Добрый Мертвый Вечер

Жила погладил мягкую, прекрасно выделанную кожу. Такая отличная вещь, и так испортить... Он еще раз убедился, что выходцы из Брюхвальда являлись настоящими варварами, грубыми, несдержанными дикарями.

Повертев сумку в руках, Жила выдвинул нижний ящик комода и положил ее поверх свертков со старыми пальто. Кто знал, что и когда могло сгодиться в хозяйстве? Он выдохнул, отер потные ладони о халат. Снова глянул на папку, желтевшую на стеклянном столике.

Нужно было вернуть документы в Отдел — Фэй ждал промаха с его стороны, любого неосторожного шага, к которому можно было привязаться. Поэтому Жиле стоило навестить Монтегю и задать ему настроение прямо с раннего утра. Бросить папку в лицо, возмутиться, написать жалобу.

И как можно скорее отнести копию нанимателю. Сегодня же. Без отлагательств. Отнести и сказать, что он отделается от слежки, снимет с себя подозрения. Что даже если его припрут к стене, он не скажет правду и никого не выдаст.

По спине до сих пор бежали мурашки, стоило лишь вспомнить татуированное лицо нанявшего его человека. Они повстречались в городском парке — татуированный просто сел рядом, источая сладковатый запах масел. Положил котелок на колени и сделал предложение, от которого Жила не смог отказаться. Обычно он не беседовал с незнакомцами в парках и, уж тем более, никогда бы не подумал, что согласится на авантюру в духе газетных шпионских историй. Но в тот миг он отчего-то был уверен, что поступает правильно, весь пылал от подвернувшейся возможности нагадить начальству.

А потом уже было поздно отказываться.

Жила вытащил сложенную вчетверо записку на розовой бумаге и перечитал ее. "2 часа после полуночи", вывел на обратной стороне. Больше ничего, никаких указаний на место и цель встречи — Бескровные и так знали, где им появиться и зачем.

Сунув записку в нагрудный карман жилета и захватив с собой еще пару папок, Жила выскочил в липкий мрак. Свет, забытый им в прихожей, так и сиял на фарфоровых боках ваз, путался в бархатных гардинах.

Когда снаружи взревел мотор, лампа часто замерцала и погасла, погрузив тесную прихожую во тьму.

* * *

Автомобиль мягко качнулся, словно что-то подтолкнуло его в бок, и на миг мотор надрывно застонал. Не сбавляя скорости, господин Жила сунулся в окно, но через давно не мытое боковое стекло мало что можно было разобрать. Мимо плыли многочисленные изгибы теней, да светляки редких фонарей. Закрытые магазины, безлюдные, мертвые улицы. Жила поежился, вновь уставился на дорогу. Не будь дело таким срочным, он никогда бы не отправился на встречу с Бескровными ночью. С ними и днем-то было страшно встречаться.

Сперва он остановился на углу Республиканского проспекта и Рельсовой, у витрины булочной. Сунул записку в щель покосившегося почтового ящика на двери и снова огляделся. На миг в тени за углом ему показались две точки — вспыхнули желтыми углями и погасли, будто кто-то прикрыл их ладонью. В стороне заорала кошка, и Жила, содрогнувшись, поспешил нырнуть обратно в салон автомобиля.

* * *

Луну затянула вуаль облаков, и на улицы Петрополиса втекла вязкая смоляная тьма.

Машину Жила оставил за два квартала, на место встречи прошел закоулками, брезгливо обходя мусорные кучи и пугая крыс. Даже в центре города проходы между выщербленными торцами домов совсем не радовали глаз: узкие, грязные и опасные для случайных прохожих. Слава богам, той ночью они пустовали. Господин Жила обернулся и смерил взглядом завитки тумана за спиной. Никого. Ни Фэя, ни грабителей.

Той ночью ему везло.

Небольшой парк, разбитый на набережной у Пустопорожнего моста, пустовал. Жила прошелся вдоль кованых завитков ограждения, поглядывая на полотно реки. Звук его шагов эхом отзывался от стен окрестных домов, подпрыгивая, многократно отражался, заставляя напряженно озираться. У статуи верховного теоса Базилика Четвертого Жила остановился и уставился на одухотворенное серое лицо. Строгое, с запавшими щеками, как и у всех озабоченных лишь благом народа теосов. Лоб Базилика пересекал золотой венец — по традиции тонкий, без украшений и снятый с еще не остывшего тела оригинала. Правда, поговаривали, что настоящий венец давно украли, и вместо него статую украшала обычная выкрашенная железка. Что ж, Жила бы не удивился, окажись это правдой. В Петрополисе могло случиться всякое.

— Господин Жила?

Высокая фигура в плаще оказалась за его спиной бесшумно и совершенно неожиданно — еще миг тому назад там никого не было. Жила глубоко вдохнул и выдохнул, унимая рвущееся сердце, затем кивнул.

Фигура в плаще придвинулась ближе. Ее рука поднялась и выжидающе повернулась ладонью вверх. Вдоль женского узкого запястья вились черные письмена — совсем как на лице нанявшего Жилу господина.

— Вы принесли то, что обещали? — донесся голос. Пронизывающий и холодный, словно сама смерть решила заговорить.

— Да, да, конечно, — засуетился Жила, распутывая ремни портфеля дрожащими пальцами. — Это копия. Оригинал мне нужно будет предъявить на работе. Знали бы вы, на какой риск я пошел сейчас, чтобы добраться до вас. Такой риск! Несоизмеримый с платой, о которой мы договаривались полгода тому...

— Это все бумаги? — перебила тень.

Жила кивнул. Таинственная дама просмотрела собранные в папке документы, пролистала страницы, не снимая перчаток. Свет фонаря падал на ее ссутуленные острые плечи; теос Базилик печально взирал на встречу с высоты своего постамента.

— Кстати, вас раскрыли, — сообщила дама.

Господин Жила судорожно сглотнул. И откуда они только узнали?..

— Не совсем так. Этот Фэй — просто молокосос, ничего серьезного. Пройдет время, и он отстанет, я вам обещаю. И я же вам еще пригожусь, верно?

— Это вряд ли.

Одну за другой Бескровная стянула перчатки, тряхнула худыми бледными кистями. Тонкие, словно паутина, нити спустились из пальцев, блеснули серебром в лунном свете. Жила даже сощурился, стараясь рассмотреть, как они умудрялись так тянуться — непрерывно, от руки к руке. Дама плавно качнула их — словно закинула невод в море, — и пять струн беззвучно прошли по дуге.

Через любопытствующего господина Жилу.

* * *

Прошло неплохо. И эта чушь про Отдел Управления... Честно говоря, Кристиан сам не знал, чем они там занимались и как проводили свои проверки, но блеф вышел удачным. Господин Жила почти обезумел, когда услыхал о грядущем наказании. Выкатил маленькие глазки и принялся барабанить кончиками пальцев по столу.

Он наверняка вернет папку с делом в Отдел — поняв, что за ним следят, не сможет поступить иначе. Наверняка швырнет ее на стол господина Монтегю следующим же утром и заявит о "возмутительном инциденте". Потребует не лезть к нему в личное время или предъявить обвинение официально, и все такое в том же духе.

Но прежде покажет дело нанимателю. И как можно скорее.

У господина Жилы просто не было выбора — Кристиан увидел это в его затравленном взгляде. Седой хранитель до чертиков боялся нанявшую его персону.

Когда машина Жилы тронулась, Кристиан в два прыжка нагнал ее и запрыгнул на пустовавшую подножку для чемоданов. Затаился, бессильно наблюдая, как брызги грязи с колес шлепаются на его начищенные ботинки и низ штанин.

Вот только Кристиан совсем не ожидал, что слежка закончится именно так.

Все в крови. В аппетитной, свежей, вкусной...

Кристиан одернул себя и сунул пальцы в оттопыренный карман брюк господина Жилы — точнее, того, что от него осталось. Затем проверил другой — медленно, едва касаясь влажной ткани. Под пальцами прокатилось гладкое стекло, и Фэй нахмурился. Вытащил непочатый пузырек жидкой магии и взболтал вязкую зеленоватую жижу.

Взять с собой жидкую магию и не успеть ей воспользоваться. Какая ирония.

Остальные карманы пустовали. Больше ничего не связывало несчастного Жилу с Отделом или его работниками.

Кристиан отступил, не в силах оторвать взгляда от останков, щедро разбросанных по мостовой. Конечно, он мог отправиться к директору и предоставить разбираться ему. Или отыскать напарника и продолжить охоту вместе. Или сообщить о совершенном преступлении в участок — хотя инспектор все равно узнает об убийстве, рано или поздно. Слава богам, расчлененные тела не были обычным явлением на улицах Петрополиса.

Однако сохранность господина Жилы лежала только на его, Фэя, совести.

Он поддел пробку измазанного кровью пузырька большим пальцем и выпил. Вздрогнул от разрядов, промчавшихся по венам. Под кожей вспыхнул жар, и Кристиан рванул ворот, ослабив узел шарфа. Рубашка моментально прилипла к спине, на лбу выступила испарина — лихорадка и чертов писк в ушах сопровождали каждый прием жидкой магии.

Кристиан с силой потер глаза. Затем собрался с духом, щелкнул пальцами и избавился от неуемного голода. Повел носом, выпутывая запах мертвечины и кедрового масла из сплетения уличной вони.

Пришла пора охоты.

___________________________________

ЖАТВА

— Республика —

Сапоги проваливались в грязь по щиколотку; внутри, меж пальцев хлюпала вода. Чащобу крючило от холода. Дыхание срывалось с губ Лиса облачками, за сплетением голых ветвей насмешливо ухала сова.

Затем все стихло.

Лис сжал приклад крепче, так, что кожа перчаток скрипнула на лакированном дереве. Сделал еще шаг, едва не упав на скользкой коряге. Прислушался.

Упырь показался из тумана рваным пятном. Он спрыгнул с развилки старого бука, размашистыми прыжками побежал на Лиса, блестя голыми боками и сумасшедшими глазами. Дикие упыри всегда были безумны. Ненасытны и неуправляемы.

Выстрел отбросил тощее тело назад; лишь ошметки мертвой плоти повисли на ветках...

Лис сморгнул воспоминание и уставился на монолит двери перед собой. Та уставилась в ответ — круглой кнопкой глазка, потертой ручкой, облупившимися квадратами резного узора. За ней, в двухкомнатных апартаментах с личным балконом проживал Нуйке — подтянутый, моложавый господин с вечно удивленным выражением на лице. Хороший хранитель и работящий изменник.

Лис решил поступить умнее, не вламываться с допросами. Просто вернул блокнот со странными записями на место, в ящик бюро, и стал наблюдать. После устроенного Кристианом и господином Жилой утреннего концерта Нуйке наверняка всполошился. Избавляться от записей не станет, рассудил Лис — скорее всего, эти желтые листы уже кто-то ждал, а сделку с преступниками он вряд ли мог отменить. Значит, вечером Нуйке должен был встретиться с нанимателем.

Вот только что-то пошло совсем не так. Слишком уж долго он не включал свет после возвращения домой.

Услыхав звон и придушенный крик, Лис разбежался и вдарил по двери ногой. Та с треском отлетела к стене и повисла на одной петле.

Господин Нуйке лежал посреди комнаты. Скорчился, поджав ноги, словно сухой паук на солнцепеке. Его лицо застыло в безмолвном крике; глаза остекленело таращились в потолок, с уголка рта все еще стекала пена. Влажный зеленоватый червь, ползущий по щеке.

А в распахнутом окне замерла смоляная тень.

Плащ облеплял ее острые плечи, коконом опутывал ноги. Вздрогнув от грохота, она обернулась; длинные пряди черных волос выпали из-под капюшона. Посмотрела, словно оценивая, и, стоило Лису тронуть ремень ружья на плече, прыгнула в пустоту ночи.

Анри выругался. Едва не упал, наступив на крохотный флакончик из-под жидкой магии, перепрыгнул тело господина Нуйке, подскочил к окну. Вскинул ружье к плечу и поймал бегущий силуэт на мушку.

Выстрел ропотом прокатился по каменному руслу улочки. Стекла в окнах соседнего дома жалобно звякнули.

На миг тень запуталась в плаще. Запнулась на бегу, взмахнув тощими руками, затем выровняла ход и... побежала дальше.

Лис даже рыкнул от негодования. Он попал — точно попал, убеждал он себя, кубарем скатываясь по подъездной лестнице. В спину, между лопаток. Попутно переполошил округу, но угодил в цель.

Однако та бодро умчалась прочь.

Казалось, спуск в гулком, пахнущем краской и плесенью подъезде не закончится никогда. Лис чувствовал себя таким неповоротливым, слишком медлительным. Ухватившись за перила, он в пару прыжков перескочил десяток ступеней. Преодолел последний пролет, толкнул дверь ногой и вывалился в разбавленный фонарным светом городской сумрак.

— Лис?!

Охотник развернулся на пятках. Но по ту сторону ружья оказался лишь Фэй — попятился, не отводя взгляда от направленного на него дула, держа руки на виду. Весь в поту, со взбитыми ветром волосами и нитью сжатых губ. Рукав его пиджака и пальцы алели свежей кровью.

Откуда он?.. А, к черту, времени не оставалось.

— Быстрее, — выдохнул Лис. — Уходит же!

Не сговариваясь, они припустили вниз по улице. Только подошвы стучали по камням, да воздух со свистом вырывался через зубы. На развилке Фэй чуть повел носом и выбрал узкий пролет между притиснувшимися друг к другу домами. Лис несся следом, попутно осматривая рваные свесы крыш над их головами. Петрополис затягивал их все дальше в свой безлюдный лабиринт; за время погони они успели сделать столько поворотов, что охотник потерял все ориентиры.

А затем они уперлись в тупик.

— На крышу забрался, что ли? — пробормотал Кристиан.

Лис оглядел сочившийся влагой закоулок, облизал губы.

— Недалеко живет госпожа Абелло. Тоже есть в списке.

Кристиан кивнул. Его янтарные, широко распахнутые глаза ошалело мерцали во тьме.

— Какой адрес?

* * *

Тихоня любил цветочки.

Такие нежные и хрупкие. Такие разные — по краскам, размеру, форме; податливые и прихотливые. Им требовался уход, внимание, а Тихоне страшно нравилось, когда в нем нуждались. Идеальное сочетание.

Его собственный садик. Его радость.

Иногда Тихоня оставлял ростки в других местах. Прикрывал уродства окружавшего его мира заплатами красоты, очень старался и творил, как велела его изъеденная душа. Все же республика казалась таким грязным местом, грех было ее не украсить. И видели боги, у него получалось! Взять хотя бы городской парк Петрополиса. Всего сотня лет — и смотрите, во что превратился робкий островок зелени, любовно оставленный Тихоней на некогда замусоренном пустыре.

Он втянул прохладу ночи рваными ноздрями. Присел, по-лягушачьи расставив угловатые колени с пятнами синяков. Созданная им тьма опутала кожу, плотно закурилась вокруг тела дымчатой шкурой. Тихоня задумчиво отщипнул похожий на вату кусочек мрака, растер его меж пальцев.

В отдалении тревожно залаяли собаки — зашлись в громком брехе и быстро успокоились, уступив тишине.

Он мотнул лысой головой, прислушался к свисту ветра — переливчатой песне на шершавых кирпичах. К скрежету корней, которые медленно вгрызались в землю. К кристально-чистой пульсации звезд. Почесал грубые, вросшие стежки на своем рту. Погладил белую мертвую руку лежащей на вскопанной клумбе дамы и принялся за дело.

Она тоже станет красивой. Очень красивой, уж Тихоня расстарается.

* * *

За высокой — в полтора человеческих роста — стеной залаяли собаки. Фэй оскалился, еле слышно рыкнул, и шавки заткнулись.