Ландскнехты (глава 1 из 5)

С желтовато-истертой страницы на капитана щерила клыки ужасная рожа, похожая на дьявольски искаженное человеческое лицо. Только с почти круглыми глазами без зрачков, лысое и с провалившимся как у сифилитика носом. В пасти создания торчал набор треугольных зубов, которые казались бы уместнее скорее для акулы. Морда была набросана довольно схематично, небрежными штрихами, как будто художник не слишком старался, желая лишь дать самое общее представление о предмете исследования. А вот на следующей странице расположилось изображение кисти руки, вернее сказать лапы, по-видимому того же создания. Не в пример морде — куда более подробно. Вот от этой лапы Гюнтеру захотелось перекреститься в третий раз. Особенно когда он узнал на рисунке хорошо знакомый брауншвейгский талер, пририсованный для соотнесения размеров.

Рука в целом походила на человечью, но именно что — в целом и общем. Ладонь гораздо уже и вытянута, а большой палец наоборот, коротенький, как будто усечен до одной фаланги. Четыре остальных пальца длинные и тонкие, словно узловатые веточки. И каждый увенчан длинным когтем, кажущимся несоразмерно большим.

Гюнтер не знал ученых слов, которыми накануне пользовались Мартин и Йожин, однако на охоте бывал не раз и хорошо понимал, что когти такого рода нельзя использовать ни для рытья, ни для карабканья по деревьям. У таких страшных загнутых крючьев, длиной едва ли не с ладонь, может быть лишь одно назначение.

Написанный мелким убористым почерком текст на латыни капитан разбирать не стал. Так-то, прочесть сумел бы, но к чему ломать голову, когда столько умников вокруг?

— Во имя Господа нашего, что это за тварь? — отстранился от книги Швальбе и на всякий случай перекрестился. Солдаты, хоть и не видевшие рисунка, жест капитана повторили. Лишним не будет. Рыжеволосая, чье лицо стало вовсе уж бледным, лишь тряхнула головой и крепче обхватила тонкими пальцами ствол ружья.

— На востоке это называют упырякою, — поднял взгляд на капитана следопыт.

— У-пи-ра-ко-ю, — повторил по складам Гюнтер незнакомое слово, будто пробуя его на вкус.

— А в немецких землях зовут "нахцерер". Очень хитрая и гнусная тварь.

— Вампир? — неожиданно уточнила девушка. Голос у рыжей, когда она была в добром расположении духа, не был похож на злое шипение, и звучал еще приятнее. Ей бы в городских театрах петь...

Мирослав хмыкнул, дернул головой. Зачем-то провел ладонью над страницей с изображенной ужастью.

— Нет, юная госпожа, хотя у них много общего. Нахцерер тоже не любит солнце, хотя и не умирает от его лучей. Любит кладбища, селится в пустых склепах. Но вампиры — кровососы. А этот — плотояден.

Уши юной госпожи вспыхнули ярче закатного солнца и она понимающе кивнула.

— Гуль, что ли? — вскинул голову Гюнтер.

— Нет, — терпеливо разъяснил Мирослав. — Гули — трупоеды. Они не любят и боятся живых, стараются держаться от них подальше. Нападают только если некуда отступить. По совести говоря, это самые безобидные из ночных, хотя и выглядят страшнее дьявола.

У капитана определенно закрутился на языке вопрос, откуда такие познания, особенно в отношении дьявола, однако он смолчал, внимательно слушая.

— Нахцерер же — хищник, — закончил пояснение Мирослав. — Преимущественно, людоед.

Кто-то из банды нервно и шумно сглотнул. Капитан склонился над книгой, внимательно изучая рисунок по второму кругу:

— Значит, именно эта тварь поубивала тех... — Гюнтер не договорив, махнул в сторону двери.

— А перед этим, она убила нашего товарища, — кивнул Мирослав. — Который пришел сюда, дабы разделаться с нечестивым созданием.

— Он immortui? — неожиданно спросила валькирия.

Мирослав едва не подавился трубкой. За него ответил Йожин, благостно улыбаясь и буравя фемину внимательным взглядом.

— Нет, почтенная дама, нахцерер не является нежитью. Предположительно, поскольку о таких созданиях мало что известно. На него не действуют ни молитвы, ни святая вода, ни серебро, ни любые иные средства, которые губительны для не-мертвых. Он смертен и умирает от ран так же как любое иное тварное создание. То есть относится скорее к вestia. Другое дело, что убить его трудно. Собственно поэтому мы сейчас и ведем этот разговор.

— Тварь надо прикончить, — подвел итог Мартин. — И быстро. Сами мы не справимся. поэтому хотим нанять вас.

Запутавшийся в тонкостях иммортусов и бестиев Гюнтер потряс головой. Но справившись с колдовскими сетями мудреных слов, капитан принял вид сосредоточенный и суровый. Впереди предстоял жестокий торг.

После некоторой паузы Швальбе провозгласил, обращаясь сразу ко всем троим вероятным нанимателям:

— Если я верно понял ваши намеки, господа, вы хотите, чтобы мы убили эту небестию?

Мирослав хотел ответить, но в разговор снова искусно влез Йожин, и следопыт решил предоставить плетение словесных кружев монаху. Благо тот это хорошо умел.

— Сперва мы думали, что справимся самолично, — с подкупающей откровенностью сообщил святой отец. — Однако нахцерер оказался куда сильнее, чем мы ждали. И да, герр капитан, ты прав полностью и целиком. Его нужно убить как можно быстрее. Лучше всего, до наступления сегодняшней ночи.

Гюнтер возвел очи горе и старательно подумал. Видимо капитан считал себя отменным торговцем, однако на лице у него явственно отражались вполне уместный страх, жадность и удовлетворение глупыми нанимателями, которые сразу дали понять, насколько для них важны ландскнехты.

— Ночи? Сегодняшней? — уточнил Гюнтер, нервно оглянувшись на рыжую. Но та сидела без движения. Лишь глаза бегали по строчкам истертой книги.

— Да, — все же решил поучаствовать и Мирослав, — эта когтистая сволочь обнаглела настолько, что напала на вооруженных солдат. Сегодня-завтра он явится в село. Ну или утопит в крови какое соседнее поселение. В здешних местах много мелких деревушек. Будет много невинных жертв. Куда больше, чем ты можешь себе представить.

— Ну, я не первый год ем с копья! — вздернул подбородок наемник. — И видел превеликое множество трупов! И какое вам дело до селян?

— Нам есть дело до каждой христианской души, — негромко и очень веско сказал Мартин. — И мы заплатим за работу. Так что о мотивах тебе знать незачем.

Ответом ему стало общее молчание. Но затягивать с самолюбованием капитан не стал.

— Наш интерес в чем, добрые господа? Увы, я не поклонник однорукого испанца и во всем хочу находить свою выгоду.

Девушка громко и совершенно некуртуазно фыркнула. Наверное, вспомнив вчерашнюю игру.

— Выгода будет, — размеренно произнес Мартин, медленно кивнув. — И хорошая выгода.

Мирослав без слов выложил поверх книги внушительно звякнувший мешочек. Тот сразу оплыл под тяжестью, закрыв собою морду нахцерера. Можно сказать, символизируя торжество жадности над мирскими ужасами.

На ласкающий любое ухо звук обернулись все. И солдаты, и даже трактирщик, неведомым чутьем услыхавший прельстительные звоны.

— Это половина, — глядя наемнику в глаза произнес Мирослав, — остальное после дела. Сразу же. Без судебных тяжб, профоса и проволочек.

Наемник, стараясь подпустить во взгляд побольше брезгливости, посмотрел на мешочек. Аккуратно, двумя пальцами, взял его за туго завязанную горловину и взвесил. Не без усилий, что говорило сугубо в пользу содержания. Однако развязывать мошну и тем более считать награду Швальбе не спешил. Наемник не был столь искусен в торге, как пытался показать, но и глупцом тоже не являлся. Он с тем же деланным безразличием положил мешочек обратно и скучающе отметил:

— Этот ваш нахерцер или как там зовут ту скотиняку, угробил десяток солдат. Они-то, конечно, из Эльзаса, где все безрукие и кривые на оба глаза, но их был десяток...

— Они были не только эльзаскими ублюдками, — улыбнулся Йожин, — но и непутевыми рабами Божьими, — монах сложил руки на груди и продолжил, — вы куда умнее того бесславно погибшего сброда. Вы не сквернословите, когда говорите с монахом...

— Пьете, но не падаете под стол, — вставил Мирослав, — проигрываете, но оружие на кон не идет. В лютой нужде, но ты не схватился за деньги. С вами можно иметь дело не только в распитии бесплатного пива.

Швальбе все же не сдержался, распутал веревочные завязки мешочка, заглянул внутрь. На лице в доли секунды сменился с десяток выражений. Он достал тускло сверкнувший золотой кружок, подкинул на ладони. Попробовал на зуб, затем вынул кинжал и сделал на гурте зарубку.

— Золото, — наконец констатировал Швальбе. — Доброе золото, однако.

— Половина, — счел нужным напомнить Мирослав.

— Мало, — с трудом отстранился наемник от созерцания платы, — добавить бы. Маловато монет. Да и чекан какой-то очень уж свежий и гладкий...

— Гюнтер, капитан, черти тебя дери! — со своего места вдруг подскочил один из наемников, чем-то неуловимо похожий на отощавшего, а может и глистявого медведя. — Ты видел, как эта сука порвала французов, и еще торгуешься!? Иди ты к черту! А я уношу ноги!

— Трусам не место в моей банде, Руппи! — рявкнул Гюнтер, резко поднимаясь с лавки. — И ты это знаешь. Катись на все восемь сторон, дрысливый червяк!

Солдат плюнул себе под ноги и, подхватив заплечный мешок, с торчащим из него топорищем, хлопнул дверью. Таким образом, в ганзе осталось пять человек, считая капитана и валькирию. Мартин поднял глаза на Гюнтера, который не стал садиться обратно:

— Там достаточно монет, хоть вы и не стоите их, — с нескрываемым презрением промолвил ветеран. — Куда больше, чем вы можете получить за шесть месяцев службы. И то, если получите. На войне и так редко кому платят в срок. А теперь жалование задерживают даже швейцарцам.

Капитан подшагнул к сидящему воину, посмотрел сверху-вниз, не скрываясь, сдвинул пояс так, чтобы выставить на обозрение кинжал в ножнах. Судя по всему слова Мартина укрепили в Швальбе и без того растущее намерение.

— Монах и два седовласых старика... — с кривой ухмылкой вопросил Гюнтер, распаляя себя, как свойственно людям перед недобрым делом. — И не боитесь возить по дорогам столько денег? Время нынче военное, на дорогах всякое случается...

В ответ Йожин улыбнулся и спросил ласковым голосом подлинного пастыря неразумных человеков:

— Да ты, никак, нас ограбить вздумал? А ведь добрый католик на вид... Куда идет этот мир, а друг Мирослав?

Следопыт лишь сокрушенно вздохнул и пригладил усы.

— В жопу катится сей мир, — грубо произнес Гюнтер, — а если так важны слова, то считайте подаянием поиздержавшимся солдатам. Бог учит милосердию и состраданию!

Закряхтев, Мартин натужно поднялся. Громко щелкнули старческие суставы. Наемник шагнул к нему, угрожающе выдвинув из ножен кинжал. Второй рукой он схватил со стола зазвеневший мешочек, сунул за пазуху.

— Мой юный друг, — проскрипел ветеран, — вы же не разбойники и не мародеры. Давайте решим как добрые католики, а не скверные протестанты...

— Слышь, старикан, — рявкнул Швальбе, — вы, может, и не грабите никого, но кто сказал, что мы пройдем мимо такого ломтя?

Мартин только руками развел:

— Что же вы так, не по-христиански, будто какой мавр чернолицый...

В следующий миг, сгорбленного старика, подлинную человеческую развалину, будто подменили. Исчезла дряхлость, будто и не было ее... Словно ветерок промчался по таверне. Да какой там ветерок — ураган или пороховая граната, коими нынче стали баловаться при штурмах.

— Ты, это... — только и просипел пораженный наемник, ощутив на горле прикосновение собственного кинжала, а на затылке жесткую лапу ветерана. Рука у Мартина оказалась невелика, но хватка совершенно нечеловеческая, как будто перчатку натянули на дерево, а не живую руку. Гюнтеру показалось, что седоусый может убить его, просто свернув шею.

Загрохотали отодвигаемые лавки — банда вскакивала с мест, хватаясь за оружие. Рыжая тоже было дернулась, но ее взгляд споткнулся о бездонную черноту двух пистолетных стволов, заглядывающих в самую душу.

— Не стоит, девочка, — тихо произнес Мирослав. — Руки на виду.

Девушка-рысь коротко дернула головой, но руки на стол положила.

— Все сели! — иерихонской трубой гаркнул Мартин, чуть надавливая острием на тонкую кожу над дергающимся кадыком Гюнтера. Побежала тоненькая струйка крови.

— Сели, сели, — полузадушенно хрипнул Швальбе.

Со своего места поднялся Йожин. В одной руке у святого отца был пистолет устрашающего калибра — прямо таки ручной фальконет. В другой — нож, самый настоящий мясницкий нож. И держал его монах умело, без той неловкости, что заметна в каждом, кто делает не свое дело. Думать, где божий человек наловчился управляться с разделкой мяса, никому не хотелось.

— Не заставляй брата Мартина принимать тяжкий грех на душу, — произнес монах. Говорил Йожин тихо, но в сочетании с оружием и нехорошим прищуром, выходило очень убедительно, — а то ведь, на тех, кому повезет, я и свою епитимью наложу. Да и брат Мирослав поможет.

Следопыт кивнул и сказал, на всякий случай, наведя один из пистолетов на солдат:

— И что я имею сказать, господа наемники, мы не просим и не умоляем. Мы покупаем вашу работу как и обычные наниматели. Разве что враг без мушкета, но с когтями. Не нравятся наши условия, доедайте последний хрен без соли и шагайте своей дорогой. А мы справимся сами. Ну, или наймем кого другого.

— Только время потеряете, — фыркнул Гюнтер. По шее наемника ленивой струйкой текла кровь, но присутствия духа он не терял. — В эти засранные Челяковицы ни одна банда не зайдет еще очень долго. А ведь ты, длинноусый, сам говорил, что этот ваш нах или как там зовут этого несоленого хрена, ждать не будет, а выжрет всю округу!

— Ты гляди, — с неподдельным восхищением в голосе, обратился Мирослав к святому отцу, — прекрасный ландскнехт в лучших традициях ремесла. Даже с ножом у горла торгуется!

— Может быть, он не немец, а иудей? — с недоверием уточнил Йожин, судя по пытливости взгляда, ища в шевелюре смутившегося наемника следы состриженных пейсов...

— Да идите вы к черту! Сами вы тут все иудеи! Парни, оружие в ножны. Будем говорить всерьез.

Мартин отвел кинжал, однако, по прежнему держал наемника в цепком прицеле глаз. Тот же, вытер тыльной стороной ладони горло, неразборчиво ругнулся.

— Уж сделайте милость, господа хорошие, — сладко улыбнулся Йожин. Куда делся внушительный арсенал святого отца, никто не понял, — дело-то у нас, истинно богоугодное, да и не опасное. Будто пару сражений в поле отстоять.

— Кинжал отдай, — исподлобья произнес Швальбе.

— Значит, договорились? — уточнил Мартин.

— Да, договорились, — прохрипел Гюнтер, и тут же добавил торопливо, боясь опоздать, — но предварительно. И плата на всех, долю убитых половиним сами.

— Договорились, — усмехнулся в усы Мирослав, словно печать на договоре поставил.

Мартин молча подал Гюнтеру кинжал, держа за клинок.

Наемник вбросил оружие в ножны, глянув перед тем на 'предателя' с явным подозрением.

— Колдовство?

— Нет, брат солдат, это опыт. Показать?

Швальбе задумался. Мирослав будто читал мысли наемника. Чуть не вспыхнула короткая и жестокая поножовщина, и сразу предложение раскрыть секрет?..