Деревня Дубовый Щит

— Это еще почему? — Возмущение Трезора оказалось сильнее его дисциплины, и он не удержался и перебил меня.

— Потому что... Потому что он считает, что в глазах барона он более важная персона, чем я, — ответил я несколько можно пространно. И пока десятник и солдаты удивленно переглядывались между собой, пытаясь это осмыслить, я быстро продолжил. — Но, выход есть — местный маг Дормидонт предложил мне выполнить несколько заданий, которые могут поднять мою репутацию в глазах деревенского старосты.

Солдаты снова начали озадаченно переглядываться.

— Задания непростые, — снова продолжил я. — Но оно и понятно — чем сложнее задания, тем быстрее растет репутация и уважение.

Взгляды солдат стали куда осмысленнее. Слово "задание" они понимали прекрасно.

— Сегодня маг Дормидонт предложил мне первое задание. Звучит оно так: мне нужно избавить деревню от мерзопакостных слизнюков.

Все — больше в их взглядах не было вопросов, не было сомнений. Только четкое осознание цели и готовность к действию.

— Слизнюки? — спросил Трезор, даже слегка поморщившись. — Звучит крайне неприятно. Но что это такое, он тебе объяснил? — удивился он.

— А чего объяснять? — подал голос Игнац. — Слизнюки — это слизнюки. У вас что, такого в деревне не было? — удивился он.

— Нет. У нас были слизни, — покачал тот головой. — Или слизняки. Но ни о каких слизнюках я отродясь не слышал.

Тур, Родовит и Торсон, тоже глядели на мечника в недоумении.

— Слизнюки — это те же слизни, только такие, как неизвестно чего обожралиеся. И это нечто заставило их тела раздуться в десятки раз. Теперь эти твари напоминают морщинистые шары, полные мерзкой жижи.

— Фу! Фу! Фу! — тут же послышалось от остальных солдат.

— Да, это все так, — вернул я себе бразды правления разговором. — Только с увеличением их размеров от них добавилось и вреда. Слизнюки, как и слизни, любят поедать листья, стебли и плоды деревенских растений. Но если вред от обычных слизней почти что незаметен, то вред от этих тварей пропустить нельзя. Жрут они как не в себя, а потому представляют опасность для всех хозяйств деревни.

— Так если они опасны для деревенских жителей, пусть они возьмут и что-то с ними сделают, — резонно заметил Игнац. Резонно, да. Но корень его возмущения был нам хорошо известен — если можно не вступать в драку, он ее избегал. Отчасти от страха, отчасти от осторожности.

— Так они пытались, — ответил я, вспоминая объяснения Дормидонта. — Да только не получается это у них.

— Не получается? Почему? — резко спросил Трезор.

— По многим причинам. Во-первых, их мечи вязнут в вязких телах слизнюков.

— О как? — Трезор с удивлением посмотрел на свой меч, словно ожидал от него такого же подвоха. — Дормидонт говорит, что их внутренности похожи по густоте на тесто, замешанное на негодной муке. Рубанешь его острым оружием, а оно там и остается.

— Фу! Фу! — раздалось над поляной от Тура и Игнаца.

— Стрелы эту погань тоже не берут — они, как и мечи, вязнут в их густых внутренностях, и не могут достичь уязвимых мест.

— Фе! Фе! — вырвалось у Родовита и Торсона.

— Ну и напоследок — слизь этих тварей, попав на метал и одежду, могут их разъесть. Металл она может испортить, одежду — обуглить, а нашу кожу — довести до ран. У слизнюков нет ни зубов, ни когтей, но с такой едкой слизью все это им без надобностей.

На этот раз никто из воинов ничего не сказал, однако их взгляды были красноречивее всяких бранных слов. Я их понимал — ввязываться в бой с такой мерзкой мерзостью никто из них не желал.

— А что же тот маг? Он-то там для чего? — неожиданно выдал молчавший Родовит. — Если он не может избавить людей от этих тварей, то пользы он него местным, как припарка мертвому.

Я тяжело вздохнул, потому что знал, что рано или поздно меня об этом спросят.

— Так маги же не всесильны, — я развел руками, словно пытаясь донести эту простую истину. — Дормидонт владеет магией, что управляет зверями. Это хорошая магия, сильная и полезная. Но у нее, как и у любой магии, есть ограничения — маг не может приказать зверям то, что противно их природе. А битва со слизнюками это оно и есть.

— Это еще почему? — вскинулся Трезор, внимательно следивший за моим ходом мыслей.

— Сам посуди. — Я повернулся к лучнику. — Что получит зверь после победы на этой отвратной тварью. Раны? Да. Усталость? Да. Мясо, чтобы съесть самому или накормить тех, что в логове? А вот нет — мясо-то у них нет. Вернее, есть, но оно несъедобно. Вот и получается, что лисам, волкам и медведям нападать на таких тварей совершенно без надобности. Нет у них в этом ни живой потребности, не животного инстинкта, — объяснил я им.

Объяснить-то я объяснил, но желания драться от моего объяснения явно у них не прибавилось. И верно — им что от драки с таким врагом? Одно дело драться с какой-то крайне опасной тварью, которая, например, разоряет обозы или убивает беззащитных людей. А тут? Сражаться с тем, с кем биться брезгуют даже лесные звери. Ни славы, ни почета. Только морока одна и неприятные раны.

— Но как-то они все-таки борются? — подал голос Тур.

— Борются. — Я оживленно кивнул. — Часто — обычным огнем. Он хорошо от них помогает. Но из-за боязни этих пришельцев люди выжигаю часто не меньше, а иногда и больше посевов, чем съедали бы твари. — Ага — крайне сомнительный способ. — Более-менее действенное и безопасное средство — это разбросать вокруг полей снопы из коротких остро заточенных деревянных кольев. Слизнюки опасные, но очень глупые твари — они часто натыкаются на их острые концы и так убивают себя. Но такое действует медленно и далеко не часто.

— То есть железные мечи ничего с ним сделать не могу, а острые колья запросто? — не поверил Трезор.

— Очень похоже, что так. — Я снова развел руками. — Завтра я должен пойти на один из лугов, чтобы попробовал справиться с этими тварями. Ну, что скажете? Пойдете ли вы со мной? — с надеждой и волнением спросил я у них.

Трезор кивнул, ни мгновения не раздумывая. Затем кивнул рыжий Тур. С этим мне все понятно — куда пойдет десятник, туда пойдет и он. Немного погодя кивнули Торсон и Родовит.

Последним из всех осторожно кивнул Игнац.

— Не знаю, чем мы сможем помочь, но попробовать можно, — неуверенно согласился он. И в этот момент я вдруг понял: наверное, каждый из этих солдат чувствует то же самое. Игнац просто озвучил то, о чем молча думали все.

— Не трусьте и не робейте! У нас все получится! — выкрикнул я, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее. Слова эхом разнеслись по пространству, и я добавил, чуть громче, чем следовало:

— Ведь у нас есть моя магия льда!

Правда, внутри у меня бушевал маленький ураган сомнений. Получится ли? Смогу ли я? Но сейчас не время для этого. Сейчас нужно было вселить в них надежду. Поэтому я спрятал свою неуверенность за громкостью слов, за бравадой, за обещанием силы, заключенной в моей ледяной магии.

Надеюсь, они поверят.

Надеюсь, поверю и я.

*

— Это они? — спросил у меня светловолосый мечник, и я не был уверен, чего было больше в его голосе — отвращения или страха.

— Думаю, что они, — ответил я ему, с радостью отмечая, что отвращения в моем голосе куда больше чем страха. — А чего ты спрашиваешь? Ты же сам говорил, что в твоей деревне слизнюки водились.

— Да, водились. И, к сожалению, водятся до сих пор, — согласился Игнац. — Но наши слизнюки были размером с голову. С голову человека, не больше. А эти... — Мечник невольно поежился.

И верно — когда маг Дормидонт рассказывал мне об этих неприятных тварях, он случайно, а может далеко не случайно, кто знает, не упомянул мне об их размерах. А их размеры... Размером слюзнюки оказались с большую тыкву. С такую тыкву, что достигает высоты по колено. А вид... Представьте себе нечто большое, шарообразное, с множеством бугорков и мелких кожистых складок, разрисованное в оранжевые и свекольные цвета, и весело подпрыгивающее на зеленом газоне. А теперь представьте, что таких тварей не две и не три, а целых пара десятков. И все они, весело подпрыгивая на кочках, гоняются друг за другом, вместе с этим не забывая усилено подгрызать свежую траву. Никаких зубов у них, разумеется, не было. Как и носа, ушей, глаз, рук, ног, и всего подобного. Просто в том месте, где слизнюки касались земли, трава очень быстро куда-то исчезала, оставляя после себя голые проплешины девственной черной земли.

— Мерзость. Отврат. Пакость. Гадство. — Трезор и Тур не смогли удержаться, чтобы откровенно не высказаться.

— Эти слизнюки очень похожи на ожившие тыквы, каким-то образом обожравшиеся хлебного вина, и заразившиеся страстью заячьего гона. Гнустность. Вопиющая гнустность. Меня сейчас стошнит, — скривился от увиденного Родовит.

— Вот умеют же боги создавать подобное, — крайне задумчиво отозвался Торсон. — Вот мерзость. Ни дать, ни взять мерзость. А они ее создали. Зачем? Почему? Не приложу ума. — Он почесал затылок.

Все верно. И то, и другое и третье — все это про них. Слизнюки были отвратительны. Невероятно отвратительны. И, казалось бы, ничего особенного в этих существах не было — просто большие шары, прыгающие по полю. Повторюсь, у них не было ни зубов, ни клыков, ни клешней, ни костяных наростов. Они не плевали ядом и не плели паутины. Но всё равно — назвать их иначе, кроме как мерзкими, было невозможно. Было ли дело в их кричащей, яркой окраске, или в обилии морщинистых складок, или в том, что их облик совершенно не вписывался в привычные нам представления. Не знаю. Но восхищаться этими созданиями у меня не было ни малейшего желания. Как и просто находиться рядом с ними. И уж тем более мне не хотелось касаться их странной плоти.

Впрочем, в нашу задачу это и не входило. Нам требовалось избавить эти луга хотя бы от десятка подобных тварей. А лучше всего — от двух. Это бы вызвало благодарность деревенских жителей, а значит, привлекло бы ко мне внимание Лотара.

— Как будем их убивать? — набравшись смелости, спросил у меня рыжий Тур. Трезор ненавязчиво стукнул его по шлему, давая понять, чтоб тот не лез вперед.

— Вначале надо понять, правдиво ли то, что о них говорят в деревне, — предложил мне десятник.

— Правдиво ли? — переспросил я его, пытаясь понять, что к чему.

— Да. Нам же сказали, что ни стрелы, ни мечи, эту пакость не берут. — Трезор махнул рукой в сторону резвящихся на лугу морковных шаров. — Звучит как-то уж очень грустно. Поэтому нам, для начала, не мешало бы это проверить.

Звучало разумно.

— С чего начнем проверять?

— Я бы начал со стрел, — предложил Трезор. — Лучники будут стрелять в них издалека, и если эти твари так же глупы, как о них рассказывают, то они не поймут, откуда идет атака, и не будут на нас нападать.

— Хорошо, я согласен. — Почему бы и нет?

После моего одобрения Трезор повернулся к лучникам.

— Родовит! Торсон! Попробуйте убить этих тварей, — отдал он им приказ.

Стоящие рядом воины просто кивнули в ответ, и пошли по траве, выбирая лучшее место для атаки.

Лучники открыли стрельбу, и я снова почувствовал себя на вчерашнем состязании. Но на этот раз я не был его участником, а всего лишь зрителем, а потому с удовольствием мог наблюдать за обоими воинами. Родовит стрелял так: найдя взглядом цель, он резко натягивал лук почти до упора, и так же резко отпускал тетиву, подгоняя стрелу каким-нибудь бранным словом. Торсон стрелял иначе: он сразу натягивал тетиву, а лишь потом искал глазами цель. Следил за ней и стрелой и взглядом, и лишь удостоверившись в том, что он не промахнутся, отпускал тетиву.

Смотреть за стрельбой этих лучников не на турнире, а в настоящем бою, было одно удовольствие, и каждый из них показал результат не хуже, чем на состязании. Но вся их стрельба оказалась совершенно бесполезной. Стрелы, даже попадая прямо в темно-желтые туловища, не причиняли слизнюкам никакого вреда. Казалось, они вообще не ощущали уколов наконечников. Никаких ран, никаких повреждений. А где нет ран, там и нет крови. Более того, стрелы, которые попадали, не оставались торчать, как занозы. Вместо этого они как-то странно мягко ложились на бок, словно вонзались не в твердую плоть, а в какую-то массу.

Вернувшиеся лучники подтвердили мои опасения.

— Нет, все без толку, — махнул рукой толстяк Торсон, обращаясь к Трезору. — Я думаю, что их тела сделаны не из кожи, мяса и костей, а из чего-то наподобие плотного киселя.

— Отвратного киселя, — не удержался от дополнения Родовит.

— Или не киселя, а какого-то желе.

— Мерзопакостного желе, — не собирался успокаиваться записной сквернослов.

— Или жидкого теста.

— Паскуднейшего богомерзкого теста.

— Я понял, понял, — остановил их десятник. — То есть стрелять из луков по ним...

— Это все одно, что всаживать свои стрелы в свежее говно: никакого проку, баловство одно, — выдал ему Родовит.

В ответ мы с Трезором грустно переглянулись — выходит, молва не лжет. Остальные бойцы тоже приуныли. Оно и понятно — все бы хотелось, чтобы проблему с поедателями посевов можно было решить одной стрельбой из лука.

Но — нет.

— А как его проверить эту гадость на меч? — спросил я у него.

— Как-как? Драться надо, — снова вмешался рыжеволосый, за что опять получит тычок от своего командира.

— Сейчас я попробую, — предложил мне Трезор. — Главное выманить одного слизняка из оравы, и там уж я разберусь.

— Может, мы поможем? — Тур просто кипел желанием.

— Нет, лучше я сам, — отказал Трезор.

Бьюсь об заклад — такого Трезора в войске не учили. Рослый десятник стал уверенно обходить слизней по кругу, то опасно приближаясь к какой-нибудь небольшой группе, то отдаляясь на более безопасное расстояние. Да и какое расстояние считать для себя безопасным он тоже не понимал. Вот Трезор приблизился к слизнюкам уже на десять шагов — ничего. На девять шагов — тоже ничего. На восемь... Ну наконец-то. Одна скачущая тыква отделилась от весело гарцующих собратьев и мелкими прыжками двинулась к замершему десятнику. В ярком воздухе сверкнуло хорошо наточенное лезвие, но едва меч нашел свою цель, как отскочил назад. Трезор не растерялся и нанес еще один удар. Но меч не оставил на слизнюке ни царапинки. Трезор отскочил назад и рубанул наотмашь. Не то. Режущий удар сверху вниз. Не то. Колющий. Ещё колющий. Наконец упругое тело слизняка поддалось — его кожа лопнула, и желтую тунику обрызгала мерзкая слизь. Трезор отскочил, но уже было поздно — нижняя часть туники, куда попала слизь, стало как решето.

Через какое-то время воин вернулся к нам, неприятно попахивая.

— Ну что? — спросил я его, хотя из боя все и так было ясно.

— Как я и предполагал — тело слизнюка слишком мягкое, чтобы обычный меч смог его разрубить. Я бью, а меч то отскакивает, то останавливается, словно я бью не по телу, а по упругой массе.

— Массе отвратного киселя, — опять не удержался, чтобы не вставить свое замечание острый на язык Родовит.

— Я его бью и так, и эдак, по-всякому. А оно....

— Словно паскудное мерзопакостное желе, — донеслось от лучника.