Максимовна и гуманоиды

— О, гляньте, мужики, Шумахер быстрее всех! Нявошь трубы свои уже залечил? — спросил Прохор, подкалывая тракториста.

— Ага! Знатный бальзам, — сказал Шумахер, держа в руке миску с квашеной капустой.

В этот миг его душа прямо радовалась, что не он последний, кто еще сегодня испытает на себе действие кошачего дерьма.

— Нам, мать, прысни по стаканчику! Головки бо-бо, лечить надо! — сказал Прохор и положил на стол три десятки.

— Седни бешплатно! — сказала Канониха, подыгрывая Коле Шумахеру.

— Седни за счет моей хвирмы! — сказала она и налила три граненых стакана, которые в народе звались "обшиваный".

Мужики, радуясь бесплатному угощению, чокнулись и широко открыв рты, влили в себя дьявольски вонючую жидкость.

В тот самый миг, Коля Шумахер, увидев сморщенные физиономии, залился громким смехом. Он глядел на своих друзей по несчастью, как они давятся, выплевывая напиток, а сам тем часом катался по полу и ржал, держась за живот.

— Что напились? — спросил он сквозь смех, — Нажрались дерьмеца на халяву!?

— А что это было? — спросил Прохор, недоуменно заглядывая в стакан в поисках оставшегося на дне спирта.

— Это же дерьмо! — завопил он и выскочил на улицу.

— Что за дрянь, ты, нам старая подсунула? Ти травить, ты, нас удумала старая перхоть!? — спросил Сеня Гутенморген, отплевываясь во все стороны.

— А что я ! Аппарат видно шпортился! Не хочет, зараза, водку гнать! — ответила она и вновь залилась слезами.

— Айда, мужики, в сельпо! Там водка державная, авось еще не стухла! — сказал Гутенморген и, потянув за рукав Прохора, вытащил его на улицу.

Несмотря на раннее морозное утро, народу вокруг магазина собралось невиданное множество, словно это был митинг, посвященный "Дню Урожая" или выборам местного главы администрации. Мужики гудели, обсуждая сегодняшнюю новость, словно мохнатые шмели на лугу.

Нинка шла по утоптанному тракторами снегу в дорогой шубе и в сапожках на высоком каблуке, оставляя в дороге дырочки от железных набоек. Ее алые, цвета перезрелого помидора губы, были вытянуты в трубочку, через которые она выпускала густой пар из своей горячей женской груди. Пуховой платок по краям покрылся инеем, а ее щеки рдели от мороза наливным сентябрьским штрифелем.

— О, гля, краля идеть! — сказал Прохор, увидев продавщицу, — Давай, девка, открывай свой лабаз. Смотри, как народ лечиться хочет!

— Ага, прямо сейчас, уже бегу растопырив крылья, — съехидничала Нинка, улыбаясь своим намалеванным "свистком".

Подойдя к магазину, продавщица открыла дверь, сняв с нее три амбарных замка, и сквозь гул сигнализации вошла внутрь. Народ в тот миг замер в ожидании, когда корабельный гудок райповской сигнализации умолкнет. Это и был тот условный знак, который давал право покупателям войти следом за продавцом в магазин.

Сирена стихла. В тот самый миг, замерзшие на морозе мужики, гурьбой ломанулись в открытую дверь, пихая друг друга в спины. Как всегда, первым у прилавка оказался Шумахер. Народ не зря окрестил его подобной кличкой, зная, что где бы Коля не был, он всегда будет первым. Он, словно скользкий угорь, проскакивал меж телами, оставляя позади всех тех, кто локтями работать не умел, да и не хотел в силу своего воспитания.

— Давай мне, Нинка, две бутылки водки, — сказал Коля, бросив на прилавок деньги.

— Что пить изволите? Выбор у меня будет побогаче, чем у Канонихи! — ответила продавщица, показывая на полки с алкоголем.

— Давай "Пшеничную", не томи, зараза, душу! У меня, мать твою, трубы горять, аж жить не хочется!

Нинка, не торопясь, как бы разминаясь перед прыжком в высоту, достала две бутылки водки и поставила перед Шумахером. Отсчитав сдачу, она, подав ему деньги, кокетливо улыбнулась и указательным пальцем стала накручивать спавший со лба локон.

— Следующий! — сказала Нинка нараспев, видя, что сегодня она будет с хорошей выручкой.

Уже через пятнадцать минут очередь закончилась.

В тот момент, когда продавщица отоваривала последнего "больного на голову" покупателя, в магазин вновь с криком ворвался Шумахер.

— Ты это, что это, змея, делаешь? Ты, по что рабочий люд травишь?

Ты сама пила эту гадость, стерва?

Нинка, ничего не понимая, хлопала своими бархатными ресницами. По физиономии Шумахера было видно, что он, словно Александр Матросов, полезет сейчас на амбразуру прилавка с голыми руками и задушит продавщицу, как это делал когда-то негр Отелло.

Что, что ты мне тут бутылки в харю тычешь? Сейчас, как возьму разновесы, как стегану по твоему рылу, так ты у меня сразу за прилавок встанешь! Чем ты, Шумахер, недоволен? — заорала она, широко открыв свой рот и держа в руке двухкилограммовую гирю.

— Так твоя водка, Нинка, стухла! — сказал Коля, тряся губами от бушующего в груди гнева.

— Как это — стухла? Водка же не тухнеть, идиот! Водка продукт вечный, как вселенная!

— А ты вот откушай из этого пузыря своей вселенной! — ответил Шумахер, подавая початую бутылку, — Мы с мужуками хотели по-соточке накатить, а там одна сплошная вонь дерьма и никакого тебе спирта!

— Да этого быть не могет!? Да как это водка стухнуть могла?

В тот момент мужики, купившие полчаса назад алкогольные напитки, стали возвращаться в магазин. Каждый тянул назад пузыри с водкой и вином, жалуясь Нинке, что продукт протух и не подлежит употреблению в виду его сильного зловония. Видя, что с минуты на минуту народ перейдет в атаку, продавщица ждать бунта не стала, а вызвала по сотовому телефону участкового майора Бу-Бу, а сама, не дожидаясь своего смертоубийства, закрылась в подсобке.

Участковый майор Бу-Бу, в миру Александр Бухарский, был прозван народом за исключительный талант жевать свои же слова. Даже родная мать майора не всегда понимала своего сына, который никак не мог внятно связать и трех слов. Вместо нормальных звуков, передающих человеческие слова, изо рта участкового вырывалось только одно — бу-бу.

— Что, бу, такое тут, бу, проишходить? — спросил он, войдя в наполненный демонстрантами магазин.

— Михалыч, ты вот глянь! Райповская водка стухла! Это катаклизьм какой-то? Аномальное явление! По всей деревне водка кошачьим дерьмом воняить!

— Не могет того, бу, быть, бу! — сказал участковый, — Дай, бу, я экшпертизу, бу, сделаю, бу!

— Что в район повезешь!? — спросила Нинка, держа руки на бедрах, — А деньги, что им, этим алкашам возвращать? Не буду я без заключения экшперта возвращать выручку! Не за той мой дед на фронте свои крови проливал, чтоб я, его внучка, державные деньги алкашам дарила!

Бу-Бу прилюдно открыл новую бутылку водки и с умным видом стал махать своей ладошкой перед горлышком, словно веером, втягивая в себя ее запах. Ничего не почувствовав, он поднес горлышко к носу и вновь втянул в себя запах, словно всосал военным прибором химической разведки.

В какой-то миг его глаза вылезли из орбит, завернувшись так, что он увидел кончик своего носа. Вонь, то ли тухлых яиц, то ли кошачьего поноса, пробила его до самых пяток, вызывая сильнейший приступ тошноты.

Майор Бу-Бу, мужественно собрав в кулак все внутренние силы, напрягся так, что жилы проступили на его вспотевшем лбу.

— О, гля, гля, мужики, майор тужится как! Видать здорово мужика шандарахнуло, что он, словно от горчицы, как рак покраснел! — сказал Шумахер, глядя на страдания участкового.

— Цыц, Колька! Не мешай майору экшпертизу делать! — вмешался Прохор.

— Ну, что? Ну, что? Ти стухла, майор, горилка? — спросил он, глядя прямо в глаза майору, дожидаясь заключения эксперта.

Сделав умное лицо, участковый еле выдавил:

— Дерьмо!

— О, мужики, майор сказал, что это настоящее дерьмо! Пиши, Михалыч, протокол!

В магазине райпищеторга в бутылках с надписью "Водка" обнаружено кошачье дерьмо! — сказал Коля Шумахер, показывая свою эрудированность.

Майор вытащил из планшета бланк протокола и с умным видом стал писать, допрашивая каждого мужика по факту произошедшего происшествия. Вновь народ загалдел, словно гуси на выпасе, и постепенно допрос стал перерастать в настоящий митинг.

* * *

Тем временем, когда мужики бегали по всей деревне в поисках "лекарства", инопланетяне, добравшись до колхозной фермы, навели там такой порядок, что даже коровы от удивления перестали мычать, а к вечеру того же дня, заметно прибавили к удою.

После утраты своего транспортного средства, пить водку с деревенскими мужиками они больше физически не могли. Устроившись на жительство в "красном уголке" фермы, они в минуты ожидания своего спасательного корабля, стали ухаживать за колхозным стадом, видя в коровах собратьев по разуму. Целыми днями они мыли, чистили и холили коров, словно своих родственников, и этот факт безмерной любви к животным был тут же оценен коровами по достоинству.

Рогатые, словно ожили. При виде зелененьких человечков они радостно прыгали в стойлах, размахивая в разные стороны своими хвостиками, и готовы были отдать все молоко, которое скапливалось в их вымени.

— Ну что, Хао! Я вижу, вы тут у нас обжились, да и животные очень вас любят! — сказал председатель колхоза, с любопытством разглядывая возрожденную из руин ферму, — Может вам гражданство российское сделать? Может останетесть у нас тут на Земле!? Вон Нюрку замуж возьмешь, детей нарожаете?

— Хао и Ху домой хотять! Дома хо хоросо! — сказал инопланетянин, опираясь на вилы.

— Ху, "кристалл жизни" надо найти, Ху скоро помирать будет, — сказал инопланетянин и из его огромных глаз по зеленым щекам скользнула слеза.

— Ничего, Хао, найдем мы твой кристалл, — сказал председатель, — Только кто его похитил?

— Там, там! — сказал зелененький и, взяв председателя за рукав дубленки, вывел его на улицу.

Солнце было в самом зените. Снег, словно миллиарды бриллиантов, блестел под его лучами, что казалось, будто ультрамариновое небо отражается в безбрежной голубизне чистейшего и экологически чистого снега.

— Там, там! — сказал Хао и показал длинным пальцем в сторону, где за покосившимся деревянным забором жила Максимовна.

— У Максимовны, что ли? — спросил председатель.

— Да-да! — закивал своей головой зелененький.

Он расстегнул фуфайку и положил на свою трехпалую ладонь амулет с кристаллом, точно такой же, какой был у Максимовны в клубе во время празднования Нового года.

— Так что, Хао, Снегурка — это, что бывшая старуха Максимовна? — спросил председатель.

— Да, да! — закивал дынеобразной головой инопланетянин.

— Кристалл зызни у нее. У нас у сех такие кристаллы! Мы без кристалла домой лететь не мозем! — стал телепатировать Хао прямо председателю в мозг.

— Я найду Максимовну, и она вернет вам ваш кристалл жизни, — сказал председатель.

Хао улыбнулся так мило, что по душе председателя покатились пушистые шарики.

Город Бормотухин Псковской области, 21-07 местного времени.

Вот уже целую неделю, как девчонка забрала фотографии, Зяма Наппельбаум не мог уснуть. Постоянные воспоминания о кулоне с огромным бриллиантом выворачивали его нутро наружу, и он не мог ничего с собой поделать. Видения о сказочном богатстве постоянно преследовали его, и ему казалось, что он просто сходит с ума. Даже на цветной фотографии, которую он сделал для себя, этот кристалл очаровывал какой-то невероятной внутренней силой. После недельного раздумья, Зяма, измученный такой душевной болезнью, сдался. Переломив себя, он с трясущимися от страха ногами и руками пошел в воровской притон. Там, в подвале бывшей районной кочегарки, переделанной под казино с названием "Дохлый пингвин", собирались все местные блатари. Во главе этой воровской "малины" стоял знаменитый на весь район вор по кличке Монгол. Монгол держал весь район в страхе и многие предприниматели ежемесячно платили ему дань, которую он фактически тут же спускал игрой в рулетку и покер, напрочь забыв о воровском общаке. Вот к нему, как местному авторитету, и обратился Зяма Наппельбаум, в надежде заинтересовать его возможностью заработать полмиллиона долларов.

— Ну, что ты приволок? — спросил Монгол, держа в зубах дымящуюся сигару, а в руках карты.

— Ви знаете, господин Монгол, у меня к вам необычайно выгодное предложение, — сказал Зяма, стараясь выглядеть в воровских кругах уверенно и убедительно, — Нам с глазу на глаз нужно с вами покалякать о хлебе нашем, насущном!

— У меня от моей братвы секретов нет! Давай, калякай, про свой насущный хлеб!

— Да и у меня нет от братвы секретов, но этот наш с вами разговор...

Монгол встал из-за игрового стола и, надев ковбойскую шляпу, медленно, словно сытый гусь, вышел к Зяме.

Зяма стоял посреди игрового зала и нервно теребил в руках свою шапку. Его лоб вспотел от напряжения, и он раз от разу вытирал его белым платком, где-то в душе проклиная себя за подобный шаг в криминальную жизнь.

— Так что, ты, мне поведаешь, иудей? — спросил Монгол, подойдя вплотную.

Зяма, прогнувшись в поясе, кланялся, словно читал талмуд и, тряся своей губой и заикаясь, тихо сказал:

— Я хотел предложить вам, господин Монгол, заработать пятьсот тысяч долларов.

У вора районного масштаба от удивления с головы даже сползла его знаменитая ковбойская шляпа, а сигара, не удержавшись во рту, упала на ковер заведения.

— Что!!! — только и спросил он, застыв в оцепенении.

— Ты, часом, овечка, луга не попутала!? — спросил он после недолгой паузы.

— Что вы, что вы, господин Монгол, разве я, Зяма Наппельбаум, могу обманывать таких уважаемых людей, как ви!? Да пусть разверзнутся воды Красного моря и затопят всю землю обетованную, если Зяма Наппельбаум соврал хоть на йоту! Вот, лучше взгляните на это...

Зяма вытащил из кармана цветное фото кулона и дрожащими руками подал его Монголу.

— Что это за сиськи? — спросил Монгол абсолютно не видя кулона с камнем.

— Мы можем уединиться? — спросил Зяма, оглядываясь по сторонам, — Чем больше людей будут об этом знать, тем меньше будет вероятность заполучить этот камушек.

На этот раз Монгол согласился с доводами Наппельбаума. Действительно, на кон была поставлена та вожделенная сумма, о которой давно мечтал он сам. Где-то уже в тайных закромах своего мозга он представил себя на шикарной яхте возле Канарских островов. Он, мелкий вор районного масштаба, выходил совсем на другой уровень, где такие фамилии и клички как Аль Капонэ, Ваня Питерский и Вага Тбилисский звучали, наводя страх на простого обывателя. В голове побежали круги, и он уже представил себя в красном "Феррари", окруженного кучей голозадых девок, поливающих его шампанским.

— Эй, человек! — обратился Монгол к персоналу казино.

— Что будет вам угодно? — ответил халдей, прогибаясь в поясе.

— В номера! У нас с этим иудеем будет сегодня большая игра, — сказал Монгол и, взяв его за рукав, толкнул Зяму в "номера", где еще в бытность коммунистического правления, при кочегарке была размещена душевая кабина для кочегаров.