— Насколько я помню, он называется "Ноа".

— Однажды я покопалась в сети... и нашла упоминание только об одном экзотическом

Ноа, кроме библейского. И знаешь, кто он?

— Вампир. Крысиный волк.

— Ты с ним знаком?

— Не приходилось, но я о нем слышал. Крысиных волков не так уж много.

— Я все о том, что считала свою семью самой нормальной в мире, островком

спокойствия без мрачных тайн в готическом стиле и скелетов в пыльных шкафах. А

потом выясняется, что папина сестра...

— Мастер Чикаго и штата Иллинойс.

— Да. А бабушка дружила с крысиным волком. А родители жены моего брата вообще не

поддаются классификации. А мой жених — бывший убийца вампиров.

— Получается, ты и есть самый нормальный человек из всей родни?

— Я уже не знаю, что это и значит. Но в любом случае — они моя семья, я люблю их

такими, и ничто не может меня шокировать. Они действительно самое дорогое, что у

меня есть. Семья. Не знаю, поймешь ли ты меня.

Вот что значит расслабилась. Когда я научусь сначала думать, а потом говорить?

Хотя... почему я решила, что это могло его ранить, он ведь одиночка. Почему я

так решила? Или Сидди что-то такое сказала? А если нет, то откуда у меня

очередной раз такое чувство, что язык мой враг?..

Демон не ответил и бросил в рот кусочек льда. Тот растворялся так долго, что мог

показаться искусственным, и я уже не надеялась, что все обойдется. Назовите это

интуицией, пусть я далеко не телепат, и даже не сенситив.

— Кстати, как тебе показался Калеб? — спросил он вдруг. Никогда не думала, что

так обрадуюсь тому, что со мной просто заговорили, пусть и так прохладно.

— Кроме того, что безумно хорош собой? Не совсем поняла. Но вот Уильям... Знаешь,

может, я чего-то не понимаю, но ты сказал... это большая честь. А он совсем не

выглядел счастливым, скорее наоборот. Почему?

— Наконец-то, — фыркнул Демон. — Кто выдавал тебе диплом, Дагни Бенедикт? Ко

всему тебя приходится приводить за руку.

Спасибо, что не тыкать носом...

— Так что с ним такое?

— Да ничего особенного. Им ведь придется с ней расстаться, а это не так уж

весело.

Фраза прокатилась в моем мозгу, обжигая, как ледышка на языке Демона.

— Навсегда?

— Именно так. Чериш принадлежит Эркхам, безраздельно, такова цена.

— А как же они?.. Знают?

— Конечно. И гордятся ею. Это очень большая честь.

— Я уже поняла.

Мне вдруг стало холодно. И захотелось увидеть Уильяма. Просто понять, что он

чувствует, зная, что проводит последние часы со своей любовью. Насчет Калеба у

меня не было никаких мыслей, я его не знала. Но он монстр, и вполне вероятно,

такая большая честь для него вполне приемлема, чтобы не очень-то расстраиваться.

А еще я поняла, что надо поскорее дергать к себе в номер, пока настроение Демона

не упало до нуля.

...Знаете, иногда я думаю, что Демон не зря вечно шпыняет меня некомпетентностью.

Я и правда постоянно ошибаюсь. Но так сильно как в этот раз — никогда...

* * *

Маленькая девочка со взглядом волчицы.

Я тоже когда-то был самоубийцей.

Я тоже лежал в окровавленной ванне

И молча вдыхал дым марихуаны...

Вечером Демон зашел за мной. Я не знала, как себя вести, и предпочла молчать. Он

тоже был неразговорчив, но особого напряжения я не ощущала — возможно, причиной

его задумчивости была и не я.

Комната, где обитала загадка по имени Эркхам, располагалась на верхнем этаже, в

отдалении, с холлом, очень напоминающим тот, где все мы впервые встретились,

только меньше. Те же странные картины на стенах, будто нарисованные безумными

детьми, кожаные кресла и бесконечный диван, только растений не было. И не

мудрено. Здесь было довольно прохладно, не больше двадцати градусов, и я чуть не

сказала Демону спасибо за то, что он посоветовал мне надеть теплый свитер. Нет,

спасибо нужно бы сказать самой себе, что послушалась.

Уильям сидел в углу дивана так неподвижно, что я его не сразу заметила, и

рассматривал одну из картин.

— Сид была? — спросил Демон.

— Она там.

И как только он это сказал, Сидди появилась во всей красе, вышла, аккуратно

притворив дверь. Выражение лица у нее было сумрачное, но наткнувшись на Демона,

улыбка воскресла — тонкая, как лезвие, и такая же острая.

— Прими мои поздравления, — сказала она, произнося слова раздельно, будто боясь

ими подавиться.

— Неужели?

— Ты чувствуешь гордость, что хоть кто-то из твоих детей не только выжил, но и

добился высот? Которых тебе не видать.

— Я испытываю поистине родительские чувства. Спасибо, Сидди.

Уильям смотрел растерянно, будто они говорили на марсианском.

— А как же третий номинант? — спросила я.

— Видели бы вы их вместе, — лучезарно сверкнула зубами Сидди, — какой там третий.

Всего хорошего.

— Идешь собирать вещи?

Сидди не ответила, но взгляд ее был красноречивее стаи голодных пираний.

— Вот о чем я говорил, — сказал Демон вполголоса. — Тысячи лет за спиной не

гарантия исключительности, а всего лишь время. И за этим временем Сидди осталась

девчонкой, которая никогда не научится такому взрослому качеству, как умение

проигрывать.

— Я не пойму, ты доволен или нет? — подала я голос.

— Конечно, доволен. О большем и не мечтают. Уильям! — Демон лишь слегка повысил

голос. — Я рад за вас.