Судьба всегда звонит дважды

— Мама... — тихо и как-то совсем безнадежно, — но я же не смогу быть здесь... когда он там... и неизвестно, что будет... и вдруг я больше его не увижу... — глухое рыдание, — живогооооооо...

— Нет, — надо резать быстро и четко. — Маша, в этом вопросе я буду совершенно солидарна с отцом. Нечего тебе там делать. От этого плохо будет всем. Нет. Не отпустим.

Машка рыдает, совсем нет сил у нее, даже спорить.

— И что мне делать, мама?..

— Плачь, Машенька, плачь. Полегчает.

_____________________

Ее сны полны им. Он снится ей каждую ночь, будто приходит на свидание. Живой, непокалеченный. В ее снах он смеется, морща свой идеальный конопатый нос. Она видит его глаза, яркие, светло-зеленые и... его так ясно видно в глазах. Его настроение и даже мысли. Во сне он обнимает ее, прижимает к себе. Его руки, плечи, все тело — молодое, крепкое, сильное. Целое.

Маша пытается представить, какой он сейчас. При этом накатывает такая тошнота и головокружение, что, кажется — сейчас потеряет сознание. Маша жила благополучно, самое страшное, что пережила — это ветрянка в четыре года. Она даже помыслить не могла — что сейчас с ним, каков он. Что с этим телом, которое она так близко и интимно познала.

Дни ее сосредоточены вокруг ноутбука. Она живет в Интернете, на сайтах, в поисках хоть какой-то информации о нем. А ее мало, катастрофически мало. За пару дней на форуме появились лишь несколько страниц, полных пожеланий скорейшего выздоровления (что выглядит, мягко говоря, слегка преждевременно, учитывая формулировку "Врачи борются за его жизнь"), упреками владельцам сайта в публикации непроверенной информации и радостных восклицаний от того, что это все же оказалось неправдой... А по сути, ничего нет, никакой информации. Что с ним? Каково состояние? Но должен быть жив, иначе... Маша живет возле ноутбука. Ей кажется, что пока она караулит сайт, там не появится того сообщения, которого она боится больше всего. Что французские врачи не справились.

Сообщения на форуме:

"OZ, отзовись уже!!! Что с Басом?! Скажи хоть что-нибудь! Ты же самый точный источник информации!"

"Да, OZ, в самом деле! Скажи хоть что-нибудь. Пожалуйста!"

"Сообщение от пользователя OZ: Ребята, ничего нового. Бас в реанимации. Состояние стабильно тяжелое. Угроза жизни сохраняется. Я получаю информацию от Васькиного отца, сами понимаете, что дергать человека лишний раз не хочу. Как будет что-то новое — я сразу сообщу"

"А что там конкретно, OZ?! Какие травмы, что сейчас с ним делают?"

"Сообщение от пользователя OZ: Я не знаю всех деталей. Повторяю еще раз — информация от отца Васьки, и я очень ему благодарен, что сообщает. Но лишний раз тревожить подробностями — увольте. Представьте, каково сейчас родителям Баса?! Единственное, что знаю — что сейчас борются с последствиями жировой эмболии, пытаются восстановить кровообращение. Это все."

"Он в сознании?"

"Сообщение от пользователя OZ: Конечно, нет"

Представьте, каково сейчас родителям Баса?! А кто может представить, каково сейчас ей?

Если она не ищет информацию и не пересматривает на десятки раз страницы знакомых форумов — она смотрит на его фото. Особенно на те, с той, последней фотосессии. Самые ее любимые — те, что сняты ПОСЛЕ. После того, как они стали близки. Ей кажется, что на этих фото, тех, что сняты крупным планом — а она в последние два дня просто не выпускала из рук камеру, если они были не наедине, — так вот, на этих фото он ей улыбается... как-то особенно. Будто — только ей, для нее. И в глазах что-то — только для нее. Прикрыв лицо руками, она снова плачет. В бессчетный раз. Слезы с кончика носа падают на клавиатуру. Кап-кап-кап... Мама сказала: "Плачь, Машенька. Полегчает". Мама — мудрая женщина, но тут она ошиблась. Не легчает.

Она ни с кем не общается. Не хочет, не может. Проще всего считать, что она обиделась на родителей за то, что они не отпускают ее. Но внутри Маша понимает: если бы она захотела — уехала. Вопрос в том, что, они, похоже правы. Нет ей там места, рядом с ним. Все, что ей позволено — медленно умирать у ноутбука.

Говорить она может только с Катькой. Более того, иногда ей хочется поговорить с сестрой. Поговорить, разумеется, о нем. Рассказать ей. У нее такое странное чувство, будто бы... если она расскажет Катьке про Баса, опишет как можно больше деталей... он станет более живым. Это звучит как бред, но ей хочется, чтобы он жил и в памяти сестры, если вдруг... Они вдвоем смотрят фотографии под Машины комментарии. И все это время Катя держит сестру за руку. Катя младше Маши на пять лет, но сейчас старшая — именно она, Катерина.

______________

— Иваныч, привет.

— Когда тебе звонит без повода знакомый травматолог, это настораживает. Приветствую, Глеб Николаевич.

— Настораживать должно, когда знакомый травматолог звонит по поводу. А повод у меня есть. Что с Марьей, Дим?

— С какой Марьей?

— С твоей, блин!

— А что с Машей? — с мгновенным холодком в груди.

— Я думал, ты мне расскажешь. Звонила тут мне, странные вопросы задавала.

— Какие?

— Узкопрофессиональные. Хотела, чтобы я ей объяснил, что такое тканевая и жировая эмболия и с чем ее едят. Что у вас случилось, Тихомиров?!

— У нас — ничего, — цедит сквозь зубы Дмитрий. — С семьей все в порядке. Это у Марьи... блажь.

— Да? Ну, тебе виднее. Я так, просто, на всякий случай...

— Спасибо, что сказал, Глеб.

_______________

"Сообщение от пользователя OZ: Ребята, есть новости. Состояние Баса стабилизировано. Угроза для жизни ликвидирована. Васька будет жить. Пойду, напьюсь"

"Эй, Оз, погоди! Не напивайся, подробности расскажи хоть!"

"Да, Гринч, скажи хоть, как он?! Мы тоже все сегодня напьемся!"

"Сообщение от пользователя OZ: Не знаю, каким богам вы молились, но это помогло. И — слава французским врачам! Все, не могу больше. Будто камень с души свалился. Пошел за пивом"

"Слушайте, а о врачах, кстати. Это же, наверняка, очень дорого стоит. Оз, может, надо денег собрать? Ты узнай у Васькиного отца"

"Да, точно! Оз, узнай там номер расчетного счета, или веб-кошелька. Мы обязательно поможем"

"Мысль правильная. Слова словами, а спасают людей за деньги. Давайте реквизиты. Копил на новые лыжи на следующий сезон, ну да черт с ними. Бас меня научил прыгать правильно. Ему — не жалко"

"Оз, алкоголик несчастный. Кончай бухать, узнавай срочно реквизиты!"

"ООООООООООООЗЗЗЗ!!! Отзовись! Даешь инфу, мы хотим помочь Ваське!"

"Сообщение от пользователя Артем Литвинский: Ребятишечки, спасибо вам. Читал и глазам своим не верил. Спасибо, но денег не нужно. У Васи про-райдерская страховка, в которую включено все, что только можно. Не сэкономили в свое время, оказалось — не зря. Хотя лучше бы не пользоваться ею, ну да что ж теперь. Еще раз повторю — денег не нужно, да и не собрали бы вы столько. Если б не страховка, не знаю, чтобы бы было. Там такие суммы на лечение... Я уже один счет в страховую компанию подписывал.

Что касается Васиного состояния, то новости таковы: Вчера Василий пришел в сознание. Нас с матерью узнал, но провалы в памяти есть. Но это ничего. Сама возможность поговорить с ним спустя все эти дни... Спасибо, что так болели и переживали за моего сына"

"АРТЕМ БОРИСОВИЧ!!! СПАСИБО, ЧТО НАПИСАЛИ! ОЧЕНЬ РАДЫ ЗА ВАСЮ! БУДЕМ МОЛИТЬСЯ ЗА НЕГО"

"Артем Борисович, действительно, спасибо вам огромное, что сообщили. Держите нас в курсе, пожалуйста, по возможности. Если что-то нужно, тоже обязательно сообщайте, не стесняйтесь. Мы все очень переживаем за Баса"

"И передавайте Васе, что мы все за него страшно переживаем и болеем. Верим и надеемся на выздоровление"

"ДА, ДА, ДА!!! Артем Борисович, пожалуйста, передайте Ваську, что мы все с ним!".

Угроза жизни ликвидирована. Он будет жить. Он пришел в себя, разговаривал с родными. Маша готова отдать все, что у нее есть, лишь бы услышать хотя бы одно слово сейчас от него.

_________________

— Я говорил... говорил... Я как чувствовал! Что не надо было ее в эту гребаную Канаду отпускать!

— Дим, от всего ее не убережешь...

— Ты же видишь, что происходит! — Тихомиров резко обернулся к жене. — Она почти ничего не ест! Сутками сидит возле компьютера! Не говорит ни с кем. Я, — Дмитрий снова отвернулся, засунул руки в карман брюк, — я не знаю, что делать...

В устах мужа это звучало как признание полного поражения. У Димы обычно бывало по несколько запасных планов B и C. Дарья промолчала.

— Знаешь, о чем я сожалею больше всего?..

— О чем?

— Что он не сдох сразу!

— Дима! Нельзя так!

— А так — можно?! Сколько она может убиваться по нему?! Уже больше месяца прошло! Такое чувство, что она там вместе с ним разбилась! Черт, вот почему всегда прилетает оттуда, откуда не ждешь?!

— Дим, она его...

— Не говори мне этого!!!

Даша подходит к мужу, кладет руку на плечо. Какое-то время стоят так молча, глядя на свои отражения в темном оконном стекле.

— Даш, может быть... лучше, пусть она съездит туда? Может, ей полегчает?

— Не знаю, Дим, — она качает головой. Супруг ее удивил, не думала, что он предложит это сам. Но и у нее нет уверенности... — Я не знаю. Вот честно — уже не знаю, что для нее лучше. Что она там увидит? Как бы хуже не стало...

— Хуже уже не будет, — отзывается от двери Катя.

— Подслушиваешь? — оборачивается отец.

— Можно подумать, только вам Машка родная. А мне так — никто.

— Ладно, раз ты такая умная, посоветуй родителям, что делать.

Катя садится на диван. Смотрит серьезно на родителей.

— Советовать не буду. Но Машка загибается, это я вижу. С каждым днем ей только хуже делается. Вроде бы и Баса откачали уже, и угрозы для жизни нет. А она просто... сохнет вся. Мне кажется, что хуже уже просто быть не может.

— Ох, Катенька, — вздыхает мать, — поверь мне, случается так, что думаешь, все, вот оно — дно, хуже не бывает. А потом жизнь преподносит тебе сюрприз и, оказывается — бывает. Бывает еще хуже. И гораздо хуже.

— Ладно, Дарья, хорош ребенка пугать!

— А я и не испугалась, пап. И... я не знаю, что делать.

— И я не знаю, — эхом Дарья.

— Ну, раз не знаем — не будем ничего делать. Выбора у нас все равно, — вздыхает Дмитрий, — нет.

___________________

— Пап, мне надо с тобой поговорить.

— Конечно, — тон его обманчиво спокоен, а на самом деле — Дмитрий предельно собран, как сапер на минном поле.

— Я собираюсь лететь во Францию, — абсолютно ровно, даже равнодушно говорит Маша. — Если ты не дашь мне денег, я займу у кого-нибудь. Но я все равно улечу, и ты меня не остановишь.

Он этого ждал, он был к этому готов.

— Хорошо, Маша. Лети. Денег я тебе, разумеется, дам.

Стена Машиного равнодушия пробита, в глазах, пустых в последнее время, пугающе пустых, отражается изумление. Рассчитывала на битву? Нет, с дочерью он сражаться не будет.

— Ты только вот о чем подумай... Как ты там будешь справляться — французский ты не знаешь, а по-английски там говорить не любят. Это тебе не курорт в Альпах. Может быть, с тобой отправить кого-нибудь? У меня есть люди, которые хорошо говорят по-французски.

— Не нужно, — Маша качает головой, с первым изумлением от согласия отца она справилась. — Я Соньке Соловьевой позвонила, она обещала меня встретить и... помочь там.

— Ну, хорошо. Что хоть кто-то там будет с тобой.

Мария молча поворачивается к двери.

— Маша, — окликает ее отец. — Ты не забывай, пожалуйста... Я... мы с мамой... мы на твоей стороне.

Пауза. Маша кивает, не оборачиваясь, и выходит из кабинета отца.

______________

*RIP, Rest In Peace (англ. — Покойся С Миром) — стандартная формы выражения соболезнования. Чаще всего используется на надгробиях и в интернете.

Глава 7. Пройти по краешку.

О том, чего стоило Соньке провести ее туда, внутрь, в больницу, Маша не задумывалась. Ей не до того было, она просто ушла в себя, пытаясь собраться, подготовить себя к тому, что может увидеть. Она поверила Софье — та сказала: "Не переживай, я все устрою, договорюсь".

Какими словами она договаривалась — шут ее знает. Хотя, зная сестер Соловьевых, можно быть уверенной — важно было не то, что Софья говорила, а сам факт, что говорила именно она. Так уж получилось, что троица девиц Соловьевых являла собой смертоносное оружие для подавления морально-волевых качеств всех мужчин, что попадались им на пути.

На этот раз жертвой стал молодой интерн клиники, который совершенно стеклянно-обожающим взглядом смотрел на Соню, пока Маша облачалась в приготовленный для нее халат.

— Какого черта ты сказала, что он в реанимации?!

— А что — нет?

— Нет, уже в обычной палате.

— Ну, это же хорошо? — робко интересуется Маша, неловко застегивая пуговицы.

— Тебе-то хорошо... — ворчит Софья, параллельно снисходительно улыбаясь стоящему рядом обожателю. — А мне еще с этим... чудом... ужинать сегодня. Все, давай. Надеюсь, твой бойфренд не закатит скандал, что ты к нему явилась без приглашения. А то вон, — кивок в сторону молоденького француза, — несчастный Пьер-Ив переживает, как бы ему не досталось.

— Все будет хорошо, — одними губами произносит Маша. — Пусть ведет.

Сама она в то, что говорит, ни капли не верит. Она боится себя, его, того, что она может увидеть, того, что может между ними произойти. Но понимает, что это ей жизненно необходимо.

Матовое стекло двери палаты. Выглядящий крайне неуверенно французский интерн кивает — здесь, мол.

— Маш, мы тебя тут подождем.

Конечно, нечего там другим делать. И она тихо открывает дверь.

Одна-единственная кровать. А на ней — Бас. Уже прилично оброс, бледный, даже веснушки будто выцвели. Или это от обилия белого вокруг? Весь в бинтах, одна рука в гипсе, из другой торчит игла капельницы. На ногах какая-то странная конструкция, прикрытая белой тканью, так, что даже контуров тела не угадать. И лишь глаза — его, живые, настоящие, правда, в обрамлении совершенно кошмарных, почти фиолетовых синяков. Похож на какую-то странную конопатую панду. Только глаза его — зеленые и потрясенные.

— Маша?!

Голос тоже... будто изломан — тихий и хриплый. У нее начинают дрожать губы. Абсолютно четкое осознание — нельзя! Нельзя плакать, нельзя показывать ему слабость, жалость. Но... она оказалась все-таки не готова... увидеть его таким.