Некромант-самоучка, или форменное безобразие

До конца дня и даже ночью, когда прибыла наконец-то немногочисленная и весьма потрепанная проверкой мебель, я, в виду большой и чистой совести, мучилась чувством вины перед неизвестной Дульгерией. На нервной почве, пропустила ужин, забыла распаковать вещи, освободить бедного Гирби и узнать расписание на завтрашний день, зато придумала длинную возвышенную речь в защиту прав отчисленной девушки. И когда на востоке забрезжил рассвет, я поставила точку в тщательно продуманном получасовом монологе, повернулась на бок, обняла подушку и решила провалиться в сон.

Как вдруг окно с едва уловимым скрипом открылось.

— Дулька, — послышалось оттуда, — Дуль, твоя кука сбежала и заказы больше не ведет. А мне трава нужна. Позарез. Слышишь?

— Нет, — ответила я.

— Как нет? — удивился неизвестный. — Ты что, с собой не привезла?

— Дульгерии здесь нет.

— Да есть, ты. Вон, я тебя вижу! — возмутились в темноте, и окно скрипнуло отчетливее, словно бы гость решился войти.

А это уже наглость и нарушение личной территории, которое в академии должно караться. И где, спрашивается Нваг-нваг Севой с его правилами и предупреждениями? Хлопком включила магический ночник, поднялась на локте, чтобы ответить: — 'А это не она', но, узрев визитера, заорала не своим голосом. — А-а-а-а-а!

От окна послышалось такое же удивленное 'А-а-а!', но в мужском исполнении и удаляющееся, в виду приближения к земле. Длилось оно недолго, всего семь этажей высоты, но было исполнено столь пронзительно, что мой ночник потух, а я испугалась уже не столько визитера, сколько последствий его падения. Хоть бы выжил!

Но не успела ног на пол спустить, как в окошко поскреблись...

— Дуль, трава есть? — поинтересовались хриплым голосом.

— Н-н-нету... — прошептала я.

И уже другой визитер с досадой:

— Совсем?

— Полностью! — заверила чистосердечно.

— Жаль, — ответил третий, и все удалились. Или не все, потому что снаружи вдруг спросили сипло: — А водица осталась?

— Ни капельки, — простонала невыспавшаяся я, уже мечтая встретиться с этой предприимчивой умницей и помочь ей не с возвратом в академию, а с попаданием за грань.

— А порошки? — прохрипел кто-то, вызвав у меня тихий ийк.

— Нет! Ничего нет... и даже Дульгерии нет! Передайте, пожалуйста, остальным. Тут не аптека!

— Да знаем мы, — ответил уже кто-то другой и расстроено вздохнул.

Вздохнуть-то вздохнул, но никому ничего не передал. И за следующие полчаса, я только и делала, что попеременно бегала из спальни в ванную и блокировала окна, потому что эти, гады, срывали мои охранные проклятья, открывали створки и продолжали вопрошать: 'Дуль, трава есть?' И если кто-то из них не получал внятного ответа, то начинал в окно лезть, не забывая подсвечивать себе дорогу. Оценив внешний вид некоторых из них, я поняла, что первый визитер с глазами рыбы и рогами как у горного козла был очень даже милым. А еще он был, пусть и позарез заинтересованным в траве, но абсолютно ненастойчивым. Упал и больше не вернулся, а эти...

Спустя тридцать минут и тридцать три проклятия снаружи образовалась удивительная тишина. Ушли? Все-все? Не веря в свое спасение, я в вязь проклятий на окнах добавила еще два звена, на всякий случай, постояла в середине комнаты, прислушиваясь. Вроде никого. И легла под одеяло с широко открытыми глазами. Закрывать их было страшно, так и виделись мне недо-зверо-люди в шкурах, с рогами и копытами, крыльями, отчего-то разместившимися на голове, с тремя разными хвостами, в чешуе и со складчатыми перепонками вместо рук. И вот мысленно взирая на все эти ужасы, я пропустила момент, когда в моей комнате беззвучно открылась дверь и некто закрывший собой весь проем с жаром сообщил:

— Герик, я так соскучился!

И я не то, что вздохнуть, я испугаться не успела, как оказалась прижатой к кровати внушительным телом. Его голова разместилась на моей груди, а локти сжали с боков не позволяя сдвинуться с места.

— Малышка, не отталкивай своего Кардинала, — прозвучало где-то в районе моего сердца. И оно он ужаса застучало в два раза быстрей, и это при полной нехватке воздуха.

— Ты же знаешь, как мне нужна, — грубые руки, прошлись вдоль моего тела поверх одеяла, и жар, исходящий от них, а так же жадность хватательных движений я даже сквозь преграду ощутила сполна. Похолодела судорожно всхлипнув.

— От счастья плачешь? — обрадовался неизвестный, чуть приподнявшись на локтях.

— Ап-ап-а-а-п...

Я не плакала, я ртом хватала драгоценный воздух и не могла им насытиться. А то, что глаза слезились, так это нормальное явление при такой-то тяжести. И едва высунулась из-под одеяла, чтобы воздать гостю по первое число хоть проклятьем, хоть рукоприкладством, он неожиданно постановил:

— Значит, простила, — и с довольной интонацией: — И я все-все получу!

-... ап... Шо?! — Алчный взгляд красных глазищ рассмотрела даже будучи в полуобморочном состоянии и успела выставить руки на пути его ищущих губ. — Му-муш-шина, — в горле от страха запершило, — вы ош-шиблись... комнатой, кр-кроватью и кр-красав-вицей на ней.

Мои перчатки наградили серией страстных поцелуев, прежде чем, уткнувшись в ладошки носом, назвавшийся Кардиналом самодовольно изрек:

— Дулька, ты даешь шутить! Опять личину скромницы нацепила!

— Я?!

— Ну, не я же, — ответили мне, и пылающие глаза прищурились игриво, а руки гостя полезли под одеяло, вызывая волну паники и вместе с ней приглушенный вскрик.

— Меня Наминой зовут, Сумеречной. Я лишь вчера поступила...!

Но он не внемлет, ухмыляется зараза.

— Хорошая иллюзия и голос, и запах... А знаешь что тебя выдает? Твоя помощница — кука! — в следующее мгновение одна горячая лапища визитера скользнула по моей груди поверх ночнушки, вторая поползла на бедро. — Ох, и отыграюсь за весь прошлый месяц...

И меня стянули с подушки для удобства маневров.

Что-что? Нет, так нельзя! Если он силу применит, если попытается надавить, я же его за грань отправлю, как Тамиша красавца-старосту класса в ведической школе! И кто знает, смогу ли в испуге обратно воротить. А если не смогу... то прощай конспирация, прощай учеба, здравствуйте смертиники, я ваш новый солдат.

— А-а-а! Слезь, слезь с меня немедленно!

— Еще чего. Я только прилег.

Первая пощечина пришлась по скуле, и была она смазанной и слабой в виду испуга. Вторая по носу, а третья... Третьей не вышло, ибо руки мои перехватили с приказом: 'Не чудить!'

— Иначе что?

— Привяжу, — пригрозили мне.

— Вот и все, доигрался, — прошептала я несчастным голосом и потянулась к его губам. Победный рык воителя очень быстро сменился довольным стоном, затем стоном боли, а после предсмертным хрипом, который заглушил грохот слетевшей с петель двери.

И знакомый голос прошипел:

— Да, что за напасть! Не успела документы подать, а с местным Кардиналом уже в ладу!

И в следующее мгновение красноглазый недотруп слетел с меня, как пылинка.

5.

— Сумеречная, ты в своем уме?! — возмущенный и разозленный Гер держал в руке бесчувственного Бруга и с укором взирал на перепуганное безобразие, у которой губы алели от жадных поцелуев. — Кардинал может и оборотень, но вряд ли выдержит твой эксперимент. Таррах! Ты бы хоть предупредила его, прежде чем в постель тащить!

— Я что?! — воскликнула девчонка, опалив взглядом точь-вточь так же, как Амиддария несколько минут назад.

А ведь он только-только добился прощения за испорченные каникулы, за срыв общих планов и за внеурочный визит в дом ее отца... с трудом сумел вернуть утраченные позиции, заключить в объятия свою фурию, притиснуть ее к телу, ощутить упругость волнующих форм... И вдруг жар разлившийся лавой по нервным окончаниям дал сигнал опасности от существа столь же близкого, как кузен. И шепнув разомлевшей Амидд непростительное: 'Прости!', он ринулся прочь. За считанные минуты преодолел сотни километров от предгорья до столицы, пролетел через грозу, попал под град, повторно истощил свой резерв... И все это лишь для того, чтобы застать не смерть Даррея, а страстный поцелуй безобразия с Бругом.

— Проклятье! Тебя замкнули на мне... — понял метаморф тонкую издевку Эрраса Тиши и прорычал: — И что же! Теперь каждый раз от твоих обжиманий вот с этим... — встряхнул он бессознательного оборотня, — меня будет дергать?

Произнес и осознал — да, именно так и будет. Вся жизнь летит к Тарраху, а эта сидит на кровати, прижав к себе колени, всхлипывает и сипит. Мол, красноглазый сам к ней явился и решил за прошлый месяц наверстать все-все. Хороша отговорка, да только многоликий Дао-дво прекрасно знает, что в комнаты женских общежитий просто так прийти никто не может, должно быть личное разрешение хозяйки, а так же ключ или привязка как у него, Герберта.

— Да замолчи ты! Сама пустила и целовала тоже сама!

— Я не пускала его! — и столько возмущения во взгляде и в голосе, что не поверить нельзя.

— Значит, ключ дала, — прошипел метаморф. И проверив карманы двуликого, он выудил из недр оных искомый предмет, брезгливо скривился, услышав ее: 'Ап-ап! Это не я...'. Ключ сломал и отбросил на стол, а Бруга за двери. Обернулся к красной девчонке, рыкнул: — И хоть бы выбрала кого другого, а не Кардинала разбитых сердец! У тебя что, на охотников за невинностью чуйка?

— Что у меня?.. — спросила дрожащим голосом, сжимая кулачки.

— Ни стыда, ни совести, судя по всему, — заключил Герберт. Прошелся из угла в угол, подумал и заявил: — Значит так, срываться с места из-за беспечных идиотов, как этот Бруг, я не намерен. И вот что тебе скажу... — он пересек комнату и навис над испуганно застывшей малявкой. — Еще один спровоцированный тобой случай, и я не побоюсь обвинений в садизме, лично тебя высеку.

Серые глаза увеличились вдвое, голос дрогнул:

— Спро-спро-воцированный, — повторила она тихо.

— Именно, — подтвердил многоликий и вышел, не посчитав нужным поставить на место выломанную дверь.

* * *

Руки дрожали, ноги дрожали, был бы у меня хвост, он бы тоже дрожал. И не потому, что первую пару вел сам декан факультета Темных сил, и не потому, что в виде подопытного материала он вывел на кафедру девяносто пять недо-зверо-людей, то есть застрявших в обороте многоликих, двуликих и прочих, а потому что перед началом занятий попросил меня встать и произнес:

— Разрешите вам представить нового кадета. Намина Сумеречная начинающий целитель и некромант-самоучка. Надо отметить, что она практик, а не теоретик и опекается родом Дао-дво. — По аудитории, в которой собрали весь первый поток кадетов, пролетел удивленный шепоток. И горец улыбнулся, сообщая: — Так что будьте осторожны с ней вдвойне. — И уже мне: — Садитесь, кадет.

Я опустилась на стул и поняла, мне конец, потому что следом за мной декан поднял старосту — бойкую чернокудрую девушку с серьезным красным взглядом и сообщил в какой комнате я нынче живу. И вот после этого внимание подопытных сосредоточились на мне, вызывая крупную дрожь. И Довар Горран не был бы бессменным деканом вот уже двадцать лет, если бы не смотрел сейчас на лица моих ночных визитеров с едва заметной усмешкой.

— А что вас так насторожило, кадеты?

— Ам... Кхм! Мы... Это... Засада! Ой, да... — послышалось от них.

— И чему же вы удивляетесь? — поинтересовался магистр. — Может тому, что вы ранее встречались? — Они молчат, и я молчу, а он продолжает издевку: — Скажем сегодня на рассвете? Когда вы, лезли в окна ее комнаты и просили водицу, порошок или столь нужную вам траву?

И вот все они вместо того чтобы ответить: 'Нет!', требовательно посмотрели на меня. А я вопреки желанию скрыться под столом, встретила их взгляды и на общий вопрос: 'Неужели ты нас сдала?' сказала:

— Магистр, они удивлены лишь тому, что в знатный род многоликих на попечение взяли простую человечку.

Я удостоилась его внимательного черного взгляда, а затем и вопроса, приправленного иронией:

— Ту самую простую человечку, что сняла с чужой привязи теневую, наложила порядка двадцати охранных проклятий на каждое окно и вышибла зачарованные двери внутрь комнаты?

Последнее заслуга не моя, но что ответить. И так, чтоб правдиво?!

— Кошмары снились, я не знала, что творю... — соврала, не моргнув глазом.

Вот так, одним махом, перевела стрелки на чужую куку, не сдала парней и себя обелила от чудесатости. Пусть теперь попробуют доказать, что мои синяки под глазами это следствие многочисленных: 'Травы нет!'

— Интересно, — улыбнулся горец, наблюдая за тем, как почти сотня недо-зверо-людей медленно и облегченно выдохнула. И добавил забавляясь: — Что же вы расслабились раньше времени? Если за внеурочные визиты вас никто карать не стал, — прозрачный намек на меня, — это еще не значит, что вас не накажут за нарушение Устава академии пункт 3.5.1.

Он размял пальцы рук и новоявленные подопытные все как один сделали неосознанный шаг назад, а декан факультета продолжил:

— Зря вы меня боитесь, учить дисциплине вас буду не я, а первый курс, — и уже нам: — Внимание, целители, у вас появилась великолепная возможность поэкспериментировать с нарушителями застрявшими в обороте и вернуть им исконный вид.

— Таррах! — выдохнуло поголовье копыто-рогото-чешуйчато-крылатых и хвостатых.

— Ура! — отозвались первокурсники.

А Довар Горран между тем сообщил:

— Первая десятка кадетов, справившаяся с заданием, получит зачет в конце семестра, — улыбнулся и добавил. — Последняя десятка так же.

Мы еще не осознали щедрости такого предложения, а будущие страдальцы уже взмолились:

— Но магистр, последняя условность позволит им экспериментировать до конца семестра!

— Именно на это я и рассчитываю. Вы получите достойный урок, они прекрасную возможность для роста, — ответил декан и хлопнул в ладони, призывая к тишине разволновавшихся кадетов. — Итак, первокурсников в аудитории девяносто шесть, подопытных почти столько же, поэтому, дорогие нарушители, разбредаемся по своим мучителям в соответствии с числовым значением на столах и ваших браслетах.

С тяжелыми вздохами и гневными взглядами подопытные исполнили приказ. Минуты не прошло, возле каждого первокурсника остановился личный недо-зверо-людь, одна лишь я оказалась без рабочего материала.

— Простите, магистр Горран, а мне никто не причитается?

— Почему же, — улыбнулся он, — и для вас, Намина, нарушитель есть. Лежит сейчас в лекарской. Шестьдесят шестая палата.

Интригующее сообщение, но абсолютно не ясное.

— И... мне следует отправиться к нему?

— Да, как только прослушаете задание, — ответил горец и щелкнул пальцами. На чистом полотне стены за его спиной появился текст. Его венчала надпись: 'Ход воспитательно-лабораторных работ'. А первыми пунктами шли опрос и взятие анализов, затем уже исследование материалов, расчет вариантов восстановления, после зельеваренье или составление заклинания и проведение самого опыта. И все это исключительно ради науки должно было записываться. Кристаллы для фиксации тут же появились на столах, а рядом с ними и предметы для взятия проб.