Диссертация доктора Майзена

Братские разборки

Воскресное утро Лавр Михайлов неожиданно даже для себя начал с физзарядки. После десятка наклонов он вспотел и обрадовался, это алкоголь выходит. Сходил в душ и побрился, чем снова удивил сам себя, потому что по выходным Лавр обычно ходил с щетиной. Освежившись французским одеколоном, который он обычно приберегал, надел свежую рубашку, подумал и погладил брюки. В таком виде, браво улыбнувшись в зеркало, Лавр собрался прогуляться по парку. Настроение было отличным.

Не надо груз на душе держать, думал эксперт, начищая туфли пахучим кремом. Вон как полегчало после исповеди в пивной. И в церковь не надо ходить, и на психотерапевта тратиться.

В дверях звякнул ключ в замке. В квартиру зашёл Давид, высокий, стройный парень со слегка надменным лицом, что свойственно самоуверенным молодым людям.

Лавр почувствовал, что на него снова накатывается тягучее, противное расслабление. К нему вернулся страх. Но эксперт был уже не тот, что несколько дней назад. Он прошёл испытание нервов и немного закалился, но не поумнел. Взглянув на брата с тоской и злобой, Лавр неожиданно даже для себя заорал: "Ты зачем её убил, придурок!"

Давид растерялся. Всё-таки он был младшим братом и привык побаиваться Лавра.

— Ты что орёшь?! — быстро пробормотал Давид и попятился. — Кого я убил?

Чувствуя его слабость, Лавр ткнул его пальцем в грудь, и не зная, как выплеснуть зло и страх, которые, оказывается, всё ещё сидели в нём, схватил со стола какую-то книгу и поднатужась, вырвал оттуда горсть листов.

— С ума сошёл совсем?! — Давид выдохнул. — Ну-ка, успокойся, расскажи, что случилось?

Он помотал головой и сел на стул. Подвинул к себе изуродованную книгу, это оказался "Русский застенок" Анисимова, покачал головой и взглянул на брата.

Тот, ослабевший от внезапной вспышки, стоял, сжимая в руке изодранные страницы. Лицо его расслабилось, как-то стекло вниз, рот приоткрылся. Лавр вздохнул, и тоже присел. Вырванные листы он положил на стол. Рассеянный взгляд мелькнул по ним, буквы сложились в слова "редкий вид казни копчение заживо".

— На кинжале, которым убили Элизу Босуорт, твой биологический материал, — Лавр вздохнул. — И на поляне за берёзами трава вытоптана. Ты стоял там и ждал, когда придурок этот сознание потеряет, а потом зарезал девчонку.

Эксперт не понимал, что он говорит то, что укладывается в его версию событий, придуманную им же. Другие факты, которые бы не согласовались с ней, он бы просто не принял.

Но Давид испугался. Как и многие обыватели, никогда не попадавшие в острые жизненные ситуации, он растерялся и потерял способность соображать. К тому же возраст — двадцать лет, не позволил ему накопить житейского опыта. Да и просмотры сериалов, где сыщики лихо ловили злодеев с помощью экспертов, дали о себе знать. В одном из любимых народом многосерийных фильмов именно биоматериалы, оставленные преступниками на месте убийства или ограбления, выводили на их след. Всё это мгновенно ударило по нервам Давида. Поэтому он вздрогнул, услышав слова брата и инстинктивно, как большинство людей, не понимая даже, что говорит, закричал, что знать не знает никакого кинжала, и никого он не убивал. Криком же инстинктивно Давид пытался отогнать опасность, как его предки, сто тысяч лет назад жившие в пещерах, отпугивали хищников-людоедов.

Лавр, услышав его вопль, как-то сразу убедился в том, что Давид виновен. Если бы не убивал, не орал бы так, а спокойно оправдался. Да как тут оправдаешься, с рукоятки кинжала биоматериалы на сто процентов свидетельствуют о причастности.

— Заткнись! — прикрикнул Лавр. — Я всё спрятал.

— Что спрятал? — Давид сидел на стуле, весь съёжившись и подобравшись. Древние инстинкты заставили его собраться в комок, защищаясь. — Что ты спрятал?

Тут в дверь позвонили. Эксперт встал и пошёл открывать, не думая кто там может быть, просто по привычке. По пути он обернулся, глянул на брата, открыл рот, но ничего не сказал.

За дверью, на площадке стоял начальник уголовного розыска Александр Примак с двумя угрюмыми сыщиками.

— Привет, Лавр, — сказал он. — Брат дома? Разговор к нему есть.

Эксперт оцепенел. Он пропустил оперативников и стоял, уставившись пустым взглядом в дверной проём.

Из квартиры донёсся хриплый крик брата: "Я не убивал!"

Обоих Михайловых отвезли в полицию. Давида арестовали, с Лавра взяли подписку о невыезде и забрали ключи от служебных помещений и удостоверение.

Находясь в расстроенном состоянии, он был не в силах что-то придумать и честно, подробно рассказал, как проводил экспертизу, и что сделал незаконного, и как укрыл брата. Тут же Примак провёл очную ставку между ними. Он сделал это не для получения дополнительных улик, а чтобы окончательно лишить сил на сопротивление младшего Михайлова. Под угрожающими, тяжёлыми взглядами оперативников тому стало страшно, как никогда в жизни. Тем более что Лавр подробно рассказал при нём, опустив голову, как обнаружил его биоматериалы, как запомнил вытоптанную траву.

— Ну что!? — громко выкрикнул Примак, глядя в перепуганные глаза Давида. — Ты убил?!

Тот, желая только поскорее избавиться от ужаса допроса, никак не могущий собраться, закивал головой. Парню было страшно, как никогда в жизни. Он вдруг ощутил, что если не сознается в убийстве, то его самого убьют. Один из сыщиков, уловив его настроение, вытащил пистолет и достал из него магазин с патронами. Потом резко, с громким щелчком загнал его обратно в рукоятку. Давид дёрнулся, голова затряслась.

— Что ты башкой машешь? — прогудел один из сыщиков. — Ты говори. Ты убил?

И быстрым, внезапным движением положил на стол пистолет, ствол которого был направлен на Давида. Парень вздрогнул, отшатнулся, но тут же обмяк и прошептал: "Да".

— Громче! — потребовал Примак.

— Да, да, это я убил, — запинаясь, произнёс Давид и затрясся.

Потом его допрашивали, он со всем соглашался. Рассказал, что был знаком с Элизой давно, но они разошлись, а она его доставала. Звала его на озеро поговорить, а он, а он. Тут Давид поднял голову и с надеждой посмотрел на Примака. Начальник уголовного розыска, сидевший с сурово выпяченной нижней губой, резким голосом подсказал: "А ты убил её!"

— Да, я убил, — парень опустил голову. Он подписал, не читая, бланк протокола, на него надели наручники и увели в арестный кабинет. Сидя один в камере, Давид чувствовал облегчение. Его больше не мучили, не стращали, он вдруг осознал, что даже дышать стало легче, несмотря на смрадный запах камеры. Признание в убийстве не пугало его, общение с сыщиками страшило гораздо больше. Давид ещё не осознал, что с ним произошло.

Лавра вывели на улицу и не попрощались. Благоухая одеколоном, бывший эксперт еле добрёл до скамейки в скверике, рухнул на неё и зарыдал.

Сыщики, довольные работой, собрались в кабинете Примака.

— Я решил не ждать до понедельника, — тот вытащил из сейфа бутылку виски, упаковку сыра и банку маслин. — Подумал утром сегодня, надо брать. Как раз выходной, все расслаблены. Самое время. И нормально получилось.

— Ага, — поддержали его коллеги. Распив бутылочку, они ещё немного поговорили. Между делом Примак распорядился завтра отпустить паренька с экземой. Сегодня генерала нет, некому подписать постановление.

— И правда ведь, не виноват оказался, — сказал один из сыщиков, закуривая. — А этот Давид хлипкий совсем.

— Молодой, натворил делов, — Примак тоже вытащил сигареты. — А надавили, и сломался.

— А что с Лавром будет? — поинтересовался у него третий сыщик. — Он же, считай, тоже преступление совершил. Превышение там, злоупотребление.

— Да уволят по собственному желанию, — начальник уголовного розыска вздохнул. — Жалко, хороший эксперт был. Вот подставил его братец. И ведь выхода никакого не было у него. Сами-то что бы на его месте делали?

— Даже думать об этом не хочу, — спрашивавший оперативник потряс бутылкой, рассматривая её на свет. — Может, ещё одну взять?

— Я вам сейчас дам, — Примак вытащил из сейфа ещё такой же виски. — Только к себе идите. Я ещё подумаю тут, как что дальше делать.

Сыщики молча поднялись, потушили сигареты в пепельнице и ушли. Один из них, помоложе, убежал в магазин, купить закуски.

Начальник уголовного розыска размышлял. Алкоголь расширил сосуды, кровь текла по ним легко и быстро, мозг работал без напряжения.

Убийство раскрыто, преступник задержан. С Лавром всё ясно, будет уволен. Что ещё? А ничего, ситуация разрешена. Он улыбнулся, вспомнив доктора Майзена. Всё невиновно осужденных ищет. Надо позвонить ему, разочаровать, что по этому делу накажут истинного убийцу. Пусть отложит свою диссертацию пока. До лучших времён.

Для него лучших, подумал Примак. А для меня худшие. Он набрал номер психолога и сообщил ему, что убийца Элизы Босуорт сегодня задержан и во всём признался. Из его личности он не стал строить тайны, всё равно завтра про это станет известно, и рассказал, что это Давид Михайлов.

— Его биоматериал на ручке кинжала был, — сказал он, не раскрывая подробностей.

— Ах вот как, — как показалось Примаку, с каким-то облегчением ответил Майзен. — Ну что же, поздравляю. А переговорить с ним можно будет?

— Организуем, — весело заверил его сыщик. — Ну, всего хорошего. Заходите, всегда рад вас видеть.

Воскресенье закончилось на мажорной для уголовного розыска ноте, а понедельник принёс проблемы. Дежурный принёс Примаку зарегистрированное по всей форме чистосердечное признание Никодима Шулюпина в убийстве Элизы Босуорт. Сыщик положил его рядом с протоколом допроса Давида Михайлова и довольно улыбнулся.

— Спасибо, можете идти, — он отпустил дежурного и закурил, развалившись на мягком стуле. — Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай!

Примак взял признательные документы, помотал по ним весёлым взглядом и усмехнулся: — Бывает же такое! Умеем работать, когда захотим.

Затушив сигарету, начальник уголовного розыска взглянул на часы, утреннее совещание генерала с заместителями уже должно окончиться. Он позвонил в приёмную начальника полиции. Откликнувшаяся на звонок секретарша сказала, что к Алданцеву зашёл доктор Майзен и генерал велел ни с кем не соединять до конца разговора, кроме министерских вызовов.

— Спасибо, — Примак положил трубку и принялся читать сводку преступлений за выходные. И вдруг он напрягся и медленно перечитал сообщение об убийстве "В кустах возле чебуречной найдено тело мужчины со страховым свидетельством на имя Виктора Егоровича Петрова с многочисленными ножевыми ранениями". Одежда, так-так, наколка на плече — иероглиф, на затылке татуировка в виде глаза. Точно, "Штирлиц"! Убийство не раскрыто. А что, если это Лавр Михайлов догадался, кто его заложил? И зарезал Петрова?

Примак немного подумал, позвонил Аркадию Томуту и велел немедленно ехать на квартиру к бывшему эксперту и посмотреть, что тот делает.

Через полчаса Томут сообщил, что Лавр со страшного перепою, уже похмелился, сидит на кухне с бутылкой водки и ревёт, причитая что-то вроде "Я сам его убил, зачем я его убил!". На вопросы не реагирует, видимо, скоро уснёт.

Начальник уголовного розыска распорядился оставить кого-нибудь из оперативников в квартире Лавра, а Томуту ехать обратно. Потом он посмотрел на часы и от досады громко постучал зубами — надо к генералу идти, а этот доктор до сих пор уйти не может!

Нож в кустах

Эдик Трапонов вспоминал, и руки его тряслись от сладостного возбуждения. Взяв кружку с остывшим уже кофе, отпил немного, и подслащённый сгущённым молоком напиток показался ему солёным.

— Это же кровь! — торкнулось в груди сердце. — Я пью кровь!

Впервые Эдик убил нечаянно. Получилось совершенно внезапно, без всякой подготовки, но удовольствия от этого, оказывается, можно получить столько же, как и от продуманного убийства.

Он тронул экран планшета, и по нему поползла новостная лента понедельника. "Убийство в пивной!", "Кружка, полная крови!", "Резал, резал и дорезал!", — мелькали там ссылки на посты криминальных блогеров. Один из них случайно оказался первым возле убитого, и даже уверял своих читателей, что видел убегающего убийцу. Но задержать его не смог, так как снимал покойника на мобильник и лихорадочно постил новость в своём аккаунте. Официальная же сводка полиции сухо сообщала о находке трупа мужчины возле пивной около речного вокзала.

Эдик успокоился. Пожевав бутерброд с килькой и запив его кофе, он полез доставать свои папки. Раскрыв учётный журнал, задумался.

Вдруг внутри у него стало жарко. Появилось желание, сильное, неодолимо влекущее его сознаться в убийстве. Прикрыв глаза, Эдик даже застонал. Ему представились толпы блогеров, журналистов, любопытных соседей. Вспышки камер мобильников, щелчки фотоаппаратов. И слава! Мгновенная слава на всю страну. А если узнают про остальных мертвяков, то говорить про него будут долго, и не забудут вовеки. Маньяков не забывают, нет. Про них пишут книги, снимают фильмы, изучают учёные.

Пиво Эдик не уважал, он вообще не принимал спиртное. Слабость, потеря контроля над собой, потом утреннее раскаяние, стыд, и страх, что проболтался о своих делах. Но в воскресенье, гуляя по набережной, увидев, с каким удовольствием мужики пьют пенное на лавочках, обдуваемые ветерком с реки, Эдик не выдержал. Всё-таки он крутой мужик, а такие без пива не мыслимы. Это такое оправдание придумал на ходу Трапонов.

Взяв пару кружек и выбрав с пяток вяленых хвостов, Эдик уселся за столик, где уже попивал пивко какой-то мужик. Познакомились, поговорили.

Потом взяли ещё. И за что же он его убил? А, точно, тот стал делать намёки, непристойные намёки на ущербность Эдика.

Да, да. Он сказал, как же это он сказал? Неполноценный, нет, не так, дефективный? Вот гадство, забыл, как мужик выразился. Но получилось очень обидно. Самое оскорбительное было то, что Эдик не понял, с чего это мужик начал обзываться. Но Трапонов был тёртым убийцей, человеком с железными нервами. Он не дрогнул ни одним мускулом, а лицо сохраняло дружелюбное выражение, пока мужик поносил его последними словами.

А что было потом? А дальше Эдик попрощался с ним, пожал руку. Ха-ха, какая озадаченная рожа была при этом у придурка. Он даже рот приоткрыл. Думал, наверно, что с ним драться станут. А зачем драться? Не надо драться.

Обида от слов незнакомого мужика выхлестнула из мозга лёгкий пивной хмель. Мысли стали чёткими, ясными.

Купив у стойки пачку сигарет, Эдик о чём-то порасспрашивал продавщицу. Он не курил и попытался сделать так, чтобы в пивной запомнили, как он уходил.

Устроившись на лавочке метрах в ста от отдыхающих мужиков, Трапонов следил за оскорбителем. Самого Эдика видно не было, сиреневые кусты надёжно прикрывали его.

Обидчик, не подозревая, что своим языком навлёк уже страшную беду на свою голову, сидел долго, выпивая кружку за кружкой. Потом он наконец встал и побрёл в сторону кустов, облегчиться. Нужник был и в пивной, но профессионалы пивного дела предпочитали делать это на улице, в природных условиях.

Здесь-то Эдик его и грохнул. Несколько ударов ножом, с которым Трапонов никогда не расставался, колющие и режущие удары, от которых млело сердце.