| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Добро пожаловать в Тринадцатый легион, салага! — сквозь смех сказал он.
Пулий улыбнулся в ответ. В тот миг, ему казалось, что первый раз в жизни он делает что-то правильное. Были позабыты все тяготы ежедневной муштры, все ссоры, все обиды. Сжав в руке меч, свой меч, он почувствовал себя настоящим мужчиной, почти героем...
— Дерьмо! — выругался Пулий.
Кому-то в этой жизни везёт, кому-то не очень. Похоже, Пулий относился к числу вторых. Он отстегнул ремень и начал спускаться с дерева.
Вдалеке снова завыл волк.
Вождь
Абигор сделал вид, что поправляет ножны — и помассировал ноющее бедро. Сломанная много лет назад кость так и не срослась, как надо. Проклятая нога опять разболелась. Старые раны всегда напоминают о себе к непогоде. Наверняка, будет дождь и сильный. Тем лучше. Будет проще сохранять скрытность, пока для имперцев не станет слишком поздно.
Абигор распрямил спину.
Услышав похрустывание, едва сдержал вздох. Время не щадило никого. Похоже, он становился слишком стар для всего этого дерьма. Но, если не он, то кто? Не может же он позволить выскочкам вроде Скарга или его дружка Дивикона занять место хэрсира и вести туат.
Не теперь, когда, спустя годы унижений и страданий, близится день расплаты. Не для того он, проглотив гордость, кланялся имперцам, платил оброк, отправлял на смерть своих же соплеменников, которые имели смелость защищать свободу с оружием в руках.
Не теперь.
Абигор погладил литой бронзовый набалдашник в форме волчьей головы. "Скоро ты снова будешь пить кровь, старый друг", — прошептал он мечу.
Обратный путь показался короче и легче. Идти без тяжеленного мешка на плече было куда приятней, а темнота совершенно не мешала. Абигор нашёл бы дорогу домой и без факела. Он бегал по этим лесам ещё мальчишкой, охотясь на кроликов. Сколько же зим минуло с тех пор...
Пять десятков? Больше?
Что толку их считать. Ничего ведь не вернуть. Тогда он и не подумывал о том, чтобы стать вождём. Не ведал, что в качестве расплаты ему придётся хоронить собственных детей и всадить нож в сердце собственной жены, чтобы облегчить её страдания. Мир был проще тогда. Не легче — нет, дерьма на свете хватало и в те дни, но проще.
Он вспомнил, как однажды пошёл проверять силки — и нашёл по зверьку в каждом. Его счастью не знало границ. Выпятив грудь, он вошёл домой, держа тушки четырёх упитанных кроликов. Отец впервые назвал его мужчиной. Вкус и запах жаркого, которое состряпала тогда мать, Абигор помнил до сих пор. А на следующий день на деревню напали эдуи и отец погиб в бою, как и многие другие воины.
"Как странно", — подумал он.
Тот далёкий день, давным-давно растворившийся во времени, до сих пор остаётся в памяти чётким и ярким, подробным в мельчайших деталях, а случившееся всего пару лун назад — окутано дымкой.
"Может быть, с возрастом тускнеет и память человека?"
Многое изменилось с тех пор.
Даже лес тогда простирался гораздо дальше на юг, чем теперь. Но проклятые безбожники южане своими железными топорами рубили вековые деревья, словно те и не живые вовсе. Строили на их месте дома.
Они искали в реках жёлтый металл.
Их радость не знала предела, когда кому-нибудь удавалось найти крупный слиток. Абигор до сих пор не мог понять, чем этот металл лучше других. Ведь сталь была намного прочнее, хотя лишь избранные кузнецы знали, как с ней обращаться. Но южане с радостью меняли на бесполезное "золото" (какое странное слово) еду и нужную утварь: посуду, острые ножи, мотыги.
Но это было лишь начало. Жадность имперцев не знала границ. Их приходило всё больше и больше с каждой весной. Они считали себя хозяевами в чужих землях. Временные постройки разрастались до городов. Абигор никогда не думал, что люди могут так быстро и так сильно изменить мир. Лес таял на глазах, как весенний снег. Вместе с деревьями пропадали и звери. Всё чаще охотники возвращались домой без добычи.
Ничего удивительного, что между волчьим народом и южанами стали вспыхивать ссоры, зачастую заканчивающиеся кровью. А потом пришли солдаты...
— Нужно было перерезать им всем глотки, — вновь прорычал Скарг.
Абигор вернулся из тумана воспоминаний.
Молодой воин всё не унимался. Видать, уязвлённая гордость парня не находила покоя. Оно и понятно. В столь юные годы Скарг уже командовал собственной сворой и слыл лучшим лучником в туате Абигора.
Слава пришла к юноше в конце прошлой зимы. Парень отправился в свой первый рейд, и его отряд наткнулся на эдуев. Тех было больше, но победа осталась за отрядом Скарга, хотя в той стычке полегло шестеро хороших берсерков. Выжившие же единогласно избрали Скарга своим воеводой. Говорили, что он единолично поразил четырёх вражеских воинов.
Люди стали пророчить молодому воеводе большое будущее. К сожалению, слава не пошла юноше на пользу. Он стал надменным и дерзким. А его отец, некогда соперник Абигора за место хэрсира, решил воплотить свою несбывшуюся мечту в сыне. Начал собирать союзников среди других воевод.
Похоже, скоро снова придётся отстаивать своё главенство в круге: через пару лун Скарг станет достаточно взрослым, чтобы бросить вызов. Абигор и сам стал во главе туата таким способом. И с тех пор уже четырежды доказывал превосходство. Скарг будет не первым, бросившим ему вызов, но может стать последним — годы не делали Абигора сильнее или быстрее.
Что ж, если суждено пасть от руки этого выскочки — так тому и быть. Смерть — не то, что могло испугать Абигора, но он пока не собирался отдавать свой меч без боя. На всё воля богов. Хотя, если, конечно, они и существуют, им глубоко плевать на происходящее в мире людей. В последнем Абигор был совершенно уверен.
— Херкул слишком мягок, — прорычал Скарг.
Абигор резко остановился и наотмашь ударил молодого воина тыльной стороной ладони. Раздался громкий шлепок. Скарг исчез в темноте, выронив факел. Источник света стукнулся о землю и потух, осыпав всё вокруг красными искрами. Остальные воины замерли.
Абигор ухмыльнулся. Щенок ещё слишком юн. Урок уважения к старшим ему не повредит. Из темноты послышался набор отборных ругательств.
— Радуйся, что конунг не слышал тебя, — сказал Абигор вслух, — иначе сейчас ты искал бы свою глупую голову.
Чиркнуло огниво и из темноты вынырнуло перекошенное лицо парня. Отблеск пламени сверкнул в его тёмных глазах нездоровым блеском. Из уголка разбитой губы тонкой струйкой стекала кровь. Скарг облизнул губы и сплюнул.
— Наступит день, старик, когда ты пожалеешь о том, что сделал сегодня, — прорычал он и сплюнул ещё раз, — я этого не забуду.
Абигор ему поверил. О, да. Этот будет помнить об оскорблении, которое получил в присутствии собственных воинов: двое берсерков, сопровождавших к месту встречи, были из своры Скарга.
— Очень надеюсь, что не забудешь. А теперь, заткнись и топай.
Абигор повернулся и продолжил путь.
Вскоре сзади послышались шаги остальных. Скарг заткнулся. Но Абигор чувствовал между лопаток его пышущий ненавистью взгляд. Если раньше парень видел в нём соперника, то теперь — стал его врагом.
Хорошо, что взглядом нельзя убить. Послышалось шуршание, похожее на звук стали, скользящей по коже. А вот кинжалом можно. Абигор поборол желание обернуться. Таким, как Скарг, нельзя показывать слабость. Оставалось надеяться, что парень не опустится до удара в спину. Как назло, проклятая нога опять дала о себе знать. Острая боль, словно копьё, пронзила бедро от колена до самой поясницы. Абигор стиснул зубы и продолжил идти.
К счастью, в этот момент за деревьями появились огни деревни. Он облокотился о ближайший ствол и перенёс вес на здоровую ногу. Абигор посмотрел на небо. Луна почти коснулась горизонта. Короткая летняя ночь заканчивалась. Похоже, поспать сегодня уже не удастся. Ничего. Тот день, когда он отправится кормить червей, близится. Вот тогда и отоспится как следует.
* * *
На горизонте сверкнула первая молния. Загромыхало.
Абигор обвёл взглядом угрюмые лица собравшихся вокруг него воинов. Мужчин и женщин. Суровые, покрытые шрамами берсерки, прекрасные и смертоносные девы щита. Многих он водил в бой не один десяток раз.
Но для кого-то из них сегодняшний бой станет последним. Кто-то из этих людей уже к вечеру будет кормить червей. Снова придётся говорить перед костром слова о доблести и храбрости павших. Смотреть в глаза осиротевшим детям, утешать близких и лгать, что они погибли не зря.
Интересно, что скажут на его собственных похоронах. Скажет ли, кто-нибудь, что он жил во благо клана — или все запомнят его тираном и станут тайно плевать на холмик земли, обозначающий могилу бывшего хэрсира.
Жестокие времена требуют жестоких решений.
Абигор отправил в землю много людей, хороших и плохих.
Он надеялся, что плохих в этом списке было больше. Мало кто понимал, почему он казнил или выдавал Ангардии тех, кто отказался сложить оружие после войны и ушёл в леса, чтобы нападать на имперские патрули. Но так приказал Херкул. А если кто-то в этом мире и знал, что нужно делать — то это он. Конунг понимал, что кланы слишком ослаблены войной. Требовалось время, чтобы залечить раны. Нужно было терпеливо ждать. Наплевать на гордость, на обиду, на жажду мести. Ждать, пока придёт нужное время, ждать пока вырастет новое поколение воинов, ждать, пока Империя утратит бдительность.
И Абигор ждал. Он надеялся, что время притупит чувства. Надежда оказалась напрасной. Злоба и жажда мести с годами лишь глубже проникали в душу, врастали, становясь частью его самого.
Война отняла у него семью. Он был далеко не одинок в своём горе. Почти все из его клана потеряли кого-либо из близких. Но боль от этого не становилась хоть сколько-нибудь меньше.
Поначалу Абигор мечтал присоединиться к погибшим жене и детям, первым шёл в бой в поисках славной смерти. Но, по какой-то неведомой причине, судьба годами щадила его: проводила живым сквозь бесчисленные битвы, помогала побеждать в круге, оставляя на теле лишь напоминания в виде новых шрамов.
Абигор прочистил горло.
— Настал день, которого все мы ждали долгие годы! — проревел он, вложив в голос всю мощь своих лёгких.
Словно в поддержку его слов, небеса сотряс новый раскат грома. Похоже, сегодня боги благоволят.
— Каждую ночь я, также, как и все вы, засыпал, мечтая о том, чтобы расплатиться с проклятыми южанами. Каждое утро я молил богов, чтобы они дали мне эту возможность. Наконец, они услышали мои молитвы.
Воины стали трясти над головами оружием. Послышались крики: "Месть!", "Смерть имперцам!", "Расплата!".
— Сегодня ночью мы нападём на заставу, что стоит возле Лисьего озера.
Абигор ткнул мечом в нарисованный на земле прямоугольник. Примитивный рисунок обозначал их цель — военный лагерь ангардийцев.
— Начинаем с заходом солнца. — Абигор указал на двух ближайших к нему воевод. — Олав, Свейн, вы со своими сворами войдёте в главные ворота, облачённые в имперские доспехи. В сумерках сойдёте за подкрепление, которое ждут на заставе.
Олав усмехнулся в бороду, хлопнул себя по грузному животу и ткнул тощего Свейна в плечо.
— В телеге поместится ещё две дюжины, — продолжил Абигор.
Свейн скорчил недовольную гримасу.
— Та ещё рубка будет, — буркнул он.
В ответ, тощий берсерк тут же получил ещё один тычок от Олава.
— Никак струсил, дружище! Неужто тебе не хочется поскорее оказаться во Дворце павших и пировать с ночи до утра?
Свейн осклабился.
— Лучше проведу ещё пару зим в муках земной жизни.
Абигор ухмыльнулся. Эти двое всегда цапались перед битвой, но они были его лучшими воеводами. Он знал, что они справятся.
— А что будет, если нас встретит патруль? — спросил Свейн.
Абигор достал из-за пазухи листок, полученный от Кезона.
— Пароль для патрулей на сегодня — "глухарь". Говорить будешь ты, — он ткнул в сторону худого, — лучше знаешь имперский.
Олав и Свейн вытаращили на него глаза.
— Пройдёте в ворота, никого не трогая, — не обращая внимания на удивлённые взгляды, сказал Абигор, — ваша цель — склад боеприпасов. Слово для стражников "вепрь".
Абигор указал на предполагаемое место склада внутри прямоугольника. Только бы Кезон не соврал!
— Если лишить южан гремучего порошка, они сами побросают оружие. Останется только спокойно собрать его и перерезать им глотки.
Теперь все воеводы таращились на него.
— Взрыв будет сигналом к основной атаке, — продолжил Абигор, — а вы, — он снова указал на Олава и Свейна, — со всеми, кто ещё будет на ногах, попытаетесь пробиться к воротам и открыть их. Боги в помощь. Удастся — получите половину всей добычи. А коли нет — в честь каждого павшего в бою, я лично принесу в жертву по десять ангардийцев. Будут служить вам рабами во Дворце павших.
Абигор понимал, что скорее всего отправляет своих друзей на смерть, но они лучше других годились для этой миссии. Олав и Свейн посмотрели друг на друга, затем одновременно перевели взор на него. Внезапно, толстяк расхохотался.
— Славная смерть! — крикнул он, поднял лицо к тёмно-бурому лохматому небу и по-волчьи завыл.
— Славная смерть, — буркнул Свейн и тоже посмотрел наверх.
— Славная смерть! Славная смерть! — подхватили клич остальные берсерки.
Когда крики стихли, Абигор продолжил.
— Атака будет здесь — на ворота и здесь — возле этой сторожевой вышки, — он ткнул мечом на правый-нижний угол прямоугольника, — она ближе всего к лесу.
Воеводы согласно закивали.
— Хэрсир, откуда тебе известно всё это? — раздался вопрос из толпы.
Абигор сразу же узнал говорившего. Рука сама сжалась в кулак. Вперёд вышел Харальд, отец Скарга. Ровесник Абигора, он, тем не менее, выглядел по меньшей мере на десяток зим моложе. Даже волосы хитрого ублюдка по-прежнему оставались чёрными, как земля под снегом.
— При всём почтении, но схемы лагеря имперцев и пароли часовых — не то, о чём можно расспросить первого встречного.
Тут же воеводы начали роптать и перешёптываться.
— У меня есть свой человек среди имперцев, — прорычал Абигор, он не видел смысла скрывать источник.
— Ты хотел сказать "был", — поправил Харальд. — я слышал, что предатель сбежал, поджав хвост, как только увидел блеск золота.
Абигор почувствовал как заскрежетали собственные зубы. Само собой, Скарг рассказал отцу о встрече с Кезоном. Не стоило брать парня с собой. Теперь, Харальд пытается использовать знания, чтобы внести смуту в план атаки и завоевать ещё несколько голосов для сына.
— Я верю ему, — выдавил он.
На лице Харальда уже играла саркастическая улыбка.
— Ты веришь южанину, который предал своих же? — спросил, он вскинув брови. — Я ничего не перепутал?
Ему вторил целый гул недовольных голосов.
— Прости, Абигор, но, не кажется ли тебе, что жизни четырёх дюжин хороших воинов, а, возможно, и судьба всего туата, стоят дороже, чем ложь предателя?
Харальд говорил столь убедительно, что на мгновение, Абигор даже сам усомнился в разумности плана атаки.
Но иначе им никак не взять заставу.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
