Железный герцог. Часть1

Когда Ани пришла в себя, двор был пуст, только остатки угощения на столе. Любопытство погнало девочку на улицу, и она увидела, как отдыхавший у них старик во главе всего отряда горцев подъехал к невысокому всаднику на золотистом жеребце, скакавшему во главе прибывшего отряда. Едва взглянув на этого воина, девочка поняла, что именно он здесь главный. И не только здесь.

Спешившись, Хозяин Долгой долины бросил поводья сыну. Сделав три шага в направление к предводителю, он опустился на одно колено:

— Волур-Барс приветствует господина своего Эльрика-Дракона! Со мной Хозяева Можжевеловой пади, Пещерного дома, Темной долины, Долины Пестрой воды и Долины Заячьего ручья. То, что сказано у корней горы, крепко, как горы.

Тот, кого назвали Драконом, спрыгнул с лошади и снял шлем. Ани поразилась — совершенно седые волосы, а двигается старик так, что любой молодой парень кажется рядом с ним неуклюжим увальнем.

— Ну, здравствуй, Валур-Барс, капитан Дэлми, — произнес старик и дружески похлопал хозяина Долгой долины по плечу. — Спасибо за воинов. Я не ожидал, что вы сумеете нагнать меня здесь.

— Еще сотни три подтянутся к Вельбиру — тем, кто живет западнее перевала, удобнее идти через Льорские провалы, — ответил Валур. — Мельвик-Вепрь из Дубовых распадков прислал почтового голубя.

— Придется тебе, Барс, брать на себя все копья из кланов, — спокойно произнес Дракон. — Вепрь слишком молод и никогда не был капитаном пикинеров.

Старый Валур вытянулся и вскинул руку к виску — так, как это принято делать в королевской гвардии, приветствуя старшего по званию:

— Есть, мой маршал!

— А теперь — в путь! — скомандовал Дракон и вскочил на коня.

Через час Ани сидела на кухне и вместе с матерью крошила чеснок для пирогов, а о том, что через деревню проезжали всадники, напоминали лишь кучки свежего навоза на дороге. Почему-то девочке постоянно вспоминалось лицо молодого витязя, сына Валура-Барса. Конечно, любой взрослый бы сказал, что вольные землепашцы — не ровня владыкам долин, и не стоит ни о чем мечтать. Но для девичьих фантазий такие пустяки, как древний дворянский род симпатичного парня, — не помеха.

— Мама, а что это было? Куда скакали воины? — спросила Ани.

— Это война, доча. Уттор разорил северное герцогство, и теперь надо только молиться, чтобы варваров остановили раньше, чем они придут сюда.

Ани опечалилась. "Не судьба", — сказал Хозяин Долгой долины. Это значит, что его сын, Бетер, может никогда не вернуться в родные горы? Он же не в гости едет, а сражаться... Но спрашивать об этом у матери девочка не решилась. Однако женщина почувствовала что-то неладное.

— Что сегодня с тобой? — спросила она.

— Мне кажется, на меня сегодня смотрел горный та-ла, — ответила Ани. — Два раза. В лесу и потом уже дома, во дворе. Знаешь, мам, это жутко, но не страшно. Не знаю, как сказать...

Ани смущенно улыбнулась.

Мать побледнела:

— Эйван Пресветлая, защитница и заступница, не оставь нас без милости твоей! Знаешь что, доча, если снова почувствуешь что-то неладное, поедем в храм в Иртин. А там как скажут. Говорят, девушек, которые могут ощутить дыхание та-ла, забирают в монастыри Нана-Милостивца и учат на знахарок. Только уж лучше бы было, если тебе все померещилось. Тот, кто живет не так, как его родители, редко бывает счастлив.

Глава 6

"Дыхание та-ла" почувствовала не только маленькая селянка из забытой Тимом деревушки в Бархатных горах. Многие — от северных пределов Мора до берегов Альвы - вздрогнули и зашептали молитвы.

У старого Гелиуса эт-Мароли, настоятеля храма Эйван Животворящей, давно вошло в привычку оставаться возле алтаря после окончания службы. Он сидел на ступенях у подножия статуи и разговаривал сам с собой.

Или не с собой? Тогда с кем?

Но жрец убеждал себя в том, что считать рождающиеся в мозгу слова голосом богини — это гордыня.

Кто он такой, чтобы Пресветлая приходила к нему на вечерние посиделки? Сын мага-иллюзиониста, зарабатывавшего выступлениями в провинции. Не избранный. Не владыка. Вряд ли богиня настолько любит поболтать о пустяках, чтобы заглядывать перед сном к старому слуге:

— Война на севере... Что будет с нами?

— Нужно надеяться. Помощь придет, — еле слышный голос нашептывал слова, которые старый Гелиус сам говорил тем, кто пришел сегодня к обеденной молитве.

— Король? Нет, боюсь... Или Эдо? Но он...

— Эдо. Эдо Желтоглазый. Сын одной из прекраснейших, — согласились с ним.

— Полукровка и изгой, ставший в степях дикарем.

— Тот, кто больше достоин власти, чем десяток таких королей, как нынешний, — продолжил внутренний голос.

— Получеловек...

Эт-Мароли улыбнулся. "Полулюдьми" называли иногда сказочных полканов. Полулюди, полукони, человечий торс и лошадиное тело...

— Когда-то Унтар Вельбирский вырезал из малахита фигурку полкана и подарил ее храму. Помнишь?

— Да, богиня любит, когда малыши дарят что-то, сделанное своими руками. Такие подарки дороже золота. В кладовых много детских подношений.

— А где та фигурка? Найти, что ли? Барон будет рад вспомнить детство.

— Если он останется жив.

— Останется... Он — отмеченный богиней. Такие не умирают от случайной стрелы.

— От случайной — нет. Но если не остается другого выхода?

Посидев немного в наступившей тишине, Гелиус эт-Мароли понял, что нужно делать. Он тяжело поднялся и прошаркал через весь зал к неприметной дверце возле центрального входа в зал. Коснувшись ладонью замка, жрец толкнул ее и вошел в полутемную клетушку. Впрочем, стоило хозяину захлопнуть створку, откуда-то сверху полился мягкий голубоватый свет. Еще несколько шагов, еще одна дверь — и вот эт-Мароли уже поднимается по винтовой лестнице.

Нет храма, в стенах которого не скрываются потайные ходы. Особенно если храм такой же древний, как Иртинский. Жрец давно изучил все хитрости чудесного сооружения. Эта лестница искусно проложена внутри одной из колонн, обрамляющих центральный вход. Нужно подняться до высоты третьего яруса. То, что снизу кажется фигурным выступом крыши над парадными вратами, на самом деле укрывает развилку коридоров, ведущих в кладовые. К некоторым из них можно попасть и из расположенных за алтарем комнат младших жрецов. Но в другие клети не добраться иначе, как преодолев несколько лестниц, сначала поднявшись почти на крышу, а затем спустившись по таким же узким и крутым ступеням, вырубленным внутри боковой стены храма.

Были у храма и другие хитрости. Многие двери открывались только перед настоятелем. Причем на них не было ни каких-то видимых запоров, ни магических замков, вроде тех, что вошли нынче в моду в столице. Двери как двери — сухое, черное от старости, изукрашенное резьбой дерево. Но ни сломать их, ни вышибить, когда они не хотят открываться, не удавалось никому.

Гелиус эт-Мароли привычно размышлял о премудростях древних, пока добирался до нужной ему кладовой. Конечно, тот весенний день, когда барон привез в храм маленького Унти, закончился больше дюжины лет назад. Но именно сегодня вдруг отчетливо вспомнилось, куда отнесли тогда после молитв подарок мальчика.

В нужной кладовой хранились наиболее ценные вещи, принадлежащие храму. Многие из них были созданы та-ла, почти все скрывали в себе какую-нибудь колдовскую тайну. Почему Гелиус унес фигурку именно сюда? Малахит — недорогой поделочный камень, его подводами везут из Мора. И вряд ли кто примет наивную поделку, больше похожую на игрушку, за великое произведение искусства. Так почему подарок от баронета оказался здесь, в одной из самых тайных и защищенных древней магией комнат храма? Кажется, что-то еще нужно было отнести в сокровищницу, и жрец по оплошности прихватил и малахитового "полкана". Что-то ценное, что Гелиус показывал барону. Впрочем, это не важно.

Важно то, что теперь старый жрец стоял возле запыленных полок, соображая, куда он тогда положил подаренного храму "полкана". Наконец фигурка нашлась — между одним из древних измерительных приборов вроде тех, которыми сейчас определяют высоту зданий, и расписной шкатулкой из ароматного дерева фэх. Жрец поставил игрушку на ладонь и поднес к полосе света, падавшей сверху, из искусно прорезанного в стене и совершенно незаметного снизу отверстия. И вдруг Гелиусу показалось, что сделана фигурка не так уж неумело. Да, "полкан" кажется слишком толстоногим, словно нижняя, конская половина, позаимствована у дикой степной лошадки. Табуны мелкорослых коней пасутся к востоку от Мора. У них пышные гривы, толстые животы и мохнатые, кажущиеся от этого неуклюжими, ноги. По сравнению с лошадиной частью человеческий торс кажется слишком худосочным, хотя кентавров принято изображать широкоплечими силачами. А лицо — слишком схематичное. Но поза вставшего на дыбы "полкана" передана идеально: напружинившиеся мышцы, раскинутые руки... Словно кентавр пытается взлететь.

Гелиус эт-Мароли аккуратно завернул малахитовую скульптурку в мягкую тряпицу и положил в рукав. Зачем? Жрец сам не знал о цели, но смутная догадка уже брезжила у него в мозгу.

ХХХ

Предчувствие не подвело старого Гелиуса. На следующий день Унтар Вельбирский приехал в Иртин.

Пришедшее известие о нападении северян на герцогство Мор уже перестало так пугать молодого владельца Вельбирского замка. Унтар написал сообщения к королю, принцу Эдо и всем крупным землевладельцам долины Альвы. Полковник Ррот распорядился отправкой гонцов. Теперь он готовился принимать ополченцев. Замок постепенно превращался в подобие военного лагеря. Благодаря полковнику, которому Унти разрешил распоряжаться челядью, никто из слуг не сидел без дела. В какой-то момент барон почувствовал, что он — единственный в замке, кто не носится сломя голову, выполняя приказы хлопотливого Ррота. Какое-то смутное чувство потянуло его в храм Эйван Животворящей.

"Если я действительно — избранный, как шепчутся в городе, то от меня сейчас будет больше пользы, если я буду молиться, чем, если я буду суетиться в замке, только мешая всем", — думал Унтар.

Взяв с собой слуг, он верхами отправился в Иртин. В поездку с ним напросился, сославшись на какие-то свои дела к эконому храма, и управляющий замком мастер Бурсот. Но барон догадывался, что старик был тоже не очень доволен чрезмерным усердием полковника Рота и, чтобы избежать ссоры, постарался найти причину, чтобы покинуть замок хотя бы на день.

Если бы не известия о войне, конная прогулка по живописной долине могла доставить немало удовольствия. Ровная, мощеная камнем дорога. Унтар по привычке поглядывал, не появились ли где после зимы ямы и промоины, но младшие смотрители знали свое дело, и барону не к чему было придраться.

По сторонам дороги — то невысокие ограды фруктовых садов, то ухоженные, чистые дубравы, то пестреющие весенними цветами луга. По траве бродили задумчивые коровы, и им не было дела до всадников. Кое-где сквозь молодую зелень деревьев проглядывали черепичные крыши домов.

Добрая, щедрая, обжитая земля. Если бы не война...

Унтар ехал молча, глубоко задумавшись о том, что за без малого год жизнь его изменилась так резко, что он никак не мог осознать свое места в этом новом, ставшим вдруг незнакомым, мире.

"То, что казалось сказками, оказывается, существует на самом деле", — думал он.

Золотой рикошник — символ рода Вельбиров и реальная вещица, с которой барон предпочитал не расставаться. Унтар вспомнил, как маленькое искусно сделанное украшение оказалось у него. Столичный город — Келе, маленький кабачок, в который часто заходили студенты, и дама в шляпке с вуалью, которую никто, кроме Унатара, не видел. Но брошь, изображающая цветущую веточку колючего придорожного сорняка — рикошника, лежала в кармане барона, говоря о том, что дама была реальна, как те капельки крови, которые появлялись на пальцах, если Унтар, забывшись, неаккуратно совал руку в карман...

Лицо таинственной незнакомки появлялось перед глазами барона каждый раз, как он задумывался о своем месте в грядущих событиях.

Благородная линия подбородка. Бледная кожа. Изящно очерченные губы. Нервно вздрагивающие крылья тонкого носа. Выше лицо закрывает вуаль, глаза лишь угадываются за частой сеткой, так что различить их цвет невозможно. А вот волосы, аккуратно уложенные в тяжелый пучок на затылке, который не скрывает сдвинутая на лоб шляпка, — черные и блестящие.

Размышления о женщине в кабачке занимали Унтара всю дорогу настолько, что, подняв вдруг глаза, он с удивлением заметил, что уже подъезжает к цели своего путешествия. По сторонам дороги теперь тянулись не садовые ограды, а нарядные палисадники возле домов на окраине Иртина. Еще несколько шагов — и пора сворачивать на дорогу, поднимающуюся к храму Эйван.

Унтар окинул взглядом развилку и вдруг замер в изумлении. Со стороны храма к ним шла женщина, нет, девушка, удивительно похожая на таинственную даму, полгода назад подарившую ему символ рода Вельбиров. Такие же черные волосы, только собраны не в пучок, а в косу. Такие же черты лица, только на щеках больше румянца. Глаза...

Девушка, не дойдя нескольких шагов до всадников, вежливо, но с достоинством поклонилась и с любопытством взглянула на мужчин. В огромных глазах, окруженных пушистыми ресницами, плеснула синева.

Унтар невольно кивнул в ответ, продолжая рассматривать незнакомку. Простое синее платье с собранными серебряным шнуром рукавами. Такие платья носят зажиточные горожанки. Для замужней женщины оно слишком коротко — из-под подола видны сапожки.

"Девица? — подумал он. — Странное дело, та, другая, показалась мне взрослой замужней дамой".

Задержав на всадниках взгляд чуть дольше, чем позволяют приличия, девушка резко повернула и зашагала в какой-то проулок.

— Кто это? — пробормотал барон, отъехав с полсотни шагов от развилки.

— Генрика, дочь господина магмейстера эт-Лидрерри, что был у вас третьего дня, — ответил Унтару мастер Бурсот.

Старик прекрасно знал каждого хоть чем-то значительного жителя во всех городках и деревнях на добрый десяток лиг в округе.

— Я совершенно не помню ее... Неужели мы никогда не встречались? Господина магмейстера я ведь видел не раз и до отъезда в Келе, его звали, когда кто-то заболевал...

— Три года назад она была совсем девчонкой...

ХХХ

Старый жрец встретил барона во дворе храма:

— Вы устали, мой дорогой Унтар. Разрешите мне по-прежнему так обращаться к вам?

— Что вы, уважаемый ас-майстер, я не забыл наши прошлые встречи и то почтение, с которым относился к вам батюшка! — отозвался барон.

Через пару минут Гелиус эт-Мароли и Унтар сидели в комнате, примыкавшей к храмовой библиотеке. На простом дубовом столе среди свитков и книг стояла маленькая жаровня, а на ней — серебряный кувшин, на котором подпрыгивала и дребезжала крышка.

Старик снял кувшин с огня, достал из настенного шкафа пару глиняных кружек, разлил терпко пахнущий травяной отвар. Занимаясь всем этим, старик, словно ни к кому не обращаясь, тихонько ворчал:

— Горный вастоль, сушеные ягоды пэйкишки и листья земляники — то, что надо человеку, чтобы освежиться в весенний день. Но и покрепче чего-нибудь не помешает.