Добрый Гарри и термоядерный булыжник

Впрочем, поиск необходимых кабинетов — это далеко не всё, с чем мне пришлось столкнуться. Магия оказалась куда более сложным искусством, нежели размахивание палочек и произношение пространных заклинаний. Тут ещё важна работа ума, а так же определённые правила, законы магии.

Каждую среду в полночь мы изучали в телескоп ночное небо, изучали астрономию и звёздные карты. Трижды в неделю мы ходили в расположенные за замком оранжереи и теплицы. Там низкорослая полная дама, профессор Стебль, учила нас травологии. Мне этот урок очень понравился. Некоторые растения были необычными и им требовался особый уход. Кроме того, тут я мог несколько расслабиться и отдохнуть душой, ухаживая за растениями.

Самым бесполезным предметом оказалась История Магии. Там преподавали ту же историю, но только мира волшебников. Занимательно читать книгу, но не слушать лекции, которые вёл призрак, профессор Бинс. Более монотонного голоса я не слышал, он мог вогнать в сон кого угодно, рассказывая о кровавых репрессиях или жарких баталиях. Лекции я не записывал, за меня это делало самопишущее перо. Очень удобная штука, но пользовался я им не часто, стараясь записывать самостоятельно, чтобы лучше запоминалось. Перьями, как ни странно, было удобно писать. Все они были так или иначе зачарованы и поставить ими кляксу — это надо ещё очень постараться.

Чары преподавал профессор Флитвик. В роду у него явно затесались гоблины, так как он был низкорослым и ему приходилось вставать на стопку книг, чтобы видеть нас из-за своего стола. Странный, но весьма компетентный преподаватель. Он объяснял всё дотошно, отвечал на вопросы и очень редко снимал баллы. Начислял он их тоже не очень часто, видимо, просто забывая это делать. Но мне так даже больше нравилось, так как он всегда восторгался каждому успеху ученика, что было намного приятнее сухого "пять баллов Гриффиндору".

Профессор МакГонагалл отличалась от Флитвика строгостью и сухостью. Она прекрасно, но бесстрастно излагала материала, следила за тем, чтобы все записывали и до всех дошло, что она говорит. Мало кто решался, впрочем, спросить у неё что-то. Она не редко задавала такому ученику дополнительное домашнее задание по интересующему его вопросу, хотя на него и отвечала. Она полностью соответствовала своему предмету. Ещё на первом занятии она объяснила нам, что от нас требуется идеальная дисциплина. Она подробно и чётко объяснила, к чему может привести пренебрежение техникой безопасности. Все, безусловно, прониклись ответственностью. Думаю, что многие даже решили лишний раз не пытаться что-то трансфигурировать.

Первый урок мне невольно запал в память. Рон и я опоздали на несколько минут, хотя мы спешили как могли, но Хогварс явно был иного мнения.

— Уф, успели! Она ещё не пришла! — Рон был, как всегда, излишне поспешен и оптимистичен. Я же замер на несколько секунд, когда увидел на столе сидящую кошку. Ту самую кошку! Кошку, что я видел на протяжении своей жизни.

— Кошка! — невольно вырвалось у меня. Гермиона осуждающе покачала головой, вот же поборница правил!

Не успели мы достигнуть своей парты, как кошка прыгнула и превратилась в профессора МакГонагалл. Мы остановились, поражённые произошедшим преображением.

— Так это были Вы! — мне хотелось о стольком расспросить её, но МакГонагалл была настроена совсем на другой разговор.

— Может мне следует превратить вас в часы, чтобы вы не опаздывали, мистер Уизли? — рон покраснел и потупил взгляд. Он только что успел назвать профессора сухарём и сейчас осень жалел о своих словах.

Видимо что-то в моём виде смутило её, так как она не стала продолжать нас отчитывать и велела садиться. Так и началась наша первая лекция. Я хотел было подойти к ней после уроков, но решил, что не стоит. Ну, пока не стоит. Минерва хотя и хорошая женщина, но строгая. Без своей магии, которой я воздействовал до этого на людей, я невольно опасался сделать ошибку и вызвать неприязнь.

На практической части я решил действовать согласно записанным правилам и пояснениям, чтобы превратить спичку в иголку. Сначала я даже не успел сосредоточиться как совавшаяся с моей палочки магия моментально превратила спичку в иголку и посеребрила её. Я моментально трансфигурировал её обратно, пока никто не заметил. Я невольно косился в сторону, смотря за чужими усилиями и пытался их копировать. Получалось не очень. То есть вообще не получалось. Под конец урока только Гермионе получилось посеребрить и заострить спичку. Сам процесс трансфигурации, как оказалось, ничем не отличался от того, как действовал я. Я видел, что Гермиона также использовала свою магию, чтобы трансфигурировать спичку. Вот только действовала она как-то странно, словно... вслепую. Неужели она не чувствует и не видит магии? Стоп, я же сам давно выяснил, что волшебники не видят и не чувствуют магию так, как я. Но до этого Гермиона превосходно справлялась с другими заданиями. На чарах она первой заставила своё перо взлететь. Причём сделала она это довольно легко и непринуждённо. Я видел, как магия окружает перо, преобразуется, заставляя его взлететь, а от него к её палочке тянется тонкая магическая нить, которой она и корректировала полёт пера. Я сам справился только под конец занятия, когда старался получить такой же результат. Тут был несколько иной принцип, нежели я использовал до этого в левитации. Я постоянно тратил магию, поддерживая перо в воздухе, а здесь уже сама магия трансформировалась во что-то иное, которое и леветировало перо. Нить нужна была только для управления, а не для передачи энергии. Так мне стало ясно, что чары — это что-то, что отличается от того, что я привык использовать в своей повседневной жизни.

Гермиона, к слову, была отличницей и ярой поборницей школьных правил. Она отличалась прилежанием и старательностью в учёбе. Книга — её вечный спутник. Другие школьники завидуют её знаниям, откровенно называя зазнайством. А любые попытки Гермионы указать на ошибки превращаются в небольшую нотацию с непременным цитированием учебника. Вообще она любит цитировать, компенсируя, похоже, таким способом своё неумение общаться со сверстниками. Она вообще была словно из другого мира или измерения, обычные интересы своих сверстников и сверстниц её не интересовали. Я тоже любил читать, но не до такой же степени, чтобы таскаться с учебниками везде и всюду, чтобы читать их при первом удобном случае. Библиотеку я регулярно посещал, но никогда не прописывался там, как это делала Гермиона. Не удивительно, что всё время она была одна и её редко удавалось хоть с кем-то пообщаться, поделиться своими знаниями и впечатлениями. Я несколько раз вступал с ней в диалог, но он постоянно превращался в монолог Гермионы. Я с удивлением наблюдал за ней: неужели она не понимает, что такими темпами с ней вообще никто не захочет общаться. Только будут просить списать конспект или ещё как-то попользоваться её знаниями и умом.

С особым ожиданием я ждал уроки Квиррела. Учебник по предмету я успел бегло пролистать и там не было ни слова о "тёмных" искусствах. Только какие-то детские и несерьёзные проклятья. Меня интересовал сам Квиррел. В его классе всегда стоял сильный запах чеснока, а на стенах висели связки этого пахучего "продукта". Официальная версия состояла в том, что Квиррел таким образом защищается от вампира, которого повстречал в Румынии. На самом деле, я был в этом почти уверен, это было лишь прикрытие. На уроках Квиррел заикался, непроизвольно дёргался и дрожал. Занятия превращались в фарс, сособенно, когда я пытался использовать самопишущее перо, которое д-д-дословно з-з-записывало в-в-всё ч-что г-говор-рил п-профессор Квиррел. Я во все глаза смотрел на него, рассматривая его ауру и пытаясь разобраться, что это такое. От моего пристального взгляда профессор нервничал и начинал заикаться ещё сильнее.

Тюрбан, по его словам, ему подарил один африканский принц за избавление от зомби. На вопрос Симуса, как он избавился от этого зомби, он отвечать не стал, переведя разговор о погоде. Близнецы говорили, что это — дополнительная защита от вампиров. Но я в это не верил.

За первые несколько дней я осознал, что многие ученики до поступления в Хогвартс даже не практиковали магию. Даже среди детей волшебников были те, кто до поступления в Хогварс не практиковал магию. Случайные магические выбросы случались у всех, но сознательный контроль или практика — этого никто не делал. И всех этого, в общем-то, устраивало.

Первая неделя подходила к концу, я уже освоился, научился более или менее ориентироваться в Хогварте и даже перестал опаздывать на занятия. В пятницу, наконец-то я и Рон, который как-то легко и непринуждённо стал моим постоянным спутником и приятелем, смогли спуститься в Большой Зал на завтрак, ни разу не сбившись с пути.

— Что у нас там по расписанию сегодня? — на утро была опять овсянка, которую приходилось посыпать сахаром, чтобы она становилась более или менее съедобной. Приготовлена она была хорошо, но я не люблю овсянку!

— Два занятия по зельям, — ответил Рон, который не заморачиваясь наворачивал содержимое тарелки, меня аж передернуло от этого зрелища. "Ро-о-он...", — мысленно простонал я, видя как рыжий с аппетитом уничтожает овсянку. Мне что-то резко перехотелось есть.

— Со слизеринцами, — продолжил Рон, не отвлекаясь от еды. — Занятия ведёт профессор Снейп, он их декан. Я слышал, что он всегда и во всём на их стороне, выгораживает их и никогда не наказывает, а к другим факультетам придирается. Сегодня и проверим это.

Рон как всегда был оптимистичен. Сам он не блистал знаниями, а практическая магия у него выходила через раз, хотя это уже было чудом, так как палочка, которой он пользовался была на грани: облезлая истёртая до невозможности с торчащим из кончика волосом единорога. Я приходил в ужас всякий раз, когда Рон начинал колдовать: жуткие на вид магические структуры выходили из-под кончика его магической палочки. В лучшем случае ничего не происходило и магия рассеивалась. В худшем же что-то происходило. Но никогда не было идеального результата. Я был в шоке, что его семья отправила его учиться, дав такую палочку. Рон сам не был в восторге от этого. "Семейная традиция", — скривившись сказал он, а я больше не возвращался к этому разговору. Как я уже понял, традиции тут странные, но полезные. Хотя в данном случае я испытывал сильные сомнения.

— Хотел бы я такого отношения от нашего декана, — сказал я со вздохом: профессор МакГонагалл не стестнялась раздавать большущие домашние задания как гриффиндорцам, так и другим факультетам. Этим она, конечно, мне нравилась — не делает поблажек, хотя баллы начисляет чаще, чем снимает. Как всегда, во время завтрака, началось нашествие пернатой авиации. Совы влетали дружной толпой и начинали кружить выискивая своих хозяев или того, кому предназначено письмо, чтобы точно его на него сбросить или приземлиться и позволить снять его с лапки. Не все совы отличались точностью и часто были комичные случаи, когда посылка приземлялась в тарелку, а не на колени или стол. Я немало удивился, когда ко мне на стол приземлилась сова и требовательно протянула свою лапку, чтобы Гарри избавил её от письма, привязанного на ниточку.

Обычно совы сами, в когтях, доставляли письма, но иногда, для надёжности, почту привязывали к сове.

Я освободил птицу от ноши, но она не спешила взлетать. Я немедленно развернул конверт.

"Дорогой Гарри, я знаю, что в пятницу после обеда у тебя нет занятий, поэтому, если хочешь, приходи к трём часам в мой кабинет на чашечку чая. Хочу узнать как прошла твоя первая неделя в Хогварсе. Пароль "Сладкие Палочки". Пришли ответ этой же совой. Альбус Персиваль Фульфик Брайн Дамболдор". Я одолжил у Рона перо и нацарапал на обратной стороне ответ: "Спасибо за приглашение, я непременно приду". Признаться, я давно хотел пообщаться с директором, просто не было повода обратиться к нему, а тут такая удача.

Профессор Снейп почему-то тихо ненавидел меня, но никак этого не показывал. В чём причина такого поведения я даже близко не догадывался. Занятий у него у нас ещё не было, но я догадывался, что он захочет отыграться на мне, поэтому я внимательно изучил учебник, а так же некоторую дополнительную литературу по зельеварению.

Кабинет Снейпа находился в подземельях. Там было гораздо холоднее, чем в других частях замка, а само подземелье было весьма жутким. Мрачные коридоры и кошмарные барельефы и статуи то тут, то там. Холод мне стал понятен, когда я взглянул на множество разнообразных склянок с ингредиентами, что стояли на полках. Многие из них выглядели жутко и тошнотворно. Хорошо, что я почти ничего не ел. Снейп ворвался, иначе не скажешь, в класс. Его чёрная мантия свободно развивалась за ним, а нас обдало волной холода. Снейп начал занятие так же как и Флитвик. Нет, он не стал вставать на кучу книг, чтобы его было видно из-за стола — он открыл журнал и стал знакомиться с учениками. Так же как и Флитвик он остановился на моей фамилии, но если профессор чар лишь пискнул от восхищения, то Снейп медленно и со смаком произнёс.

— О, да, — он снова взглянул мне в глаза, не удержавшись от соблазна попробовать прочесть мои мысли — не вышло, — Гарри Поттер. Наша новая знаменитость.

Слизерин разразился смешками. Снейп тем временем продолжил знакомство с классом. Покончив с этим, он внимательным пронизывающим взглядом обвёл класс и все невольно притихли. Добившись нужного эффекта, Снейп продолжил.

— Вы здесь для того, чтобы освоить науку приготовления зелий. Очень точную и тонкую науку, — профессор говорил негромко, но в аудитории стояла идеальнейшая тишина, поэтому все всё прекрасно слышали.

— Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и поэтому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — он переводил взгляд от одного ученика к другому. Я догадался, что он так читает их мысли и ещё больше нагнетает обстановку. Его взгляд должен был казаться другим ученикам тяжёлым и пронизывающим насквозь.

— Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства... могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но всё это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада баранов, которые обычно приходят ко мне на уроки, — после его речи тишина стала не идеальной, а звенящей. Я с изумлением видел, что все ученики уставились на профессора с непередаваемым лицом, так, наверное, смотрит кролик на удава, когда тот готовиться его съесть.

Видимо, я выбивался из общего числа остекленелых взглядов, чем рушил идеальную картину зельевара, чем и вызвал его неудовольствие.

— Поттер! — я вскочил, решил, что стоит проявить лишнюю вежливость по отношении к такому преподавателю. — Что случиться, если я смешаю измельчённый корень асфодея с настойкой полыни?

— Сонное зелье сэр, известное так же как Напиток Живой Смерти, — этого оказалось мало и я получил ещё один вопрос.