Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Я тебе не какая-то трусливая местная девчонка, боящаяся глаза поднять от земли! — прошипела я, отряхивая юбку. — Уж не избалованному сынку какой-то клуши со мной тягаться!
-Еще бы! — проворчал Харль, отплевываясь от мусора, набившегося ему в рот, когда я возила его лицом по земле. — Бродячие собаки кусачи!
Итак, начало нашей дружбе было положено — слишком уж много лишнего мы друг другу наболтали, чтобы не желать в душе перемирия. Да и странная встреча с герцогом смущала наши умы.
-Что скажешь, Харль, — с беспокойством произнесла я, когда впереди показались ворота дома Его Светлости. — Не выйдет ли из этой встречи беды? Часто ли господин Огасто ведет такие разговоры со слугами?
-Признаться, никогда раньше не слыхал, чтобы он хоть кого-то называл здесь по имени, не считая госпожи Вейдены, — отвечал Харль, также морщивший лоб от раздумий. — Не знаю, что и думать. Но он был щедр с тобой, и, стало быть, не разгневался, хоть ты заговорила с ним без его дозволения. Другой господин непременно бы приказал отхлестать тебя той самой крапивой да удержал бы половину жалованья...
-Вот и славно, что я служу доброму герцогу Огасто, а не какому-то вздорному извергу, — хмыкнула я. К тому времени я уже выпытала у Харля, что семейство Лорнасов не слишком богато и родовито даже по меркам Таммельна, и оттого матушка моего случайного приятеля весьма дорожит своим местом при герцогине. После того, как волей судьбы дядюшка Абсалом стал личным лекарем Его Светлости, не такая уж высокая ступенька отделяла меня от мальчишки, и я не собиралась это упускать из виду.
Весь оставшийся день я готовила снадобья для дядюшки, так и не признавшись ему в том, что видела герцога. Мне подумалось, что дядя Абсалом, узнав о моем разговоре с Его Светлостью, запретит мне ходить на окрестные поля, и я никогда больше не смогу повстречать господина Огасто при столь располагающих к беседе обстоятельствах. А повстречать его и вновь услышать, как он называет меня по имени, стало моей самой жгучей и тайной мечтой. Много ли надо девушке для того, чтобы поверить, будто ее чувства получат ответ? Мне с лихвой хватило того, что господин Огасто вспомнил меня и мое имя, а затем заметил ожоги от крапивы на моих руках.
Казалось, сама судьба благоприятствует тому, чтобы мы еще раз повстречались: дядюшка Абсалом решил, что мне следует как можно реже показываться на глаза Ее Светлости — слишком уж грубыми были мои манеры и невоздержанным — язык. Дядя не раз говаривал, что тяготы жизни куда сильнее огрубляют юных людей, нежели зрелых — так оно и вышло. Если новоиспеченный придворный лекарь с легкостью избавился от вульгарных замашек, приобретенных под влиянием наших бедственных обстоятельств, то ко мне они прилипли намертво. Разумеется, дядюшка пытался привить мне навыки вежливого обхождения с благородными особами, но не питал иллюзий и трезво полагал, что времена, когда глаза герцогини и ее придворных дам не будут оскорблены моим присутствием, наступят нескоро. Сам он проводил в покоях госпожи Вейдены большую часть дня, мне же изобретательно находил другие занятия. Я с нетерпением ждала того момента, когда дядюшка удовлетворится количеством трухи, в которую я перетирала высушенные травы, и отправит меня за новой охапкой чертополоха.
Для моего недавнего знакомца, Харля Лорнаса наш разговор не стал вовсе уж мимолетным впечатлением — он частенько пробирался в дядюшкину лабораторию и с интересом следил за тем, как по стеклянным трубкам течет коричневая мутная жидкость. Его матушка, насколько я поняла, до сих пор не разгадала тайну исчезновений сына, чем тот был необычайно доволен.
Как-то раз он проболтался, что с утра видел, как господин Огасто покинул дворец в одиночку. Я горячо взмолилась всем богам в надежде, что у меня получится вновь попасть на тот пустырь, где мы встретились с Его Светлостью, и кто-то из небожителей, любящих пособлять людским безумствам, не остался равнодушным к моим просьбам. Дядюшка Абсалом в тот день и впрямь решил, что успокоительной настойки пустырника никогда не будет слишком много для этого дома. Никогда раньше я не радовалась так, выслушивая его сварливые указания! Схватив корзину, я ринулась к черному ходу из дворца, дорогу к которому уже могла найти и без Харля. Неизвестно, что подумали прочие слуги о том, почему племянница лекаря с ошалевшим видом перепрыгивает через три ступеньки, но я о том не волновалась — все мысли мои были о господине Огасто.
Сбылось проклятие гадалки — я совсем позабыла о том, что герцог женат, да и мысль о разности нашего происхождения я старательно отгоняла, внушая себе, что истинная любовь не ведает преград. Все время мне вспоминалось, как джеркана обещала мне любовь знатного таинственного господина, и этого мне оказалось достаточно — госпожи Вейдены словно не существовало в моем мире грез. Да, она была красивее меня, и в каждом взмахе ее ресниц заключалась утонченная, возвышенная прелесть, которой отродясь не имелось в моем открытом, простом лице — но во мне достало безрассудства, чтобы посчитать, будто герцог откликнется на мои пылкие, искренние чувства, так отличающиеся от сдержанной нежности герцогини. Спроси у меня кто-то в ту пору — готова ли я снести позор, таиться, обманывать, забыть о гордости — и я ответила бы утвердительно, ни секунды не задумываясь. Впервые в жизни я влюбилась и чувство, о котором ранее я размышляла с опаской, показалось мне прекрасным и мучительным одновременно.
Очутившись на заброшенном поле, я, вспомнив слова господина Огасто о том, как ярко горят на солнце мои рыжие волосы, сорвала с головы ненавистный чепец. Мне хотелось, чтобы на голове моей пылало настоящее пламя, которое герцог уж точно увидит издалека. Мысли мои беспорядочно кружились в голове — я то торопливо срезала маленьким изогнутым ножом первые попавшиеся стебли, то роняла охапку трав на землю и застывала, всматриваясь вдаль — туда, где в мареве знойного полдня дрожали силуэты приземистых деревьев, из-за которых в прошлый раз показался всадник на тонконогой породистой лошади.
Когда я окончательно разуверилась в том, что сегодня мы с господином Огасто повстречаемся, судьба решила проучить меня за потворство нелепым сердечным страстям. Из развалин старого фермерского дома показалось двое бродяг весьма опустившегося вида, и, разумеется, мои растрепанные рыжие волосы обратили на себя их внимание — маленькая хитрость сработала вовсе не так, как мне хотелось. Я услышала их пьяные, недобрые окрики слишком поздно — они успели отрезать мне путь к городу.
Похожие неприятности уже случались в моей жизни, оттого я не стала терять времени, и, развернувшись, со всех ног помчалась к рощице, перепрыгивая канавы и невысокие кусты как заяц — бегала я быстро и ловко, и поначалу отнеслась к своему приключению не столь серьезно, как следовало бы. Бродяги же решили, что погоня за мной — вполне годное развлечение и с веселыми криками последовали за мной. Не успела я подумать, что им, испитым забулдыгам, нипочем меня не догнать, как ноги запутались в проклятой юбке — новое платье было, по меньшей мере, на две ладони длиннее моего прежнего, — и я неловко покатилась кубарем. Вскочив на ноги, я почувствовала, как меня накрывает запоздалый страх — преследователи значительно сократили расстояние, разделявшее нас, а моя левая нога подворачивалась каждый раз, когда я пыталась на нее ступить.
Звать на помощь здесь не имело смысла — ближайший жилой дом в предместье находился слишком далеко для того, чтобы его обитатели могли услышать даже самые истошные крики, и я, сжав зубы, перехватила покрепче свой небольшой нож, хоть и не верила всерьез, что смогу оказать достойное сопротивление двоим взрослым мужчинам. "Быть может, они поймут, что при себе у меня нет ничего ценного, и отпустят", — тщетно пыталась я успокоить себя.
Но судьба, слегка проучив меня, смилостивилась — я услышала приближающийся перестук лошадиных копыт, и вскоре конь господина Огасто гарцевал рядом со мной.
-Я же говорил тебе, племянница лекаря, чтобы ты не бродила в одиночку по заброшенным полям, — произнес герцог, и, повысив голос, обратился к замершим неподалеку бродягам, которые выглядели теперь куда испуганнее, чем я пару минут назад. — По какому праву вы преследуете честных женщин в моих владениях? Согласно здешним законам за это полагается позорный столб! Эта девушка, к тому же, служит в моем доме — быть может, подобное оскорбление стоит и виселицы!
-Прощения просим, пресветлый господин! — упал на колени один из пьяниц. — Да только кто ж мог знать, что рыжая девка — честная женщина? Известно, что все рыжие — либо ведьмы, либо отродье распутной лесной нечисти! Да чтоб мне язык отсох и другое всякое, если я обижал когда приличных девиц!
-Отсохнет, не сомневайся! — запальчиво выкрикнула я, утирая расквашенный при падении нос. — Уж коли я ведьма, то мое слово сбудется!
Несомненно, я бы прибавила к этому еще пару цветистых обещаний, но, вспомнив о том, что мои речи слышит и господин Огасто, смутилась и прикусила язык.
-Убирайтесь прочь, — после недолгих размышлений красивое лицо герцога вновь приобрело отстраненное выражение, и он с брезгливостью взмахнул рукой в сторону бродяг. — Если когда-нибудь кого-то из вас приведут ко мне на суд даже из-за украденной курицы — отправлю на виселицу без раздумий.
Трусливым разбойникам, конечно же, понравилось это предложение, и спустя пару мгновений только примятая трава указывала на то, что они еще недавно топтались на этом самом месте.
-Благодарю вас, Ваша Светлость, — пролепетала я, волнуясь теперь в десяток раз сильнее, чем во время своего бегства. — Вы спасли меня...
-Тебе повезло, девочка, — ответил господин Огасто, бросив на меня взгляд, в котором я увидела что-то вроде сочувствия. — Но не стоит полагаться на везение слишком часто. Ты вновь собирала травы?
-Да, Ваша Светлость, — едва слышно промолвила я, покраснев. — Моя корзина осталась там, на поле. Мне нужно вернуться за ней...
Но, попытавшись шагнуть, я безо всякого притворства скривилась от боли — ушибленная нога не желала мне повиноваться. Герцог некоторое время наблюдал за тем, как я пытаюсь приноровиться к болезненным ощущениям, а затем, безо всяких пояснений, спешился и одним движением легко усадил меня на своего коня.
Я пискнула от неожиданности — до того я ни разу не ездила верхом. Конь господина Огасто показался мне бешеным зверем, глаза его горели хищным огнем, и от страха, смешанного со смущением, сердце мое билось, как безумное. Герцог, не обращая внимания на то, как я неловко цепляюсь за луку седла, вел коня в сторону заброшенного фермерского дома. Путь наш проходил отнюдь не по тем канавам и кустам, по которым я мчалась, не чуя ног, оттого занял куда больше времени. Первые несколько минут я пыталась справиться с волнением, герцог и вовсе молчал, не выказывая признаков каких-либо чувств. В том я видела счастливое стечение обстоятельств — заговори он со мной сразу же, я не смогла бы произнести в ответ и пары слов, показав себя вовсе неотесанной и глупой девицей. Но к тому моменту, как он обратился ко мне, я несколько пришла в себя.
-Твой дядюшка нарушил мой приказ, — произнес господин Огасто. — Я сказал, чтобы он больше не посылал тебя в эти глухие места за травами.
-Не гневайтесь на него, Ваша Светлость, — всполошилась я, сообразив, что оказала дядюшке Абсалому очередную медвежью услугу. — Я утаила от него тот случай. Он не знает о вашем приказе, и в том лишь моя вина, простите меня...
-Отчего же ты не передала ему мои слова? — в голосе господина Огасто звучало легкое удивление безо всяких признаков гнева, и я расхрабрилась.
-Мне бы тогда и шагу ступить из наших комнат не позволили, Ваша Светлость, — честно ответила я. — А я хотела бы хоть изредка выходить из вашего дворца в одиночестве, без надзора.
-И зачем же ты хочешь выходить из моего дома в одиночестве? — чуть насмешливо спросил герцог, и нотки, прозвучавшие в его голосе, заставили меня потерять голову.
-А отчего вы уезжаете из дворца без сопровождения? — ответила я вопросом на вопрос, и тут же, испугавшись собственной дерзости, начала просить прощения за свою болтливость.
Господин Огасто знаком показал, что не придал серьезного значения моей ошибке, и ответил:
-Верно подмечено, маленькая Фейн. Но не думаю, что причины для уединения у нас схожи. Я и впрямь иногда устаю от старого дворца. Меня одолевает тоска при виде его стен, и я сбегаю от черных мыслей и тяжелых воспоминаний. Иной раз одиночество средь полей не так страшно, как одиночество средь людей. Не думаю, что в твоей милой головке рождаются столь тягостные образы, и вряд ли тебе стоит подвергать себя опасности, как сегодня, из-за пустой прихоти.
-Но... но почему вам плохо во дворце? — я запиналась, но превозмогала страх, понимая, что нельзя упустить удивительную возможность вызвать господина Огасто на откровенный разговор. — Вас почитают и любят...
-Ты уже наверняка знаешь, что это не так, Фейн, — тон герцога был отвлеченным и словно располагал к тому, чтобы я продолжала свои расспросы. — Я чужак в этих краях, за мной по пятам идет дурная слава. Сами стены этого дома ненавидят меня за то, что я объявил себя их господином.
-Но ваша жена, госпожа Вейдена, вас очень любит! — воскликнула я, не веря, что мой язык осмелился произнести эти слова. — Разве этого недостаточно, чтобы чувствовать себя счастливейшим из смертных? Каждый человек мечтает быть любимым, ведь чувства, обращенные на него, возносят его над остальными! И, напротив, как несчастен человек, которого никто не любит...
-Стало быть, ты хочешь, чтобы тебя любили все, кто встречается на твоем пути, Фейн? — Его Светлость оглянулся, словно ища в моем лице что-то такое, чего раньше не заметил.
-Да, — простодушно призналась я и шмыгнула носом. — До чего же обидно, когда тебя гонят, едва завидев рыжие косы! Куда бы я ни пошла — меня встречают злоба и страх, а провожают подозрительные перешептывания. И все оттого, что мне не повезло уродиться красноволосой... Этого нипочем не переменить, даже колдовством, ведь рыжина не выводится даже самыми крепкими зельями — так мне сказала одна знахарка, а она знала в этом толк!.. Но мне кажется, что найдись в мире хоть один человек, который отнесется ко мне по-доброму и всегда будет рядом — злые взгляды остальных уже никогда не обидят так, как раньше!
-Если бы все было так просто, рыжая девочка, — вздохнул господин Огасто.
-Когда тебя любят — это всегда хорошо! — упрямо возразила я.
-Когда не можешь ответить любовью на любовь — это приносит множество несчастий, — ответил господин Огасто и голос его прозвучал глухо.
Сам по себе этот разговор был настолько удивительным, что у меня дух перехватывало: сам светлейший герцог говорил со мной, точно я была ему равной. Последние же его слова и вовсе заставили мое сердце екнуть — мне показалось, что господин Огасто признался, будто не любит госпожу Вейдену!
-Но все может перемениться... — робко произнесла я, чувствуя, как замирает все мое нутро.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |