Куда Галиана вела его?
— Если у вас с самого начала был путь к отступлению, почему вы так долго ждали, прежде чем отправить по нему детей?
— Я же говорила вам, что мы не могли слишком рано привести их к транспросветлению. Чем старше они были, тем лучше, — сказала Галиана. — Но теперь...
— Больше ждать было нельзя, не так ли?
В конце концов они добрались до помещения с такой же гулкой акустикой, как и в верхнем ангаре. В помещении было темно, если не считать нескольких пятен света, но в полумраке Клавейн разглядел брошенное землеройное оборудование и грузовые поддоны, подъемные краны и отключенных роботов. В воздухе пахло озоном. Здесь все еще что-то происходило.
— Это та фабрика, на которой вы производите шаттлы? — спросил Клавейн.
— Да, частично мы производили их здесь, — сказала Галиана. — Но это было побочное производство.
— А основное?
— Туннель, конечно. — Галиана зажгла еще больше огней. В дальнем конце помещения — они направлялись к нему — их ждал ряд цилиндрических предметов с заостренными концами, похожих на огромные снаряды. Они лежали на рельсах, один за другим. Кончик самого первого снаряда был рядом с темным отверстием в стене. Клавейн собирался что-то сказать, когда внезапно раздался громкий свист, и первый снаряд влетел в отверстие. Остальные снаряды — теперь их было три — медленно продвинулись вперед и остановились. Конджойнеры ждали, чтобы подняться на их борта.
Он вспомнил, что сказала Галиана о том, что никто не останется позади.
— Что я здесь вижу?
— Выход из гнезда, — ответила Галиана. — И путь с Марса, хотя, я полагаю, вы и сами догадались об этом.
— С Марса невозможно улететь, — сказал Клавейн. — Карантин гарантирует это. Разве вы не поняли этого благодаря вашим шаттлам?
— Шаттлы всегда были всего лишь отвлекающим маневром, — сказала Галиана. — Они заставили вашу сторону думать, что мы все еще пытаемся сбежать, в то время как наш истинный путь к отступлению был уже полностью открыт.
— Довольно отчаянная отвлекающая тактика.
— Не совсем. Я солгала вам, когда сказала, что мы не клонировали. Мы клонировали, но только для того, чтобы создавать трупы с мертвым мозгом. Шаттлы были полны трупов еще до того, как мы их запускали.
Впервые с тех пор, как покинул Деймос, Клавейн улыбнулся, удивленный прямолинейностью мышления Галианы.
— Конечно, была и другая функция, — сказала она. — Шаттлы спровоцировали вашу сторону на прямое нападение на гнездо.
— Значит, все это было преднамеренно с самого начала?
— Да. Нам нужно было привлечь внимание вашей стороны, сосредоточить ваше военное присутствие на низкой орбите, вблизи гнезда. Конечно, мы надеялись, что наступление начнется позже, чем оно произошло... но мы не учли заговора Уоррена.
— Значит, вы что-то планируете.
— Да. — Следующий снаряд ушел в стену, озон потрескивал на направляющих. Теперь их осталось только два. — Мы можем поговорить позже. У нас не так много времени. — Она спроецировала изображение в поле его зрения: Стена, на половине своей длины покрытая гигантскими трещинами. — Она рушится.
— А Фелка?
— Все еще пытается спасти ее.
Он посмотрел на конджойнеров, садящихся в головной снаряд, и попытался представить, куда они направляются. Было ли это какое-нибудь знакомое ему убежище — или что-то настолько за пределами его опыта, что это с таким же успехом могло быть смертью? Хватило ли у него наглости выяснить это? Возможно. В конце концов, теперь ему нечего было терять: он определенно не мог вернуться домой. Но если он и собирался последовать примеру Галианы, то не с тем чувством стыда, которое испытывал, покидая Фелку.
Ответ, когда он пришел, был прост. — Я возвращаюсь за ней. Если вы не можете дождаться меня, не ждите. Но не пытайтесь помешать мне сделать это.
Галиана посмотрела на него, медленно покачав головой. — Она не поблагодарит вас за спасение ее жизни, Клавейн.
— Может быть, не сейчас, — сказал он.
У него было ощущение, что он бежит обратно в горящее здание. Учитывая то, что Галиана сказала о недостатках девочки — что по любому разумному определению она была не более чем автоматом, — то, что он делал, скорее всего, было бессмысленным, если не самоубийственным. Но если он отвернется от нее, то сам превратится в нечто еще более нечеловеческое. Он неправильно понял Галиану, когда она сказала, что девочка дорога им всем. Он предположил, что их связывают какие-то узы привязанности... В то время как Галиана имела в виду, что девочка была драгоценна в смысле жизненно важного компонента. Теперь, когда гнездо было заброшено, этот элемент больше не был нужен. Стало ли это причиной того, что Галиана стала холодна, как машина, или она просто была неизменно реалистична? После одного или двух неверных поворотов он нашел детскую, а затем комнату Фелки. Импланты, которые установила ему Галиана, снова посылали в воздух призрачные образы. Фелка сидела внутри разрушающегося круга Стены. Огромные трещины теперь доходили до поверхности Марса. Осколки Стены, величиной с айсберг, откололись и теперь лежали на реголите, как огромные листы битого стекла.
Она проигрывала и теперь знала это. Это был не просто какой-то более сложный этап игры. Это было то, что она никогда не смогла бы выиграть, и осознание этого ясно читалось на ее лице. Она все еще отчаянно размахивала руками, но теперь ее лицо покраснело, и на нем застыло раздраженное выражение гнева и страха.
Казалось, она впервые заметила его.
Что-то прорвалось сквозь ее оболочку, — подумал Клавейн. Впервые за многие годы происходило что-то, что было вне ее контроля; что-то, что угрожало разрушить аккуратную, геометрическую вселенную, которую она создала для себя. Она, возможно, и не отличала его лица от всех остальных людей, которые приходили к ней, но, несомненно, что-то поняла... что теперь мир взрослых стал больше, чем она сама, и только от мира взрослых может прийти какое-то спасение.
Затем она сделала то, что потрясло его до глубины души. Она заглянула ему в глаза и протянула руку.
Но он ничем не мог ей помочь.
Позже — казалось, прошли часы, но на самом деле это могли быть лишь десятки минут — Клавейн обнаружил, что снова может нормально дышать. Теперь они сбежали с Марса: Галиана, Фелка и он сам, на последнем издыхании.
И все еще были живы.
Заполненный вакуумом туннель для снарядов уходил глубоко в Марс; пологая дуга изгибалась под корой планеты, прежде чем подняться снова, за тысячи километров, далеко за Стеной, где атмосфера была такой же разреженной, как и прежде. Для конджойнеров пробурить туннель не составило особого труда. Подобная инженерия была бы невозможна на планете с тектоникой плит, но под своей литосферой Марс был геологически спокоен. Им даже не пришлось беспокоиться об отвалах. То, что выкопали, они спрессовали, сплавили и использовали для облицовки туннеля, поддерживая прочность при сильном давлении с помощью какого-то трюка с пьезоэлектричеством. В туннеле снаряд непрерывно разгонялся при трех g в течение десяти минут. Их сиденья были откинуты назад и обхватывали их, оказывая давление на ноги, чтобы поддерживать приток крови к голове. Несмотря на это, было трудно думать, не говоря уже о том, чтобы двигаться, но Клавейн знал, что это было ничуть не хуже того, что испытывали первые исследователи космоса, покидая Землю. И подобным пыткам он подвергался во время войны, в боевых командировках.
Они двигались со скоростью десять километров в секунду, когда снова достигли поверхности, выйдя через замаскированный люк. На мгновение их захватила атмосфера... Но как только Клавейн заметил замедление, все закончилось. Поверхность Марса очень быстро опускалась под ними.
Через полминуты они были в настоящем космосе.
— Сенсорная сеть карантина не может отследить нас, — сказала Галиана. — Вы разместили своих лучших шпионов прямо над гнездом. Это было ошибкой, Клавейн, хотя мы сделали все возможное, чтобы укрепить вас в этом мнении запусками шаттлов. Но сейчас мы далеко от зоны действия ваших сенсоров.
Клавейн кивнул. — Но это нам не поможет, когда мы окажемся далеко от поверхности. Тогда мы будем выглядеть как еще один корабль, пытающийся достичь глубокого космоса. Сеть, возможно, запоздало настигает нас, но в конце концов все равно настигнет.
— Так и было бы, — сказала Галиана. — Если бы мы направлялись в дальний космос.
Фелка зашевелилась рядом с ним. Она погрузилась в своего рода кататонию. Разлука со Стеной подорвала все ее существование; теперь она свободно падала в бездну бессмысленности. Клавейн подумал, что, возможно, она будет падать вечно. Если это было так, то он только приблизил ее судьбу. Было ли это слишком жестоко? Возможно, он обманывал себя, но со временем не могло быть и речи о том, что машины Галианы смогут исправить вред, который они причинили десять лет назад? Конечно, они могли бы попытаться. Конечно, это зависело от того, куда именно они направлялись. Клавейн изначально предполагал, что в системе есть одно из других гнезд конджойнеров, хотя казалось маловероятным, что они когда-либо переживут переход. При скорости в десять километров в секунду на это потребовались бы годы...
— Куда вы нас везете? — спросил он.
Галиана отдала какую-то нейронную команду, из-за которой снаряд, казалось, стал прозрачным.
— Туда, — сказала она.
Что-то лежало далеко впереди. Галиана увеличила изображение, пока объект не стал намного четче.
Темный, бесформенный. Как Деймос без укреплений.
— Фобос, — удивленно произнес Клавейн. — Мы летим на Фобос.
— Да, — сказала Галиана.
— Но черви...
— Больше не существуют. — Она говорила с тем же наставительным терпением, с каким Ремонтуа незадолго до этого обращался к нему на ту же тему. — Ваша попытка изгнать червей провалилась. Вы предположили, что наша последующая попытка тоже провалилась... Но это было только то, что мы хотели вам показать.
На мгновение он растерялся. — У вас все это время были люди на Фобосе?
— Да, с тех пор, как было объявлено о прекращении огня. Они тоже были очень заняты.
Фобос изменился. Его слои были сняты, обнажив сверкающее устройство, спрятанное в его сердце, готовое к полету. Клавейн никогда не видел ничего подобного, но природа этого устройства была очевидна сразу. Он смотрел на что-то удивительное, на что-то, чего никогда раньше не существовало в истории человечества.
Он смотрел на космический корабль.
— Мы скоро улетаем, — сказала Галиана. — Конечно, они попытаются остановить нас. Но теперь, когда их силы сосредоточены вблизи поверхности, у них ничего не получится. Мы оставим Фобос и Марс позади и отправим сообщения в другие гнезда. Если они смогут вырваться и встретить нас, то заберем и их. Оставим всю эту систему позади.
— Куда вы направляетесь?
— Разве не туда мы должны направляться? В конце концов, вы идете с нами. — Она сделала паузу. — Есть несколько систем-кандидатов. Наш выбор будет зависеть от того, как Коалиция поведет себя в отношении нас.
— А как насчет демархистов?
— Они нас не остановят. — Это было сказано с полной уверенностью, подразумевая, что? Что Демархия знала об этом корабле? Возможно. Долгое время ходили слухи, что демархисты и конджойнеры были ближе, чем они признавали.
Клавейн кое о чем подумал. — А как насчет того, что черви изменили орбиту?
— Это наших рук дело, — сказала Галиана. — Мы ничего не могли с этим поделать. Каждый раз, когда мы запускаем один из этих снарядов, мы переводим Фобос на другую орбиту. Даже после того, как запустили тысячу снарядов-контейнеров, эффект был незначительным — мы изменили скорость движения Фобоса менее чем на одну десятую миллиметра в секунду, — но скрыть это было невозможно. — Затем она замолчала и посмотрела на Клавейна с чем-то похожим на опасение. — Мы прибудем через двести секунд. Вы хотите жить?
— Простите?
— Подумайте вот о чем. Длина туннеля на Марсе составляла тысячу километров, что позволило нам растянуть ускорение на десять минут. Даже тогда оно составляло три g. Но на Фобосе просто нет места для чего-либо подобного. Мы будем тормозить гораздо быстрее.
Клавейн почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. — Насколько быстрее?
— Полное торможение за одну пятую секунды. — Она сказала это мимоходом. — Это около пяти тысяч g.
— Я этого не переживу.
— Да, не можете. По крайней мере, не сейчас. Но сейчас в вашей голове есть машины. Если вы позволите, у них будет время создать структурную сеть в вашем мозгу. Мы зальем кабину пеной. Мы все временно умрем, но на Фобосе все можно будет починить.
— Это будет не просто структурная сеть, не так ли? Тогда я буду таким же, как вы. Между нами не будет никакой разницы.
— Да, вы станете конджойнером. — Галиана едва заметно улыбнулась. — Процедура обратима. Просто никто никогда не хотел возвращаться.
— И вы по-прежнему утверждаете, что ничего из этого не было запланировано?
— Нет, но и не жду, что вы мне поверите. Хотя, чего бы это ни стоило... вы хороший человек, Невил. Вы могли бы пригодиться транспросветлению. Может быть, в глубине моего разума... на задворках нашего сознания...
— Вы всегда надеялись, что до этого дойдет?
Галиана улыбнулась.
Он посмотрел на Фобос. Даже без увеличения, выполненного Галианой, тот стал явно крупнее. Они должны были прибыть очень скоро. Он с удовольствием подумал бы об этом подольше, но единственное, что сейчас было не на его стороне, — это время. Затем он посмотрел на Фелку и задумался, кто из них собирается отправиться в более странное путешествие. Поиски Фелкой смысла жизни во вселенной без ее любимой Стены или его переход к транспросветлению? Ни то, ни другое не обязательно будет легким. Но вместе, возможно, они даже смогли бы найти способ помочь друг другу. Это было все, на что он мог сейчас надеяться.
Клавейн кивнул в знак согласия, готовый к тому, что машины поглотят его разум.
Он был готов дезертировать.
ПОГОДА
Мы летели со скоростью в четверть световой, покинув Шиву-Парвати с полным трюмом беженцев, когда "Василиск" догнал нас. Он начал атаку с расстояния одной световой секунды, стремясь вывести нас из строя дальнобойным оружием до того, как начать абордажную операцию. Капитан Ван Несс сделал все возможное, чтобы защитить "Петронел", но у нас было лишь легкое вооружение, и Ван Несс не хотел подвергать опасности своих пассажиров, провоцируя ответные действия пиратов. Каким бы хладнокровным расчетом это ни казалось, Ван Несс знал, что для спящих было бы лучше, если бы их забрал другой корабль, чем подвергнуться бесцельной гибели в межзвездном пространстве.
Как корабельный инженер, я был обязан предоставить капитану Ван Нессу самый широкий выбор возможностей. Когда стало ясно, что "Василиск" висит у нас на хвосте, следуя за нами от Шивы-Парвати, я порекомендовал отказаться от пятидесяти тысяч тонн необязательного материала корпуса, чтобы увеличить ускорение, доступное нашим конджойнерским двигателям. Когда "Василиск" увеличил мощность своих собственных двигателей, чтобы компенсировать это, я определил еще двадцать тысяч тонн материала, который мы могли бы выбросить до следующего выхода на орбиту, даже несмотря на то, что потеря брони немного увеличит дозу радиации, которую мы получим во время полета. Мы что-то выиграли, но у пиратов все еще был запас мощности: они ободрали свой корабль до чего-то чуть большего, чем просто оболочка, и у них не было такого груза, как наши спящие. Поскольку мы больше не могли позволить себе терять материал корпуса, я посоветовал Ван Нессу катапультировать два из трех наших тяжелых шаттлов, каждый из которых при полной заправке весил шесть тысяч тонн. Это дало нам еще больше времени, но, к моему ужасу, пираты все же нашли способ выжать немного больше из своих двигателей.
