В конце концов, себе он не мог врать: перед ним единственная возможность спасти свой — и другие народы Уарка. Воспользоваться ей — его долг, исполнить его, — обречь на смерть миллионы, миллиарды невинных. А он просто боялся убивать, — потому, что боялся смерти. Сказать: "это не мое дело, не могу, увольте?.."
До чего же странная ситуация, — столько людей и файа рвется к власти, а он, обладающий, пожалуй, самой большой властью в мире, мечтает от неё избавиться!
Но если отказаться, то что потом? Смотреть, как его преемник делает то, чего побоялся он? Это уже просто трусость. Или он сделает всё, чтобы его народ выжил, или станет предателем... хотя бы лишь в своих глазах, но с этим всё равно нельзя жить. А как жить, зная, что ради одной спасенной жизни он убил десять?..
Он вспомнил, как сказал: "Я не хочу, чтобы кто-то ещё мучился с такой глупостью". По крайней мере это было верно. Но тогда из этой ситуации оставался всего один, и, пожалуй, самый лучший выход...
Он поднялся и подошел к самому краю шахты. Ещё один шаг, — и он избавится от всех проблем и всех мыслей навсегда...
Вэру вдруг почувствовал, что не сделает этого, — ему просто стало страшно. Он отчаянно попытался пересилить себя, но инстинкт самосохранения оказался сильнее его воли.
"Ну и трус! — подумал он. — Закрой глаза и попытайся ещё раз..."
Он почувствовал, что взмок, несмотря на холод, и весь дрожит. Мышцы свело так, что он не мог двинуться с места. Анмай даже не представлял, что сможет так испугаться. Это тоже стало бы предательством, — по крайней мере, по отношению к Хьютай. Итак, все пути, кроме того, который страшил его больше всего, были закрыты.
"Мне действительно не остается ничего, кроме как идти навстречу своему страху!"
Он побрел назад по коридору, полному туманных призраков. Ему вдруг подумалось, насколько глупо было принимать такое решение без консультаций с Советом, без точной оценки всех имевшихся сведений. Впрочем, он знал, что Совет придет к тому же выводу...
Неожиданно для себя Анмай рассмеялся. Ни одна из сторон не сможет одержать победы, — но оставался ещё третий путь: мирное объединение. Это, бесспорно, был бы лучший выход. Он очень хотел этого. Но, — как убедить их?..
Он с ужасом понял, что не знает даже имен своих врагов, — два века полного разрыва сделали своё дело. Между Государством Фамайа и ССГ не было никаких отношений, — только подозрения и ненависть. Но все иные пути были отныне для него закрыты. Остался лишь один, — навстречу своим врагам... или смерти мира.
Вернувшись в основной туннель, Анмай поклялся, что сделает всё, чтобы не допустить войны. Наверняка с правителями ССГ можно найти общий язык. Просто никто из его предшественников не занимался этим всерьёз! Что же до главного, — он пройдет свой путь до конца, постарается, чтобы прототип Эвергета не уничтожил бы весь этот мир. В конце концов, это же чисто техническая задача! Всё остальное, в том числе и его собственная участь — просто неважно.
Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как добрался до центрального ствола. Но, когда Вэру мчался вверх в скоростном лифте, ему показалось, что он взлетает к звёздам.
Примечания: Йалис
Изучив законы строения Вселенной, файа поняли, что любое ничтожное изменение любой из множества физических постоянных сделает жизнь невозможной. Вероятность же счастливого для неё совпадения всех их соотношений составляла всего 10^-118. Этот парадокс они разрешили допущением, что их Вселенная — лишь один из 10^118 возможных Вселенных, которых (теоретически) может быть вообще бесконечно много.
Это было решение, сколь изящное, столь и бесполезное, ибо в принципе не поддавалось проверке. Тем не менее, файа задумались над этим вопросом. Они предположили, что у всех возможных Вселенных есть некая общая "основа" и индивидуальные "настройки".
Прояснить их природу удалось лишь с помощью информации, полученной от более древних рас. Это стало фундаментом Йалис, или изменения физической реальности.
Как оказалось, все возможные соотношения различных физических постоянных определяются соотношением разных видов квантов скалярного поля — промежуточных векторных бозонов или лептокварков, поскольку они сочетают признаки, характерные для обеих классов частиц.
Существует 12 видов лептокварков: X+1, Х+2, Х+3, Х-1, Х-2, Х-3, Y+1, Y+2, Y+3, Y-1, Y-2, Y-3. Все они обладают нулевым спином и электрическим зарядом, равным 1/3 или 4/3 элементарного. Их массы очень велики, и они являются квантами Единой Силы, Суперсилы, объединяющей все взаимодействия. Именно поэтому они могут вызывать практически любые изменения элементарных частиц.
Примером служит распад протона, вызываемый лептокварками Х+2. Они превращают кварки в мезоны и позитроны, что невозможно в любых других условиях. В больших масштабах такой процесс приводит к мгновенной аннигиляции материи, что служит неплохой иллюстрацией безграничного могущества Йалис.
Лептокварки делятся на 4 семейства. Каждое из них отвечает за одно взаимодействие: Х+ — за электромагнитное, Х— — за слабое ядерное, Y+ — за сильное ядерное и Y— — за гравитационное. 1-частицы ослабляют взаимодействие, 3-частицы усиливают его, а 2-частицы определяют симметрию взаимодействия, т.е., в частности, несет электрон отрицательный заряд или наоборот (как известно, инверсия электрического заряда равна превращению материи в антиматерию). Х+1 являются наименее массивными, Y-3 — наиболее массивными. Великий Коллайдер Фамайа мог создавать только лептокварки Х+1, ослабляющие электромагнитное взаимодействие.
Генераторы Йалис — это сверхмощные ускорители, которые создают лептокварки различных семейств, и, при помощи туннельного эффекта, "выстреливают" их в нужную область пространства. Это ведет к изменению в ней уровня скалярных полей — и, следовательно, самой физической реальности.
Следует помнить, что физические законы под воздействием Йалис, строго говоря, не меняются: энтропия по-прежнему возрастает, а вечные двигатели не работают. Гравитационная постоянная или скорость света могут становиться больше или меньше, стабильные элементы могут превращаться в нестабильные и наоборот, но Йалис НЕ приводит к возникновению новых частиц или новых взаимодействий, а всего лишь повышает или понижает вероятность некоторых ядерных реакций. Тем не менее, из практически любого изменения существующей Реальности может получится, в принципе, почти всё, что угодно.
Излишне добавлять, что любое применение Йалис требует чрезвычайной осторожности, и разрушить с его помощью неизмеримо проще, чем создать что-нибудь полезное. Тем не менее, именно последняя возможность представляет наибольший интерес, ибо среди 10^118 вариантов возможных Реальностей существует 10^18 не худших и не лучших, а просто по-другому сложных.
ГЛАВА 4.
ПУТЬ К ХАОСУ
Уж нет ли в этих песнях непонятных
Каких-нибудь идей превратных?
Поешь прекрасно ты, и звучен голос твой,
Да надобен надзор, мой милый, за тобой.
Городовой!
Сведи в участок Соловья!
Там разберут, брат, эти песни!
"Бурелом", 1905, N1.
Какое-то время после разговора Маоней Талу сидел неподвижно, просто не веря в случившееся. Потом, словно очнувшись, мотнул головой, отбросив лезущие в глаза волосы, и вышел из радиостанции, — ему не терпелось заняться делом, о котором он столько мечтал.
Шагая по просторным темным коридорам Замка к двум отведенным ему низким маленьким комнаткам, он составил в уме список всего, что нужно взять в дорогу. Своих вещей у него было немного, так что сборы получились короткими: запасная одежда, несколько книг по нейрокибернетике и бытовые мелочи без труда вошли в обычную дорожную сумку. Он сунул в кобуру свое оружие, — армейскую восьмизарядную "Омегу", — добыв её из ящика стола. Распихав по кармашкам на ремне обоймы и засунув в сумку коробку с патронами, Талу огляделся, вспоминая, не забыл ли чего, прихватил ноутбук с передатчиком, закинул сумку на плечо и вышел из комнаты.
Запирая дверь, он вдруг подумал, что в последний раз видит свое уютное жилище.
И не ошибся.
* * *
Выехав из ворот Замка, Маоней обернулся. Силуэт старой крепости, черный на фоне зари, вдруг вызвал приступ неожиданной тоски, — он уже привык считать её домом. Сама заря стала ярче, чем полчаса назад, — её яркость зависела от количества поглощаемой Бездной материи, и никто не мог предвидеть этих изменений.
Его открытая машина мчалась в "Золотые сады" по широченному, прямому, как луч, проспекту Революции, сейчас пустому, — несмотря на два века без солнца, повсюду на Уарке соблюдался старинный суточный счет времени. По сторонам проспекта, утопая в пышной черной листве скверов, возвышались угловатые массивы старинных, построенных ещё до Великих Войн зданий. Толстые ребра отклоненных внутрь пилонов разделяли их ступенчатые темные фасады. Лишь изредка на них мелькало желтое пятно освещенного окна.
Машина перемахнула мост через широкий канал Победы. Здесь, в Новом Городе, файа воссоздали архитектуру Империи Маолайн, своей древней родины, — вдоль каналов протянулись длинные ряды снежно-белых узких пирамид, украшенных цветными огнями. Наклоненные наружу стены их уступов-террас отбрасывали вниз свет медленно розовеющей зари, смешивая его с синим, медно-оранжевым и белым светом низких фонарей, утопающих в кронах деревьев.
Ярко-белые, принявшие чудесный нежно-розовый оттенок здания, как сны, поднимались очень высоко в дымчато-темное, рассеченное тонкой дугой Нити небо: каждая пирамида состояла из десяти пятиэтажных уступов. Деревья скрывали основания громадин и опоясывали их террасы словно бы полосами черного, просвеченного разноцветными огнями дыма. Спокойная вода каналов отражала дымчато-темный свод небес, белые откосы берегов и силуэты башен.
Здесь на улицах гуляло много пёстро одетой молодежи, — в более чем миллионной Товии она составляла половину населения. Мелькали и коричнево-смуглые широкоскулые лица файа, и более светлые, — других народов огромного государства. Файа, в большинстве, были стройны и мускулисты. Дважды изогнутые, как лук, губы и длинные, слегка раскосые серые глаза делали их красивыми, и Маоней не видел ничего удивительного в том, что файа тут главные. Раз они самые симпатичные, то они и должны править, кто же ещё?..
Дальше на восток, уже за пределами города, потянулись бесконечные плоские крыши промышленного района. Жизнь здесь не затихала никогда. Среди сияющих окон цехов и труб мелькнула ярко освещенная дорога, ведущая к Цитадели. Петляя, она всползала вверх по скалистым уступам плато, увенчанным, подобно чудовищной черной короне, огромной массой крепости; её башни обрамляли созвездия тревожно-красных огней.
Впереди, в конце проспекта, показалась высокая железобетонная стена с башнями-дотами. Она окружала самый крупный во всей Фамайа нейрокибернетический центр — "Золотые сады".
Маоней сразу окунулся в царящую здесь возбужденную рабочую атмосферу. Всюду мелькали занятые чем-то служители и специалисты, неторопливо ползли самоходные клетки для перевозки гекс.
Он включился в это безостановочное движение, — бегал по всем Садам, сидел у компьютера, говорил, отдавал и исполнял приказы. Наконец, он замер на гребне толстой стены, окружавшей один из обширных вольеров. В нем спокойно бродили огромные шестиногие существа, покрытые белесой жесткой шерстью. Массивные головы, венчавшие длинные гибкие шеи, склонялись вниз, словно трава, и тут же выпрямлялись. Взгляд Талу перешел на ферму перекрывавшего загон мостового крана. С его тележки на тросах свисал похожий на ребра раскрытый захват подъемника. Маоней мечтательно улыбался.
* * *
Окрус Ватпу, по кличке Философ, бывший доктор наук, а ныне зек, проснулся от внезапного страха. Он ещё не успел осознать свои ощущения, когда в смрадную тьму барака ворвался оглушительный трубный рев.
"Проклятые твари!" — подумал он, переворачиваясь на другой бок. Но тут рев гекс перешел в страшное многоголосое завывание, — такого он не слышал за все семь лет своего заключения. Вой тут же дополнился металлическим треском, а затем — испуганными воплями охранников и стуком пулеметов. Он вскочил, как подброшенный, и кинулся к окну.
Сквозь забранное частой решеткой грязное стекло он увидел, что караульные гексы уже повалили высокую железную ограду своего загона и теперь с неожиданной яростью штурмовали ограду лагеря. Ни огонь пулеметов, ни искры, сыплющиеся из перехлестнувшихся проволок электрозаграждения, не могли их остановить. Его бетонные опоры начали крениться. Ещё одно яростное усилие — и ограда втрое выше человеческого роста рухнула, увлекая за собой сторожевые вышки.
Когда провода под напряжением в шесть тысяч вольт коснулись земли, сверкнуло ослепительно-синее пламя короткого замыкания. Все ярко освещавшие лагерь огни в одно мгновение погасли; повис тревожный желтоватый полумрак. Масса темных силуэтов, увенчанных жутко качавшимися шеями, продолжала напирать, топча и сминая проволочные заграждения. Путаясь в колючей проволоке и разрывая её, как нитки, гексы проломили внутреннюю ограду и ворвались во двор.
"Сейчас они их успокоят", — с внезапной надеждой подумал Философ, переводя взгляд на окруженную сеткой высоковольтного заграждения радиомачту, стоявшую в центре территории лагеря.
Словно перехватив его взгляд, одна из тварей кинулась вперед. Смяв сетку заграждения, она вцепилась в трубу радиомачты и начала яростно дергать её. Та стала изгибаться, раскачиваясь всё сильнее. Вдруг с резким звоном лопнули растяжки и мачта рухнула, проломив крышу соседнего барака. Тварь уронила из пасти кусок сломавшейся трубы и двинулась дальше.
Философ ещё не успел осознать опасность, когда огромная морда заметившей его гексы с силой ударилась об загудевшие прутья решетки. Обрамлявшие пасть изогнутые роговые крючья вцепились в них, склоненная шея напряглась, — и вмиг вырвала массивную решетку из камня. Он едва успел отскочить, — рама тут же разлетелась вдребезги. На расстоянии вытянутой руки он увидел зияющую воронку пасти. Внутри её алчно сжималось множество радиально сходящихся иззубренных пластин, разделенных пульсирующими складками плоти. Философа оглушил страшный рев, его обдало едкой вонью и жаром. Он увидел глаза твари — огромные, ярко-голубые, с вертикальным, как у файа, зрачком. Над ними дыбом стояла длинная белая шерсть.
Теряя сознание от ужаса, он ударил тварь табуреткой. Гекса снова взревела, её голова неуклюже ворочалась внутри барака, круша нары и сбивая с ног безумно кричащих людей. Наконец, ей удалось схватить кого-то. Ломая несчастному кости, она вытащила его через окно. До Окруса донеслось жуткое чавканье и хруст.
