Резервация.

— Я вопросительно качнул головою в сторону женщины, которая держала мою голову на своих коленях в момент моего пробуждения.

— Нет, там другие люди были, — помотал головою собеседник. — Мы с ними сделали себе лагерь с шалашами и костром. Запалили очень большой, чтобы издалека видно было. И место выбрали чистое на самом берегу реки, тоже ради видимости. Всё думали, чтобы спасатели нас не пропустили или рыбаки, суда, которые будут проплывать по реке.

— Спасатели, ёпта, — скривился Бамс, — я сразу понял, что нас перенесло в другой мир, как пишут во всех книжках. А пишут не просто от балды, ведь как говорится: дыма без огня не бывает. У меня и рюкзачок специальный имелся на такие случаи, только в этот раз я со свиданки шёл, не стал его брать с собой... эх, вот же непруха-то, там у меня столько всего лежит!

— Сказали про корабли, — не обращая внимания на болтовню парня, я вновь обратился к мужчине, — получается, что река большая и глубокая?

— Я рухнул метрах в двадцати от берега, и там глубина была в два моих роста точно. У меня трёхдверка 'витара', высокая достаточно машина, так я на крышу когда выбрался, то до поверхности ещё порядочно было. Это когда машина уже стояла на дне. А река большая, очень, другой берег я и не видел даже. Хотя, может просто потому, что темнело уже, да и мне было не до рассматривания: увидел берег рядом и к нему давай грести. А потом уже стемнело быстро.

— В тропиках всегда так, — авторитетно заявил Бамс, — а тут самые настоящие тропики и есть. Жара эта, блин, с ума сводит.

— Бамс, можешь помолчать? — не выдержал я.

— Да ты шаман?! Откуда знаешь, как меня зовут? — выпучил глаза парень.

Я только махнул рукой в ответ. Но тот не желал успокаиваться:

— И Петра Григорьевича тоже знаешь, как зовут?

— И Петра Григорьевича тоже, — скрипнул я зубами: непонятная весёлость парня и показушная дурашливость начинала понемногу выводить из себя. Слов он уже выдал на хороший доклад, а сути меньше, чем воды в напёрстке.

— Шаман, аднака, воистину шаман, — возвёл он глаза к низкому потолку.

Тут уже не выдержал и мужчина.

— Да помолчишь же ты, в самом-то деле? — он сердито рявкнул на Бамса, потом посмотрел на меня. — Извините его, с самого переноса он не в себе, а тут ещё палач этих карликов такое творил... — не договорив, он громко скрипнул зубами. Рядом всхлипнула женщина, которая молчала всё время, с того момента, как предположила диагноз у Анатолия.

— Пусть он начинает про себя говорить, представится, что ли, — буркнул парень, задетый чужими словами.

— Тут он прав, — пожал плечами мужчина и посмотрел на меня, потом первым представился. — Пётр Григорьевич Мезенцев, сорок лет, бригадир в ИП Мезенцева, строительством занимаюсь, отделкой... занимался, м-да. Зовите меня Петром, и на ты.

— Светлана Владимировна Огольцова, воспитатель в детском саду, тридцать один год и тоже из Н-ка.

— Бамс, — коротко представился парень. — Их земляк и студент. Твоя очередь, чувак.

— Максим Григорьевич Абрамов, двадцать шесть лет, сварщик на нашей оборонке. Ваш земляк. Здесь оказался ночью, наверное. По крайней мере, я спал в момент переноса.

— Одежду здесь нашли? — тут же заинтересовался Пётр. — И обувь? По размеру подошли хорошо? Со стороны смотрится, что она прям как ваша родная, по вам обмялась, только с обувью непонятно.

— Ну, можно сказать, что и нашёл, и она моя родная, — ответил я. Про себя решал дилемму: рассказать всё, как есть, или отделаться общими фактами, налить воды.

— Да ты не мычи, не телись, говори как есть, — сказал Бамс.

— Ты про себя что-то много не сказал. Кличку собачью назвал и только.

— Это ты на грубость нарываешься? — удивился парень и стал медленно подниматься с корточек. — Да ты знаешь, что у нас с такими борзыми делают? Да тебя...

— Тихо вы, — устало произнесла женщина, — надоел ты, Бамс, своей трепотнёй. Максим, вы возраст назвали двадцать шесть, а выглядите на двадцать-двадцать два. Можно с уверенностью сказать, что пару лет на внешность накинули пережитые испытания. Ещё загар на вас свежий, красный, такой по весне ложится, на белую кожу. Вы нам правду про себя говорите?

Вся троица испытывающе уставилась на меня.

— Правду, — буркнул я, — только эта правда звучит фантастически. На самом деле мне двадцать шесть, но этому телу двадцать один...

Я рассказал всё без утайки, от момента, когда пришёл в себя на палубе корабля посреди шторма и до того, как очутился здесь.

— Вот ни фига ж себе! — присвистнул Бамс. — Я когда про тело услышал, то подумал, что ты мозговой паразит какой-то, который меняет носителей, забирает их память и так далее. Наверное, тебя перенесло так из-за сна, что-то я читал, будто душа в спящем теле путешествует где-то. Наверное, её и выдернуло сюда, а этого чувака, Марка, приголубило по башке мачтой и появилось бесхозное тело...

— Идею интересную подсказал, но дальше чушь полная, — оборвал его Пётр. — Ты не слышал, что кроме Макса в чужие тела ещё больше десяти человек угодило? Что, их всех тоже мачтой ударило по голове?

Бамс хмыкнул, но на этот раз решил промолчать.

— А что с вами случилось потом, как костёр развели? Как вы у пигмеев в плену оказались? Про какого палача говорили? — задал я вопросы товарищам по несчастью.

— Он вас сюда приволок, ну, не лично, но под его командованием. Харя в маске и с кучей бус на пупке, — зло произнёс Бамс. — Потом вытащил у нас двоих — брата с сестрой, двойняшки, что ли. И вон там, прямо перед нами разделал, как курей: ливер отдельно, шкурка отдельно. Сначала девчонку всю изрезал, потом пацана.

— Из-за чего? — нахмурился я, не очень веря в такую жестокость. Ладно бы просто в жертву принёс землян, а тут просто так с особым садизмом, как фашист какой-то, изрезал.

— Да просто так. Нравится это ему, он прямо на глазах расцветал, ещё бусы свои всё гладил да смотрел на них после вырезанного глаза или куска снятой кожи.

— Он правду говорит, — почти прошептала Светлана, — так и было. Главный этих дикарей мучил бедную девушку очень долго.

— Фигово, — покачал я головой и почувствовал непроизвольную дрожь и холодок по телу после услышанного, — очень фигово. Я этого шамана ранил в руку, так дырка у него такая, что палец свободно можно просунуть. Вряд ли он такое забудет. То-то он меня щипал, да и Толика тоже, наверное, проверял, как я боль чувствую.

— Именно его? Странно, я не заметил, чтобы он страдал от раны, — произнёс Пётр Григорьевич.

— Если речь о коротышке с одной маской на лице и бусами в несколько рядов на груди, которого слушаются прочие, то это он. Хотя, может, в племени несколько шаманов? — ответил я.

— Не повезло тебе, чувак, — вздохнул Бамс с искренним сожалением.

— Ладно, жизнь покажет, что там будет. О себе расскажите, а то я так и не понял, как вы в плену у пигмеев оказались.

— Костёр жечь не нужно было, — с горечью в голосе ответил Пётр. — Хотя, кто знает...

Всю ночь на отсвет костра приходили люди, заброшенные неведомой силой в этот мир. На пятачке у реки к рассвету собралось тридцать с лишним человек. Всё больше люди молодые и среднего возраста, детей и пожилых почти не было, только те, кто попал сюда с родственниками. Едва только на небе засветилось солнышко, сменив собою страшную луну, при взгляде на которую всех без исключения бросало в нервный озноб, в костёр стали подкладывать пучки свежей травы и зелёных веток, для густого заметного дыма. Примерно в десять утра из леса показался небольшой отряд низкорослых людей, имевших при себе длинные шесты. Ждали их кто с подозрительностью, кто с надеждой, самая малая часть предложила отправить к ним встречающих и посмотреть, как те их встретят. Само собой разумеется, никто не рвался проверять на своей шкуре, как примут аборигены комитет по встрече. Большая часть толпы, а тут набралось уже за полсотни человек, сгрудились почти плечом к плечу и ждали незнакомцев. Только единицы встали на кромке воды, готовясь задать стрекача при первых признаках опасности.

— Но ушли трое или четверо. Почему-то, нам всем стало дурно, когда карлики подошли на несколько десятков метров, на ногах остались стоять меньше десятка, и их быстро обстреляли из духовых трубок дротиками с ядом, из тех самых, которые мы за шесты приняли. Потом часть, кому плохо стало, связали вместе и погнали куда-то в лес, не всех, кстати, всего человек пятнадцать. Привели к какому-то огромному каменному кольцу на лесной поляне, на нём ещё чудные рисунки светились, и в это кольцо затолкнули. После этого мы вышли в центре этого городка. Потом всех распихали по таким вот клетушкам, — закончил рассказ Пётр.

— А напасть, пока шли? Эти трубки, всё-таки, не автоматы, быстро выстрелить из них не получится. А мы крепче и больше этих пигмеев. Навалились бы толпою и всё, хана им была бы, даже со связанными руками справились бы.

— Максим, тебе хорошо говорить, когда тебя там не было. Нас палками связали, точнее к палкам привязали. Такие с рогульками, как ухват печной, вокруг шей их закрепили, к поясам верёвки ещё и руки к палкам привязали, да так хитро — концом вторым в поясницу упиралась эта палка, чуть шевельнёшься или наклонишься, так позвоночник от копчика до шеи простреливало, — ответил Пётр. — И копья у них были, короткие с тонкими наконечниками, как шила. Таким ткнёшь и большой силы не нужно, чтобы проткнуть. Ещё и травленые, наверное, или обломятся в ране из-за такой малой толщины.

— А меня взяли на переправе, — начал рассказывать Бамс. — Тоже перед темнотой тут оказался, в воде, ага, выбрался на берег, костер зажигать не стал, хотя зажигался имелась. До утра под берегом просидел в норке под корнями. Знаете, когда вода подмывает высокие берега и там, где самая слабая почва как бы пещерки получаются, а сверху корни кустов и деревьев торчат, укрыться в темноте можно и шум от них будет, если кто полезет. Вот я в такой пересидел до света, потом выбрался. Пару часов шёл по берегу, наткнулся на небольшую речку, впадающую в большую, стал искать брод и вот там меня и подстрелили, когда брёл по пояс в воде, прямо в шею угодили...вот, видишь дырку? Отрубился махом, хорошо в воду спиной упал, и эти гады меня быстро вытащили. И пираний не было, тоже хорошо. Я про них уже потом подумал. И затем на носилках меня сюда притащили. Я тут, типа, старожил, первым заселили.

Бамс во время рассказа пользовался нормальным языком, без жаргонизма, так что, понять его было легко. Когда он закончил, я вопросительно посмотрел на женщину.

— А меня захватили, как и Петра Григорьевича. Собралась нас группа человек пятнадцать, мужчин только трое, остальные подростки и женщины. Решили идти по берегу, когда стемнело — зажгли костёр. До утра никто не мог заснуть, двое мужчин дежурили чуть в стороне от нас, сказали, что свет костра им зрение испортит, и они ничего не увидят. А утром мимо проплыла лодка с этими пигмеями, всего пять человек, но когда подплыли поближе, то всем нам плохо стало, только те двое мужчин остались стоять. Они с палками напали на тех из лодки, но их обстреляли стрелами из своих больших трубок. Их в лодку погрузили, а нас связали и погнали в джунгли, били всё время, если кто отставал или падал. Через странное кольцо привели сюда. Ещё возле него мы не одни были, другие пигмеи и наши люди стояли, ждали своей очереди.

— Много? — поинтересовался я.

— Наших очень много — двести, триста человек... точно не скажу, извините, Максим. А карликов, то есть, пигмеев там было около тридцати. Я ещё заметила, что у некоторых на локтях или запястьях висели браслеты с кристаллами, похожими на бусы палача.

— Прям конвейер сообразили, ёпта, — сплюнул под ноги Бамс и внезапно повернулся в сторону двери, прислушался к чему-то и произнёс. — Идут сюда, хавчик, что ли несут, — потом, словно, запнулся и сглотнул, и совсем тихо добавил. — Или палач идёт за жертвой. Чувак, за тобой, наверняка.

От его слов во рту пересохло, и сердце забилось часто-часто. Стало страшно и стыдно одновременно. Стыдно за свой страх перед товарищами по несчастью, перед Светланой, как женщиной. И ведь почти никогда со мной такого не было, со школы изживал из себя это противное чувство, бросался в драку с хулиганами из заводского района, со старшеклассниками, стоило мне почувствовать дрожь в коленках. А тут на тебе. Или это рефлексы Марка, для которого всё это выглядит сущей чертовщиной, дают о себе знать?

Пользуясь тем, что с улицы рассмотреть что-то в полумраке помещения тяжело даже кошке, я стянул со штанов ремень и намотал его узкий конец на кулак. Пряжка на нём массивная медная, как хорошая гирька, такой висок проломить — плёвое дело. Только бы размахнуться.

— Драться хочешь? — прошептал Бамс. — Правильное дело... ты на улицу только их вытолкни, как дверь откроют, а мы следом... только ремень спрячь, а то они увидят и обстреляют через дверь.

Через несколько секунд показалась парочка пигмеев, один из них нёс на плече что-то вроде авоськи, в которой лежали коричневые крупные шары. Второй был вооружён коротким копьём с тонким шилообразным наконечником чуть длиннее моей ладони. Кончик наконечника был измазан в чём-то чёрном, похожем на смолу.

— Отбой, боец, это хавчик, — с заметным облегчением произнёс Бамс и без сил, как мне показалось, уселся на пятую точку, поджав колени к груди.

А я так и остался стоять, зажимая в руке ремень и не веря, что всё обошлось. Только услышав резкий окрик коротышки с копьём, согнал оцепенение.

— Чувак, ты сядь, как я и руки держи на виду, а то еще без еды оставят, — подсказал мне Бамс.

— Они нас словно, свиней на убой кормят, — буркнул я, но совету последовал, не хочу, чтобы остальные остались голодными из-за меня.

— Ха, да свиней кормят по-королевски. А тут хавки столько, чтобы ноги на второй день не протянуть, — воскликнул Бамс. — Всё, не шевелись, сейчас раздача будет.

Раздачу еды осуществляла женщина, которую я опознал по лоскуткам голых грудей, висевших, словно уши спаниеля и совершенно ничем не прикрытые. От воина отличалась почти полным отсутствием украшений и одежды, только набедренная повязка и несколько непонятных пластинок в волосах. Из авоськи она достала три крупных шара и просунула сквозь прутья двери-решётки к нам. Положив на землю. Следом бросила горсть мелких плодов или орехов.

За еду, мы схватились сразу, едва пигмеи отошли от двери. Но едва я взялся за первый небольшой орех, как тут же разочаровано бросил тот обратно.

— Ты чего? Сытый, что ли? — удивился Бамс. — Лопай, очень вкусная штука, почти, как каштаны наши. Хоть и немного, но кишки урчать не будут.

— Отрава это, наркотики. Видел я тех, кто попробовал эти каштаны. На женщин особенно сильно действует, — пояснил я, потом присмотрелся к шарам. — Это что?

— Вроде бы кокосы пустые, похожи на них, только кожура плотная и неровная, как у грецких. Тут отверстие имеется, щепкой заткнуто. В двух вода, а в одном что-то вроде каши. Густая, и хватит каждому по горсти. Уже кормили такой, вроде бы живые, — ответил Пётр. — Насчёт каштанов уверен, Макс?